Руль был рад этому обстоятельству, потому что мог теперь утверждать, что богатая добыча получена только руками людей Тульки; им полагалась таким образом лучшая доля во время дележа. Охотники Тульки развели громадный костер, освещавший далеко кругом дно оврага. Прежде всего они отрезали медведю лапы и, как лакомое блюдо, поджарили их. Руль, со вчерашнего утра ничего не евший, не хотел сесть за еду без сына.
— Руламан! — крикнул он, — скажи друзьям, чтобы они спустили тебя на веревках. Только отталкивайся топором от скалы, а то острые края ее могут перерезать веревку.
Когда Руламан благополучно спустился. Руль нежно обнял сына и сказал:
— Наконец-то старая Парра перестанет упрекать нас! Жаль, что теперь лето: зимой мы бы привезли ей на санях всего буррию. Руль хорошо знал, что лежащий перед ним лев был тот самый, который убил тридцать лет назад его отца. Он знал, что старый лев-самец всегда закрепляет за собой определенную местность для охоты и господствует там, не допуская другого льва. Этот буррия был хорошо известен охотникам и много лет подряд наводил ужас на все живущее вблизи его жилья. Уже десятки лет жил он здесь без самки, как последний представитель своей породы в этой местности.
После обеда началась тяжелая работа снимания шкур со зверей. В вытянутом положении оба чудовища были огромны: лев в три раза превышал рост человека, медведь, вследствие своей толщины, казался еще крупнее. Шерсть пещерного льва была черная с серым и желтым, густая и волнистая, спасавшая его от холода лютой зимы. Гривы на шее у него вовсе не было. Шкуры этих чудовищ высоко ценились айматами. Носить в своем ожерелье страшные клыки и когти пещерного льва считалось очень почетным. Целый час провозились айматы над сниманием громадных шкур. Во время работы сыпались веселые шутки. Мясо льва айматы выбросили, как несъедобное; они чувствовали отвращение к мясу зверя, пожравшего при жизни столько людей.
Еще до снятия шкуры со льва Руль внимательно осмотрел его раны. Четыре из них, нанесенные копьями, едва сочились кровью, но рана, нанесенная стрелой Репо, произвела громадное разрушение и была смертельной.
— Наши четыре копья, — сказал Руль сыну, — только щекотали буррию; одна стрела Репо причинила ему смерть. Твой удар топора хоть и не оставил даже следа на голове буррии, но им ты спас меня. Он позвал Репо и, протягивая ему его смертоносную стрелу, с трудом вытащенную из горла льва, сказал:
— Тебе, как убийце буррии, принадлежат его зубы.
Репо обломал древко стрелы, а каменное острие тщательно спрятал, веря, как все айматы, что оно никогда теперь уже не даст промаха. Когда охотники, покончив со шкурами, принялись готовить себе обед из внутренностей медведя, с левой стороны оврага показался Ангеко со своими людьми. Соблазнительный запах жарившихся медвежьих лап достиг края оврага и возбудил нетерпение любившего полакомиться вождя Гуки. Им овладело беспокойство, что обитатели Тульки назначат ему при дележе добычи слишком малую долю. Он ясно видел освещенных костром охотников, счастливых и пирующих, но спуститься вниз не было никакой возможности; спуск же на веревках он считал для себя, как для важной особы, просто неприличным. Он решил предпринять довольно длинный обход, чтобы найти более подходящий спуск на дно оврага.
Только через два часа раздосадованный Ангеко подоспел к роскошному угощению. Руль усадил его с почетом на разостланную шкуру медведя, поместив позади одного из его людей с любимым филином старика. Сам Руль с сыном сел против Ангеко. Первый кусок медвежьего сердца был предложен гостю.
Руль рассказал Ангеко о прибытии белых калатов и об их хижинах на берегу Мамонтова озера. Он просил Ангеко употребить все его влияние, чтобы объединить разрозненные племена айматов и сообща прогнать непрошенных пришельцев, Ангеко, напротив, советовал подождать с решительными действиями и на первых порах встретить их дружелюбно. Стало светать. Шесть человек, подвесив тушу медведя на шесты, подняли ее на плечи и понесли. Четверо других несли обе шкуры. Оба начальника и Руламан были избавлены от тяжести. Четвертую часть медвежьего мяса получил Ангеко для своей пещеры.
Дорога была чрезвычайно утомительна для тяжело нагруженных айматов: сначала они пробирались через густой сосновый лес, а потом карабкались по склону горы среди крутых скал, валунов, колючих кустарников и упавших деревьев. Им пришлось проходить мимо «Озера Жизни», как называли айматы большое глубокое и прозрачное озеро на равнине, окруженной могучими тисами. Озеро это считалось священным; около него находилась подземная пещера, недоступная человеку и населенная, по мнению айматов, душами умерших добрых людей. У «Озера Жизни» утомленные охотники остановились, сбросили ноши и, растянувшись на берегу, напились прохладной воды. Потом они все бросились купаться, и плавали и ныряли, как выдры. После купанья, освеженные и счастливые, они развели огонь и полакомились большим куском жирного мяса.
Дальше им пришлось идти в гору по дну извилистого оврага, по которому в дождливое время и весной, когда тают снега на горах, с бурной силой мчится поток; за оврагом снова шла равнина. Раз они увидели недалеко от себя стадо диких лошадей, но руки их были полны, им было не до охоты, и они пошли дальше, дав стаду ускакать. В конце равнины им попался труп оленя, но совершенно разложившийся и никуда негодный. Только рога его представляли ценную находку, и айматы захватили их с собой.
— Его загрызла рысь, — уверено сказал Руль сыну, — она прыгнула с дерева ему на спину и прокусила шею.
Войдя в лес, они увидели широкую и ровную тропинку, открывавшую вид на долину Арми.
— Это старая тропинка носорога, — объяснил Руль. — Мне не пришлось видеть ни одного живого носорога. Эта тропинка проложена последним из них, живших в нашей местности. Говорят, что он пятнадцать лет каждый день ходил по ней к источнику. Все тогда боялись приближаться к этим местам: ведь носорог даже больше буррии. Раз мой отец нашел его мертвым в камышах болота, и его зубы, как драгоценность, до сих пор хранятся у Парры. Два человека несли тогда его голову и два других его шкуру; на носу у него были два громадных рога и передний был с меня ростом. Кожу его никак не могли разрезать, до того она была толста; мясо тоже никуда не годилось: было твердое и невкусное. Одна Парра сумела как-то из клочков его кожи сварить прозрачную мягкую кашу, которую она с удовольствием ела, а из рогов сделала порошок, которым останавливала кровь. Она любит старых, ушедших от нас животных; из них остался один мамонт, да и тот встречается очень редко. Племя Налли — двоюродные братья старой Парры — истребило их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Руламан! — крикнул он, — скажи друзьям, чтобы они спустили тебя на веревках. Только отталкивайся топором от скалы, а то острые края ее могут перерезать веревку.
Когда Руламан благополучно спустился. Руль нежно обнял сына и сказал:
— Наконец-то старая Парра перестанет упрекать нас! Жаль, что теперь лето: зимой мы бы привезли ей на санях всего буррию. Руль хорошо знал, что лежащий перед ним лев был тот самый, который убил тридцать лет назад его отца. Он знал, что старый лев-самец всегда закрепляет за собой определенную местность для охоты и господствует там, не допуская другого льва. Этот буррия был хорошо известен охотникам и много лет подряд наводил ужас на все живущее вблизи его жилья. Уже десятки лет жил он здесь без самки, как последний представитель своей породы в этой местности.
После обеда началась тяжелая работа снимания шкур со зверей. В вытянутом положении оба чудовища были огромны: лев в три раза превышал рост человека, медведь, вследствие своей толщины, казался еще крупнее. Шерсть пещерного льва была черная с серым и желтым, густая и волнистая, спасавшая его от холода лютой зимы. Гривы на шее у него вовсе не было. Шкуры этих чудовищ высоко ценились айматами. Носить в своем ожерелье страшные клыки и когти пещерного льва считалось очень почетным. Целый час провозились айматы над сниманием громадных шкур. Во время работы сыпались веселые шутки. Мясо льва айматы выбросили, как несъедобное; они чувствовали отвращение к мясу зверя, пожравшего при жизни столько людей.
Еще до снятия шкуры со льва Руль внимательно осмотрел его раны. Четыре из них, нанесенные копьями, едва сочились кровью, но рана, нанесенная стрелой Репо, произвела громадное разрушение и была смертельной.
— Наши четыре копья, — сказал Руль сыну, — только щекотали буррию; одна стрела Репо причинила ему смерть. Твой удар топора хоть и не оставил даже следа на голове буррии, но им ты спас меня. Он позвал Репо и, протягивая ему его смертоносную стрелу, с трудом вытащенную из горла льва, сказал:
— Тебе, как убийце буррии, принадлежат его зубы.
Репо обломал древко стрелы, а каменное острие тщательно спрятал, веря, как все айматы, что оно никогда теперь уже не даст промаха. Когда охотники, покончив со шкурами, принялись готовить себе обед из внутренностей медведя, с левой стороны оврага показался Ангеко со своими людьми. Соблазнительный запах жарившихся медвежьих лап достиг края оврага и возбудил нетерпение любившего полакомиться вождя Гуки. Им овладело беспокойство, что обитатели Тульки назначат ему при дележе добычи слишком малую долю. Он ясно видел освещенных костром охотников, счастливых и пирующих, но спуститься вниз не было никакой возможности; спуск же на веревках он считал для себя, как для важной особы, просто неприличным. Он решил предпринять довольно длинный обход, чтобы найти более подходящий спуск на дно оврага.
Только через два часа раздосадованный Ангеко подоспел к роскошному угощению. Руль усадил его с почетом на разостланную шкуру медведя, поместив позади одного из его людей с любимым филином старика. Сам Руль с сыном сел против Ангеко. Первый кусок медвежьего сердца был предложен гостю.
Руль рассказал Ангеко о прибытии белых калатов и об их хижинах на берегу Мамонтова озера. Он просил Ангеко употребить все его влияние, чтобы объединить разрозненные племена айматов и сообща прогнать непрошенных пришельцев, Ангеко, напротив, советовал подождать с решительными действиями и на первых порах встретить их дружелюбно. Стало светать. Шесть человек, подвесив тушу медведя на шесты, подняли ее на плечи и понесли. Четверо других несли обе шкуры. Оба начальника и Руламан были избавлены от тяжести. Четвертую часть медвежьего мяса получил Ангеко для своей пещеры.
Дорога была чрезвычайно утомительна для тяжело нагруженных айматов: сначала они пробирались через густой сосновый лес, а потом карабкались по склону горы среди крутых скал, валунов, колючих кустарников и упавших деревьев. Им пришлось проходить мимо «Озера Жизни», как называли айматы большое глубокое и прозрачное озеро на равнине, окруженной могучими тисами. Озеро это считалось священным; около него находилась подземная пещера, недоступная человеку и населенная, по мнению айматов, душами умерших добрых людей. У «Озера Жизни» утомленные охотники остановились, сбросили ноши и, растянувшись на берегу, напились прохладной воды. Потом они все бросились купаться, и плавали и ныряли, как выдры. После купанья, освеженные и счастливые, они развели огонь и полакомились большим куском жирного мяса.
Дальше им пришлось идти в гору по дну извилистого оврага, по которому в дождливое время и весной, когда тают снега на горах, с бурной силой мчится поток; за оврагом снова шла равнина. Раз они увидели недалеко от себя стадо диких лошадей, но руки их были полны, им было не до охоты, и они пошли дальше, дав стаду ускакать. В конце равнины им попался труп оленя, но совершенно разложившийся и никуда негодный. Только рога его представляли ценную находку, и айматы захватили их с собой.
— Его загрызла рысь, — уверено сказал Руль сыну, — она прыгнула с дерева ему на спину и прокусила шею.
Войдя в лес, они увидели широкую и ровную тропинку, открывавшую вид на долину Арми.
— Это старая тропинка носорога, — объяснил Руль. — Мне не пришлось видеть ни одного живого носорога. Эта тропинка проложена последним из них, живших в нашей местности. Говорят, что он пятнадцать лет каждый день ходил по ней к источнику. Все тогда боялись приближаться к этим местам: ведь носорог даже больше буррии. Раз мой отец нашел его мертвым в камышах болота, и его зубы, как драгоценность, до сих пор хранятся у Парры. Два человека несли тогда его голову и два других его шкуру; на носу у него были два громадных рога и передний был с меня ростом. Кожу его никак не могли разрезать, до того она была толста; мясо тоже никуда не годилось: было твердое и невкусное. Одна Парра сумела как-то из клочков его кожи сварить прозрачную мягкую кашу, которую она с удовольствием ела, а из рогов сделала порошок, которым останавливала кровь. Она любит старых, ушедших от нас животных; из них остался один мамонт, да и тот встречается очень редко. Племя Налли — двоюродные братья старой Парры — истребило их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33