Или дело тут было не в слезах? Почему же он не отвечает?
– Мне надо закончить тунику, которую я шью для тебя. Может, я опять оставила иголку на камине?
Голос Гая звучал очень странно, как будто что-то мешало ему говорить.
– Я поищу твою иголку, любимая. Ты пока поспи.
– Нет, Клаудия, тебя нельзя спать! – закричал Данте, когда она послушно закрыла глаза. – Это действует ад, cara! He засыпай!
Но Клаудия не в силах была бороться со сном. Был уже столь поздний час, и она так устала за день. Погружаясь в забытье, она услышала звук голоса Гая, полный какого-то неизвестного ей чувства. Правда, слова его показались ей знакомыми.
– Если она умрет, ты умрешь вместе с ней.
Желание убивать заполняло сознание Гая. Его удивила собственная кровожадность – он никогда не считал себя особенным любителем насилия. Зрелище мучающейся Клаудии удесятеряло его жажду уничтожить что-нибудь или кого-нибудь. Последние два дня ее постоянно рвало – так сильно, что каждый раз открывалось кровотечение раны, пока наконец ее не прижгли раскаленным добела ножом. Никто не обратил внимания на отчаянные уверения Клаудии, что небольшое кровотечение ей не повредит. Данте выполнил эту ужасную операцию, пока остальные крепко держали девушку.
Гаю казалось, что крики Клаудии будут сниться ему в кошмарах до конца его дней. Каждый раз при взгляде на Данте он вспоминал запах горящей плоти и вид обожженной нежной белой кожи. Гай боялся, что Клаудия не выдержит суровые методы врачевания, применяемые ее братом.
Долгие часы после этого Клаудия лежала без сознания. День сменился ночью, но Гай никак не мог заставить себя покинуть ложе больной. Сперва он должен был увериться, что она будет жить. Данте тоже, не смыкая глаз, охранял покой Клаудии, и это было для Гая тяжелейшим испытанием его силы воли. Он не мог позволить себе выдать то, что происходило у него в душе – Клаудия не должна была знать об опасности своего положения, а Данте – о подлинных чувствах Гая, Не было никаких сомнений, что Данте использует все слова и поступки Гая против него. Пристально наблюдая за Клаудией в поисках следов выздоровления, не менее тщательно Данте изучал Гая, пытаясь найти его уязвимые места. Нельзя было давать этому человеку возможность торжествовать над Монтегю. Гай не верил Данте, а теперь не верил и Клаудии. Когда она выздоровеет, он не даст ей ни одного повода заподозрить, что его сердце по-прежнему занято ею. Да, но что он будет делать, если она не выживет?
Гай попытался утешиться, представляя себе, как подвергает Данте самым ужасным мукам на свете. Однако, как ни странно, присутствие этого молчаливого человека не столько питало гнев Гая, сколько внушало надежду. Гай так хорошо успел изучить Клаудию, что даже ее брат не составлял теперь для него загадки. Выражение безграничного горя ушло из этих знакомых зеленых глаз, и его сменило сумрачное облегчение. Теперь Гай знал, что Клаудия будет жить.
Он повращал головой, пытаясь расслабить мускулы, затекшие от долгих часов напряженного ожидания. Масляная лампа, стоящая на походном сундуке рядом с дверным проемом, тускло освещала большой шатер. Ночной ветер шевелил складки полога, прикрывавшего вход, и пламя отбрасывало на стены странные, изломанные тени. Вместе с ветром в шатер проник слабый запах дождя, и вдалеке раскатисто прогрохотал гром. Внезапная вспышка молнии возвестила о приходе бури.
Клаудия застонала, и Гай сжал кулаки, изо всех сил сопротивляясь желанию коснуться ее, заключить в ласковые объятия, смягчить ее страдания. Однако боль, мучавшая ее, судя по всему, отступала, и теперь Клаудия. просто мирно спала. Порыв ураганного ветра сотряс стены шатра, но она даже не пошевелилась.
– Когда она проснется? – спросил Гак. Данте провел рукой по глазам, борясь со сном.
– Завтра, может быть, раньше. Я дал ей довольно слабое снотворное. Нельзя было рисковать – в ее организме еще слишком много яда.
– Слишком много твоего яда, – уточнил Гай. Удары грома заглушали их тихую беседу. – Мне не терпится увидеть, как ты будешь расплачиваться за это преступление. Я, возможно, убью тебя, даже если она выживет.
– Что ж, попытайтесь, – произнес Данте, скрещивая руки на груди. Однако в позе его было больше усталости, чем вызова. – В данный момент я не расположен сражаться.
смогу быть уверен, что Клаудию больше не поразят кинжал, пущенный рукой труса.
– Возможно, вы правы.
Гай некоторое время оставался безмолвен.
– Полагаю, бесполезно пытаться вывести тебя на себя. Я некогда не встречал человека, которого настолько не заботят его собственная судьба. Удивительно, что ты еще жив.
– Я проживу еще достаточно, чтобы разрушить твои планы относительно моей сестры, – сказал Данте. – Кроме Клаудин, из моей семьи не осталось никого в живых. Одного Кьявари вы уже убили, и еще одной смерти я не допущу.
Гай поднял бровь.
– Неужели ты думаешь, я позволю тебе вновь похитить ее у меня?
– В тот раз это было не так уж сложно сделать. – Данте потянулся и зевнул. – Когда она окажется за стенами монастыря, ни ты, ни твоя родня до нее не смогут добраться.
– Ты слишком самоуверен, – задумчиво произнес Гам. – Странно – ведь и ты, и твои рыцари находитесь у меня в плену. Тебя удерживают от цепей только твои медицинские познания. Когда твоя сестра придет в себя, ты мне будешь больше не нужен. Мало кто удивится, если с человеком, ведущим такую жизнь, как ты, случится несчастный случай. Почему-то я уверен, что многих такая новость только обрадует.
– Хорошенько подумайте перед тем, как убить меня, барон. Вы захватили не всех моих людей. У тех, кто остался на свободе, ясные приказы – в случае моего убийства вы подпишете себе смертный приговор. – Холодная улыбка коснулась губ Данте. – Кроме того, Клаудия никогда не сможет простить гибели второго ее брата от руки Монтегю.
– Ты зря полагаешь, будто я собираюсь учитывать чувства твоей сестры, – с невозмутимым видом произнес Гай, и самодовольная усмешка исчезла с лица Данте. – Мне не нужно ее расположение. В Клаудии меня интересует лишь ее приданое.
– Вы зря стараетесь меня обмануть, – сказал Данте. – Я видел вас в Монтегю. Я бы сказал, вы обращались с ней с большой нежностью.
– Я готов признать, что испытываю определенную привязанность к женщине, которую беру в постель. Но подмешанный в вино яд действует охлаждающе на чувства мужчины. Мне придется принять меры, чтобы в будущем подобные случаи не повторялись.
Гай ожидал, что Данте заявит о непричастности Клаудии к отравлению, о ее невиновности, в которой сам Гай не сомневался. Это была старая тактика поведения на торговых переговорах – если хочешь узнать, когда собеседник лжет, выясни, когда он говорит правду. К сожалению, Данте оказалось не так легко заманить в ловушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
– Мне надо закончить тунику, которую я шью для тебя. Может, я опять оставила иголку на камине?
Голос Гая звучал очень странно, как будто что-то мешало ему говорить.
– Я поищу твою иголку, любимая. Ты пока поспи.
– Нет, Клаудия, тебя нельзя спать! – закричал Данте, когда она послушно закрыла глаза. – Это действует ад, cara! He засыпай!
Но Клаудия не в силах была бороться со сном. Был уже столь поздний час, и она так устала за день. Погружаясь в забытье, она услышала звук голоса Гая, полный какого-то неизвестного ей чувства. Правда, слова его показались ей знакомыми.
– Если она умрет, ты умрешь вместе с ней.
Желание убивать заполняло сознание Гая. Его удивила собственная кровожадность – он никогда не считал себя особенным любителем насилия. Зрелище мучающейся Клаудии удесятеряло его жажду уничтожить что-нибудь или кого-нибудь. Последние два дня ее постоянно рвало – так сильно, что каждый раз открывалось кровотечение раны, пока наконец ее не прижгли раскаленным добела ножом. Никто не обратил внимания на отчаянные уверения Клаудии, что небольшое кровотечение ей не повредит. Данте выполнил эту ужасную операцию, пока остальные крепко держали девушку.
Гаю казалось, что крики Клаудии будут сниться ему в кошмарах до конца его дней. Каждый раз при взгляде на Данте он вспоминал запах горящей плоти и вид обожженной нежной белой кожи. Гай боялся, что Клаудия не выдержит суровые методы врачевания, применяемые ее братом.
Долгие часы после этого Клаудия лежала без сознания. День сменился ночью, но Гай никак не мог заставить себя покинуть ложе больной. Сперва он должен был увериться, что она будет жить. Данте тоже, не смыкая глаз, охранял покой Клаудии, и это было для Гая тяжелейшим испытанием его силы воли. Он не мог позволить себе выдать то, что происходило у него в душе – Клаудия не должна была знать об опасности своего положения, а Данте – о подлинных чувствах Гая, Не было никаких сомнений, что Данте использует все слова и поступки Гая против него. Пристально наблюдая за Клаудией в поисках следов выздоровления, не менее тщательно Данте изучал Гая, пытаясь найти его уязвимые места. Нельзя было давать этому человеку возможность торжествовать над Монтегю. Гай не верил Данте, а теперь не верил и Клаудии. Когда она выздоровеет, он не даст ей ни одного повода заподозрить, что его сердце по-прежнему занято ею. Да, но что он будет делать, если она не выживет?
Гай попытался утешиться, представляя себе, как подвергает Данте самым ужасным мукам на свете. Однако, как ни странно, присутствие этого молчаливого человека не столько питало гнев Гая, сколько внушало надежду. Гай так хорошо успел изучить Клаудию, что даже ее брат не составлял теперь для него загадки. Выражение безграничного горя ушло из этих знакомых зеленых глаз, и его сменило сумрачное облегчение. Теперь Гай знал, что Клаудия будет жить.
Он повращал головой, пытаясь расслабить мускулы, затекшие от долгих часов напряженного ожидания. Масляная лампа, стоящая на походном сундуке рядом с дверным проемом, тускло освещала большой шатер. Ночной ветер шевелил складки полога, прикрывавшего вход, и пламя отбрасывало на стены странные, изломанные тени. Вместе с ветром в шатер проник слабый запах дождя, и вдалеке раскатисто прогрохотал гром. Внезапная вспышка молнии возвестила о приходе бури.
Клаудия застонала, и Гай сжал кулаки, изо всех сил сопротивляясь желанию коснуться ее, заключить в ласковые объятия, смягчить ее страдания. Однако боль, мучавшая ее, судя по всему, отступала, и теперь Клаудия. просто мирно спала. Порыв ураганного ветра сотряс стены шатра, но она даже не пошевелилась.
– Когда она проснется? – спросил Гак. Данте провел рукой по глазам, борясь со сном.
– Завтра, может быть, раньше. Я дал ей довольно слабое снотворное. Нельзя было рисковать – в ее организме еще слишком много яда.
– Слишком много твоего яда, – уточнил Гай. Удары грома заглушали их тихую беседу. – Мне не терпится увидеть, как ты будешь расплачиваться за это преступление. Я, возможно, убью тебя, даже если она выживет.
– Что ж, попытайтесь, – произнес Данте, скрещивая руки на груди. Однако в позе его было больше усталости, чем вызова. – В данный момент я не расположен сражаться.
смогу быть уверен, что Клаудию больше не поразят кинжал, пущенный рукой труса.
– Возможно, вы правы.
Гай некоторое время оставался безмолвен.
– Полагаю, бесполезно пытаться вывести тебя на себя. Я некогда не встречал человека, которого настолько не заботят его собственная судьба. Удивительно, что ты еще жив.
– Я проживу еще достаточно, чтобы разрушить твои планы относительно моей сестры, – сказал Данте. – Кроме Клаудин, из моей семьи не осталось никого в живых. Одного Кьявари вы уже убили, и еще одной смерти я не допущу.
Гай поднял бровь.
– Неужели ты думаешь, я позволю тебе вновь похитить ее у меня?
– В тот раз это было не так уж сложно сделать. – Данте потянулся и зевнул. – Когда она окажется за стенами монастыря, ни ты, ни твоя родня до нее не смогут добраться.
– Ты слишком самоуверен, – задумчиво произнес Гам. – Странно – ведь и ты, и твои рыцари находитесь у меня в плену. Тебя удерживают от цепей только твои медицинские познания. Когда твоя сестра придет в себя, ты мне будешь больше не нужен. Мало кто удивится, если с человеком, ведущим такую жизнь, как ты, случится несчастный случай. Почему-то я уверен, что многих такая новость только обрадует.
– Хорошенько подумайте перед тем, как убить меня, барон. Вы захватили не всех моих людей. У тех, кто остался на свободе, ясные приказы – в случае моего убийства вы подпишете себе смертный приговор. – Холодная улыбка коснулась губ Данте. – Кроме того, Клаудия никогда не сможет простить гибели второго ее брата от руки Монтегю.
– Ты зря полагаешь, будто я собираюсь учитывать чувства твоей сестры, – с невозмутимым видом произнес Гай, и самодовольная усмешка исчезла с лица Данте. – Мне не нужно ее расположение. В Клаудии меня интересует лишь ее приданое.
– Вы зря стараетесь меня обмануть, – сказал Данте. – Я видел вас в Монтегю. Я бы сказал, вы обращались с ней с большой нежностью.
– Я готов признать, что испытываю определенную привязанность к женщине, которую беру в постель. Но подмешанный в вино яд действует охлаждающе на чувства мужчины. Мне придется принять меры, чтобы в будущем подобные случаи не повторялись.
Гай ожидал, что Данте заявит о непричастности Клаудии к отравлению, о ее невиновности, в которой сам Гай не сомневался. Это была старая тактика поведения на торговых переговорах – если хочешь узнать, когда собеседник лжет, выясни, когда он говорит правду. К сожалению, Данте оказалось не так легко заманить в ловушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97