— Сантьяго, я обожаю тебя, — объявила она, мечтательно подперев щеку ладонью.
Он сделал глоток красного вина, вытер губы салфеткой и поманил Серафину пальцем. Она надменно выпрямилась и возмущенно воскликнула:
— Что это значит?.. Ты подзываешь меня, как султан невольницу?!
— Я лишь хочу доставить тебе удовольствие, принцесса. — Дариус взял из вазы сочную клубнику и обмакнул ее в свой бокал с вином. Затем с озорным взглядом он показал ягоду Серафине и мягко сказал: — Хочешь? Подойди и возьми.
— А-а, так это лакомство для меня? — Она, смеясь, привстала и потянулась к нему через стол.
— Нет-нет, ты должна подойти и взять ее из моих рук. Если хочешь…
Улыбаясь дьявольской соблазнительной улыбкой, Дариус завлекал девушку, пока она не взобралась на стол и не поползла по нему медленно на четвереньках, сдвигая в сторону серебряные блюда.
— Вот приближается ко мне мой десерт, — пошутил Дариус.
Она рассмеялась:
— У вас неуемный аппетит!
— Поближе, поближе, — бормотал Дариус, отодвигая сочную ягоду, чтобы она маняще маячила рядом с ее губками, но не попадала ей в рот.
— Злодей, я же хочу ее! — надула губки принцесса.
— Подойди и возьми. Торопись, а то с нее стечет вино, — прошептал Дариус, показывая глазами на каплю вина, набухшую на кончике ягоды. — Лови ее, Серафина.
Она поймала языком каплю вина, облизнула крупную алую ягоду, которую он так и не выпустил из пальцев.
— Прекрасно, — прошептал Дариус. — Хочешь откусить кусочек?
Серафина открыла рот.
Дариус вновь отодвинул ягоду, темные глаза его смеялись, когда он переводил их с клубники на Серафину.
— Ага, не получишь… пока я не скажу. — Он приблизил ягоду к ее губам, провел по ним сочным кончиком.
Серафина приоткрыла рот, пристально глядя на Дариуса.
Закрыв глаза, она кончиком языка коснулась ягоды, затем открыла рот пошире и наполовину втянула ее в себя.
— Не кусать, — ласково распорядился Дариус. Нетерпеливо фыркнув, Серафина всосала клубничину целиком.
— Никогда не думал, что позавидую какому-то плоду, — заметил Дариус, вытягивая ягоду у нее изо рта.
Серафина рассмеялась:
— Так вот что называют «запретным плодом»!
— Тебе до смерти хочется ее проглотить. Правда? — прошептал он.
Она смущенно кивнула, томясь от предвкушения.
— Серафина, я должен признаться тебе, — продолжал Дариус, — что мной сейчас владеют вовсе не джентльменские чувства.
Она широко раскрыла глаза и, задорно поглядывая на него, со вкусом облизнулась.
— Никогда бы не подумала.
— Сорванец, — покачал головой Дариус, отпуская ягоду. — Ты выиграла.
— Как всегда, — улыбнулась она, съедая клубнику.
Когда Серафина легонько прихватила зубками его палец, дверь отворилась, и потрясенный лакей замер при виде принцессы, которая, стоя на четвереньках на обеденном столе, ела клубнику из рук своего охранника.
Серафина замерла.
Воцарилась полная тишина.
И вдруг Серафина расхохоталась.
Откинув голову, она встала на колени, а затем села, вытирая ладошкой рот. Между тем Дариус пригвоздил к месту злосчастного лакея убийственным взглядом.
Лакей побелел как полотно, ожидая наказания. — Свободен, — бросил Дариус невозмутимым тоном. Несчастный исчез в мгновение ока.
— Ну вот, ты накликал на нас беду! — пробормотала Серафина, перебираясь на свое место.
Дариус откинулся на спинку стула и поднял бокал с вином, но взгляд его стал таким непроницаемым, словно он принимал какое-то неприятное решение.
После обеда Дариус ослабил галстук и вышел на воздух покурить.
Серафина пошла за его гитарой, достала инструмент из черного кожаного футляра, принесла Дариусу и робко протянула ему. Ей было известно, как не любит он играть для кого-либо.
Нахмурясь, Дариус посмотрел на принцессу, затем сунул сигару в рот и взял гитару. Двигаясь с изяществом танцора, он уселся на ступеньку и, склонив голову к струнам, настроил инструмент.
Серафина спустилась с крыльца на лужайку, ступила в сочную прохладную траву и замерла, запрокинув голову к бесчисленным звездам и ясному месяцу.
Вокруг нее в кустах и деревьях звенели цикады, светлячки, сверкнув во мраке, тут же растворялись в нем. Над головой пролетали летучие мыши. Ветерок пробежал по кронам и стих.
Серафина ощущала необычайную легкость и какую-то светлую радость, как будто еще мгновение — и она взмоет ввысь и поплывет среди звезд… просто от счастья, переполнявшего ее. Вдруг сзади прозвучал первый тихий берущий за душу аккорд. Серафина знала, что ни в коем случае нельзя поворачиваться к Дариусу и смотреть, как он играет.
Гитара говорила за него. Так было всегда. И сегодня лилась простая мелодия, сладостная, задумчивая. Иногда она нежно трепетала, как колибри, замершая в воздухе над цветком, временами взмывала ввысь, невесомая, ритмичная, напоминая бешеный полет коня, слившегося с ветром.
Подчиняясь непонятному порыву, Серафина подняла руки, свела их над головой и закружилась в такт музыке. Не отрывая глаз от звезд, она танцевала свой по-детски бесхитростный танец. Дариус все видел и решил позабавиться, играя все быстрее и быстрее. Из-под его пальцев полились головокружительные ритмы фламенко, которые всегда казались Серафине чарующе-порочными, и она закружилась, как цыганка. Своей музыкой он управлял ею, ее телом и душой. Когда он закончил мелодию, девушка упала на траву, задыхаясь от смеха.
Серафина чувствовала на себе его взгляд, но все плыло у нее перед глазами, и смотреть на Дариуса она не могла.
— Какая же ты озорница, — пробормотал Дариус. И мир вокруг нее постепенно успокоился.
— Где ты научился играть? — спросила она.
— У старика, который выращивал быков на ферме рядом с поместьем моего отца.
— Как его звали?
— Дон Педро. Он был великий матадор. В детстве я часто ходил к нему посмотреть на быков. Хотел стать матадором, — добавил он, грустно засмеявшись.
— Неужели? Почему?
— Ах, они все такие великолепные. Стоят гордо, не дрогнув, когда на них несется гора ярости в две тысячи фунтов. Представляешь себе, какую для этого надо иметь выдержку, какое мужество? Тебе следует когда-нибудь посмотреть корриду. Однако поскольку ты любишь животных, то, вероятнее всего, ее возненавидишь…
— Так почему же ты не стал тореадором, Дариус?
— Зачем убивать животных, когда в мире столько мерзких людей? А теперь помолчи: у меня есть для тебя особая песня.
Серафина вновь уставилась на звезды, а Дариус заиграл совсем иную мелодию, печальную и странную. Принцесса никогда не слышала подобной. Пожалуй, она напоминала балладу средневекового трубадура о безответной любви или древний мавританский плач. Медленная и причудливая, с внезапно подрагивающими высокими нотами на фоне мрачного гудения басовых, создающих основной ритм, эта песнь была величавой и томительной, полной сдержанной страсти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83