— С придворными дамами, ищущими развлечений, куртизанками и шлюхами. Ты совсем другая, любовь моя. Чистая и сладкая. Ты моя жена.
— Разве не все женщины имеют одинаковые желания и сладострастные вожделения? — удивилась она.
— Не знаю! — выпалил он. — Я провел жизнь на королевской службе, Розамунда, и соединялся с женщинами наспех, с единственной целью получить удовольствие. Ты моя жена, и наши соития имеют целью произвести на свет детей, отпрысков чресл наших и нашей крови, а не ради развлечений или забавы.
— Но почему нет? — возразила Розамунда. — Почему бы нам не доставить себе радость, плодом которой и явятся дети, муж мой? Разве дети не появляются на свет от любви?
Почему наша страсть должна быть столь холодна?
— Ты права, — согласился он, склоняясь перед мудростью ее слов, и нежно улыбнулся в ее теплые карие глаза. — Я люблю тебя, Розамунда. А ты? Сможешь ли ты любить меня, сердце мое?
— Я еще не люблю тебя, — честно призналась она, — но, думаю, смогу полюбить. Ты и в самом деле любишь меня, Оуэн?
— — Всей душой. С самой первой встречи. Даже тогда я восхищался, как прекрасно ты держишься, несмотря на гнусное поведение и жадность Генри Болтона. Ты сумела дать ему отпор и не сломаться, невзирая на то что Хью Кэбота только что опустили в землю.
— О, разве дело во мне? Это твой своевременный приезд спас меня.
— Знаю, — кивнул он.
— Оуэн, сейчас не время для разговоров! — неожиданно воскликнула Розамунда. — В эту ночь я хочу стать женщиной, узнать все радости брачной постели. Ты шокирован?
Оуэн, немного подумав, покачал головой:
— Нет, скорее испытываю облегчение, ибо я схожу с ума от любви к тебе, невеста моя, и вожделение не дает мне покоя.
Он снова стал целовать ее, пока она не задохнулась.
— Я жажду ощутить твое копье в себе, — горячо прошептала она, посылая по его телу волну яростного желания. — Ты оседлаешь меня, как баран овечку?
— Мог бы, но не стану. Обычно женщина и мужчина соединяются, лежа друг к другу лицом. Ни о чем больше не спрашивай, Розамунда. Позволь показать, как я люблю и желаю тебя.
Он осыпал ее поцелуями. Их губы слились, языки играли друг с другом в прятки. Светлые волосы на его торсе щекотали ее грудь. Он почувствовал, как гладкие полушария расплющиваются под его весом.
Голова Розамунды шла кругом. Соски чуть покалывало от каждого прикосновения коротких завитков на его груди.
Она обняла его за шею, провела ладонями по широким плечам и, закрыв глаза, наслаждалась мириадами восхитительных ощущений, одолевающих ее. Неужели это и есть желание? Должно быть, да!
— О-о-о, муж мой, — прошептала она, прикусывая мочку его уха, не в силах себя сдержать.
Ее очевидное возбуждение воодушевило Оуэна. До сих пор он был осторожен, не зная, как она ответит на его всевозраставшую страсть. Он нежно погладил ее по мягким волосам. Темные ресницы лежали на ее щеках уснувшими мотыльками. Он впервые заметил, что на кончиках они золотистые. Ах, ему еще так много нужно узнать о своей жене!
Розамунда почувствовала, как что-то твердое упирается ей в бедро. Твердое и длинное.
Его плоть налилась и готова проникнуть в нее!
Ее сердце забилось еще сильнее. Его ладонь сжала ее венерин холмик и чуть надавила. Палец скользнул вдоль ее сомкнутых створок. Она тихо вскрикнула, когда он нашел ее бутон любви, уже расцветший предвкушением. Немного поиграв с ним, Оуэн проник в ее любовные ножны сначала одним пальцем, потом и вторым и, когда они окропились влагой, лег на жену. Набухшая плоть искала входа в заветный грот. Чуть приподнявшись, он стал входить в ее нетерпеливое лоно медленно, осторожно, чтобы дать ей привыкнуть к первому вторжению.
— Ты готова стать женщиной, любимая? — пробормотал он в ее распухшие от поцелуев губы.
Она кивнула и тут же широко раскрыла глаза, когда он глубоко вонзился в нее. Ей показалось, что боль разрывает ее. Две слезинки скользнули по щекам, но он тут же снял их губами. К его облегчению, она прильнула к нему. Он стал двигаться, проникая все глубже, изнемогая от блаженства, которое она ему дарила. Розамунда снова вскрикнула, но на этот раз не от боли. От наслаждения. Его любовные соки мощно излились в ее лоно как раз в тот момент, когда она, забывшись, провела ногтями по его спине.
Да, ей было больно, но боль как по волшебству почти мгновенно прошла. Яростные выпады, мерные движения его чресл произвели на нее странное воздействие. Она, казалось, впала в исступление, потеряла всякую власть над собой и жила только ради восхитительных ощущений, охвативших ее напрягшееся тело. С каждым толчком его любовного ствола она все больше теряла рассудок, пока страсть не взорвалась в ней огненным клубком, и она на несколько мгновений потеряла сознание.
— Оуэн! Оуэн…
Ее собственный голос доносился словно откуда-то издалека.
Он обнял ее и стал укачивать, как ребенка, целуя рыжевато-каштановые волосы.
— Ну вот, любимая. Теперь ты стала женщиной, и, возможно, этой ночью мы зачали дитя.
Розамунда вздохнула и покрепче прижалась к мужу.
— Я бы хотела родить тебе ребенка, — кивнула она и, подняв глаза, призналась:
— Это было чудесно, сэр рыцарь.
Клянусь, даже боль стала наслаждением. Какое счастье, что я больше не девушка и стала тебе настоящей женой. Спасибо тебе, Оуэн.
Он ощутил, как глаза наполняются слезами, но постарался не выказать, как растроган. Мужчины не плачут.
— Нет, любимая, это я должен благодарить тебя за великолепный дар — твое целомудрие. Я навсегда останусь тебе верен, Розамунда, и приношу в этом обет в нашу брачную ночь.
* * *
На рассвете прибыл Генри Болтон. Он вошел в зал как раз в тот момент, когда Мейбл выносила на всеобщее обозрение окровавленную простыню с брачной постели. Завидев Болтона, камеристка нахально помахала простыней перед самым его носом.
— На этот раз она обвенчана с крепким мужчиной, который сделал ее женщиной! — с ухмылкой объявила она.
— Он еще может умереть, — мрачно заметил Генри Болтон.
— А она, вполне вероятно, уже беременна, — отрезала Мейбл. — И теперь, Генри Болтон, тебе не получить Фрайарсгейт! Хью Кэбот, упокой Господи его душу, перехитрил тебя!
Она ехидно засмеялась.
— Сама знаешь, как часто умирают здесь люди, особенно дети, — настаивал Генри. — Тогда ей ничего не останется, кроме как выйти за моего сына.
— Хепберн из Клевенз-Карна просил разрешения ухаживать за ней и отступился только потому, что он — человек благородный, — возразила Мейбл. — Если, не дай Бог, что-то стрясется с сэром Оуэном, Хепберну достаточно только перебраться через холмы, чтобы оказаться в этом доме.
— Шотландский ублюдок имеет наглость ухаживать за моей племянницей? — рассерженно вскричал Болтон.
— Вот именно, и человек он хороший.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102