Элизабет искоса глянула на него и промолчала.
— Гэррэт — простое имя и его легко запомнить. Неужели я прошу слишком многого?
— Гэррэт. — Она произнесла его имя, словно выплюнула застрявшую в зубах кость.
— Спасибо. Теперь, когда мы с тобой назвали друг друга по имени, я хочу задать тебе один вопрос. — Он заглянул в её непроницаемые голубые глаза. — Скажи, отчего ты меня боишься?
Элизабет отвела глаза.
— Я вас не боюсь. — Голос её зазвенел, как натянутая струна.
— В самом деле? Почему же ты замираешь всякий раз, когда я подхожу к тебе, и вздрагиваешь при каждом моем прикосновении?
— Я вас не боюсь, — повторила она упрямо и теперь в упор взглянула на Гэррэта. — Просто мне неприятны и ваше присутствие, и ваши прикосновения.
Гэррэт покачал головой и улыбнулся.
— Ты увиливаешь от ответа. Так чего же ты всё-таки боишься?
Элизабет поднялась, обхватила себя руками за плечи.
— Я прекрасно понимаю, что вы задумали совершить сегодня ночью. Вы заявили об этом совершенно определённо.
И отошла подальше от Гэррэта, к самому камину.
— Конечно, вы способны принудить меня к плотскому греху — но полюбить грех вы меня не заставите. Так же, как не заставите полюбить вас.
Лицо графини розовело в отсветах пламени камина, но казалось, и пламени не под силу растопить ледяную маску, сковавшую её черты.
— Я не невинна. За шесть лет жизни с Рейвенволдом я узнала, что такое близость между мужчиной и женщиной. Главное же, я поняла, что близость такого рода доставляет радость одному мужчине.
Она с вызовом взглянула на Гэррэта.
— Я знаю, что за дверью на страже стоят ваши люди. И никто не придёт мне на помощь, если я закричу. Вы сильнее меня, больше меня — я не в силах помешать вам совершить задуманное. Посему, если вы непреклонны в своём стремлении овладеть моим телом, прошу только одного — не причинять мне боли. И покончить со всем этим как можно быстрее.
Элизабет опять отвернулась к огню. Рейвенсволду обычно хватало нескольких минут. Если только он не был слишком пьян — тогда мерзостное соитие длилось бесконечно.
— Граф Рейвенволд был единственным мужчиной в твоей жизни? — Гэррэт глядел на женщину, застывшую у камина.
— Разумеется! Разве могло быть иначе?
— И никаких любовников, возлюбленных?
Теперь Бесс смотрела на него с откровенным презрением.
— Как это ни трудно для вас, постарайтесь понять, что в этом мире существуют и порядочные женщины, женщины, которые хранят верность мужу и однажды данному слову. В моей жизни был только один мужчина — мой супруг перед господом.
— Вот оно что… — Гэррэт поджал губы. Это объясняло многое. Интересно только узнать, подавил ли безудержный эгоизм Рейвенволда в Элизабет даже самый зародыш нежности? Или какие-то нежные чувства в её душе всё-таки остались, правда, накрепко скованные скорлупой самодовольства и ханжеской непогрешимости.
— Бедная Бесс, — искренне посочувствовал он. — Ты даже не догадываешься, какое это счастье, когда тебя любят.
— Счастье? — На губах её дрогнула горькая усмешка. — Мне не так много известно о счастье, сэр, но что такое обязанности, я знаю хорошо. И что такое честь — тоже. Труд в поте лица, служение господу и моему королю — вот принципы, которые я исповедую и которыми руководствуюсь в жизни.
Она говорила без запинки, словно вызубрила эти слова наизусть.
— Счастье, удовольствие — эфемерная, преходящая вещь. Оно не служит вечной или хотя бы великой цели.
— Да что ты, Бесс! Служит, да ещё как!
Да уж, подумал Гэррэт, непочатый край работы. Много, очень много времени потребуется, чтобы Бесс оттаяла. Гэррэт откинулся в кресле. Пожалуй, с этой женщиной нужно говорить без увёрток.
— Успокойся, Бесс, я никогда не навязывал себя женщинам, и уж тем более не стану навязывать свои ласки тебе. — В голосе его зазвучала неприкрытая ирония. — Да и к чему — ведь вокруг столько женщин, которые не только рады заполучить меня, но даже сами меня преследуют. Не тревожься, Бесс, я ничуть не пострадаю из-за твоей холодности.
Дерзкая откровенность Гэррэта привела женщину в ужас.
— Вы — невозможный человек, сэр!
— Ничего подобного, самый что ни на есть обычный! И довольно пока об этом! Я, знаешь ли, чертовски устал.
С этими словами он невозмутимо стянул с себя сапоги, затем поднялся и расстегнул широкий кожаный ремень.
— Ещё одно, впрочем. — Гэррэт кивнул в сторону кровати. — Я собираюсь спать в этой самой постели. Если ты не против, можешь присоединиться ко мне. Обещаю, что не дотронусь до тебя и пальцем. Плевать мне на твои принципы — я хочу хорошенько выспаться.
Гэррэт снял ремень и одним движением стащил через голову рубаху из тонкой замши.
Бесс замерла при виде его обнажённого торса.
Гэррэт двигался намеренно неторопливо — чтобы супруга успела получше его рассмотреть.
Походная жизнь закалила Гэррэта, и при каждом движении под его гладкой кожей переливались стальные мускулы. Бесс не доводилось прежде видеть обнажённым молодого привлекательного мужчину — ведь покойный граф был рыхл телом, чрезвычайно волосат, да и его обвисший большой живот не слишком тешил взгляд.
Гэррэт ухмыльнулся:
— Вслед за рубашкой обычно снимают штаны, Бесс. Если ты не горишь желанием увидеть то, что находится у меня ниже пояса, лучше отвернись.
Он забрался в постель и до пояса укрылся покрывалом.
— Ну вот, теперь можно смотреть. Ничего не видно.
Гэррэт с наслаждением развалился на пуховой перине — пускай себе и комковатой, но после двух ночей непрерывной тряски в карете она казалась мягкой, точно облако. Приоткрылась дверь, и в спальню нырнула запыхавшаяся от усердия Гвиннет.
— Когда разденешься, Бесс, погасите свечи. И постарайтесь не слишком шуметь. Я очень устал.
Элизабет пододвинула кресло поближе к огню и плотнее закуталась в подбитый мехом плащ. Почему ей так холодно? В камине весело трещат дрова, тесная комнатушка прогрелась отменно — и всё же леденящий холод пробирает Элизабет до самых костей.
И отчего ей так стыдно и страшно? Как в те времена, когда она, маленькая девочка, набедокурив, ожидала, что сейчас отворится дверь, войдёт отец с кожаным ремнём в руке и начнёт её воспитывать? Напротив, ей следует радоваться. Её мольбы услышаны. Крейтон дал слово не требовать от неё любви силой. И всё же Элизабет почему-то не радовалась. Она чувствовала себя совсем разбитой, и одна мысль неотвязно мучила её: обманом её заманили в ловушку, откуда невозможно улизнуть.
Элизабет бросила быстрый, опасливый взгляд на мужчину, который свернулся клубком на своей стороне кровати. Убедившись, что глаза Гэррэта закрыты, а его дыхание глубоко и ровно, она позволила себе рассмотреть его повнимательнее.
Взгляд её задержался на густых бровях вразлёт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54