— Что поделаешь, ваше величество? Со дня смерти моего мужа прошло всего три года.
— А теперь ещё и это горе… Уж и не знаю, дорогая comtesse, откуда вы черпаете стойкость, чтобы все это вынести.
Не в силах долее скрывать своей слабости, вызванной болезнью, Генриетта-Мария поспешила закончить беседу:
— Угодно ли вам, чтобы похороны состоялись завтра в два часа пополудни? По нашей просьбе кардинал де Ретц согласился отслужить мессу…
Кардинал! Со стороны королевы это был очевидный знак уважения к несчастной Шарлотте.
Элизабет согласно кивнула:
— Угодно, ваше величество. Завтра так завтра.
Господь свидетель — как только она убедится, что тело Шарлотты покоится в Достойном месте, то сразу же отправится домой. На этом свете у Элизабет не осталось больше ничего — лишь поместье Рейвенволд, принадлежащее ей по праву наследования. По крайней мере, там, в Корнуолле, она сможет трудиться и приносить людям пользу. Элизабет дала себе слово, что посвятит этому занятию остаток своих дней. Однако при мысли о возвращении в Англию в памяти Элизабет всплыло лицо Анны Мюррей и необдуманное обещание, которое она ей дала, — «…принцу Уэльскому, из рук в руки… Даю тебе слово…».
Письмо! Она совсем забыла о письме. Элизабет вскинула голову, стараясь перехватить взгляд королевы.
— Что-то беспокоит мадам?
— Я…
Может быть, попросить содействия Генриетты-Марии в получении аудиенции у принца Карла? Но имеет ли она право полностью довериться королеве?
При дворе любому было известно о натянутых отношениях между королевой и её старшим сыном. Всезнающая Гвиннет без умолку сыпала рассказами о том, сколь неохотно принц Карл снисходит до бесед со своей матерью. Бежав из Англии, наследный принц вопреки настоятельным требованиям королевы-матери присоединиться к ней в Париже отправился в Гаагу, чтобы поселиться у своей сестры, в её по-королевски роскошном дворце. Только вспышка эпидемии тифа вынудила его уехать из Гааги. Поскольку ехать ему было больше некуда, он принял предложение королевы и поселился в Сен-Жермен — пригороде Парижа. Тем не менее принц был против чрезмерного сближения своей матери с французским двором и давал ей это понять при малейшей возможности.
Стало быть, если королева даже и попросила бы сына предоставить Элизабет аудиенцию, тот, по всей вероятности, ей бы отказал.
Нет. Помощь королевы могла только все испортить.
Было очевидно, что по причине болезни терпение и силы Генриетты-Марии стали иссякать. Во всяком случае, она нарушила молчание первой:
— Слушаю вас, мадам.
Запинаясь, Элизабет произнесла:
— Я… я бы хотела узнать, ваше величество, имею ли я право и впредь рассчитывать на ваше гостеприимство? После похорон сестры я намереваюсь пробыть во Франции ещё некоторое время для… устройства некоторых своих дел.
Королева любезно улыбнулась Элизабет:
— Ну конечно. Мадам может оставаться с нами, пока в этом будет необходимость. — Королева жестом подозвала камеристку.
— А сейчас, если мадам извинит нас, мы собираемся немного отдохнуть.
— Простите меня. Я совсем утомила ваше величество.
Элизабет присела в реверансе, затем отошла от постели королевы.
— Итак, до завтра, мадам. — Слова королевы настигли её, когда она уже находилась в дверях.
Хотя после похорон прошло уже три дня, Элизабет так и не смогла добиться аудиенции у принца Карла. Ей были совершенно незнакомы те скрытые механизмы, которые приводили в движение такого рода дела. А действовать надо было тонко — и прежде всего знать, кого подкупить, кому польстить и кого припугнуть. Более того, захудалый британский двор в изгнании перенял от своего пышного французского собрата не только эти, но и другие, совсем уж непостижимые неискушённому уму тонкости.
В окружении принца единственным знакомым Элизабет придворным был виконт Крейтон — и он же был последним человеком, к которому ей бы хотелось обратиться с просьбой.
Элизабет понемногу впадала в отчаяние и уже не верила, что ей когда-нибудь удастся передать принцу послание Анны.
Затем ей пришла в голову мысль чисто авантюрного, пожалуй, даже скандального характера. Графиня наконец поняла, как ей получить доступ в личные апартаменты принца.
Она боялась только одного — что ей не хватит духу осуществить задуманное.
Но ситуация требовала самых отчаянных мер, тем более что самым заветным желанием Элизабет было поскорее покинуть Париж. На то у неё имелись веские причины. Прежде всего денег у неё было в обрез и приходилось экономить каждый су. Нельзя было также злоупотреблять гостеприимством королевы Генриетты. Кроме того, Элизабет говорила по-французски ужасно, и парижане отказывались её понимать. Никогда ещё она не чувствовала себя такой одинокой и заброшенной.
Ей было необходимо вернуться домой.
И она приняла решение. Она поговорит с принцем Карлом и передаст ему письмо Анны Мюррей, даже если для этого придётся нарушить все правила приличия и хорошего тона.
6.
Сен-Жермен. 9 апреля
Не обращая внимания на укоризненные взгляды придворных, Элизабет стояла у стены приёмного зала и внимательно разглядывала людей, ожидавших выхода его высочества. Одно только её появление в свете так скоро после смерти сестры подрывало самые основы приличий, но то был её единственный шанс поговорить с принцем Карлом. И хотя Элизабет всё же не осмеливалась публично передать письмо, она была полна решимости сообщить принцу о послании — даже вопреки тому, что придворный протокол дозволял только ему, единственному, избирать тему беседы.
Пухлая матрона, стоявшая рядом с Элизабет, толкнула в бок своего благоверного.
— Смотри — вон Белый Джеймс.
Элизабет обернулась, дабы взглянуть на маркиза Ормонда, получившего прозвище за белокурые волосы и чрезвычайную бледность лица. Маркиз ожидал у входа в зал, когда герольд объявит о его прибытии. Если Ормонд здесь, то и остальная свита принца не заставит себя ждать. Элизабет скрестила пальцы на удачу и неслышно прошептала «чур меня», страстно желая, чтобы среди дворян, окружавших Ормонда, не было виконта Крейтона. И сразу же она увидела рослого золотоволосого человека, на полголовы выше всех, кто находился в зале.
Что же, ей придётся пережить свой позор под насмешливым пристальным взглядом виконта Крейтона.
— Проклятье!
Это негромкое восклицание вызвало укоризненный взгляд пухлой матроны.
В зал широким шагом вошёл мажордом и, стукнув о пол жезлом, принялся одного за другим объявлять членов свиты и советников принца.
Один за другим эти люди проследовали в зал и выстроились по обе стороны от двери. Затем пропели трубы, и взоры всех присутствующих устремились на дверной проём. Мажордом стукнул о пол жезлом и провозгласил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54