Мэдди пыталась есть, но поймала себя на том, что большую часть времени наблюдает за Лисом. Свет сумерек придавал блеск его точеным чертам и побелевшей на солнце бороде, тени кораллового цвета двигались по его сильному телу. Некоторое время Лис ел, сидя на корточках. Его спутница молчала, ее движения были успокаивающими, резала ли она хлеб или пополняла блюда. Ночные звуки смешивались в тишине: кваканье лягушек, пенье птиц, стрекот сверчков, отдаленный вой койотов, доносящийся с теплым ветерком.
Наконец Лис, вытянув худые, мускулистые ноги, прилег на одеяле. Лежа на боку, опершись на локоть, он встретил напряженный взгляд Мэдди. Ее сердце забилось, как птица в силке.
— Господи, какая красивая страна, — прошептал он. — Никогда в жизни не видел таких закатов, как у нас в Дакоте. Просто… дух захватывает.
Она тяжело проглотила слюну. Лис, конечно же, говорил о ней, о том, как выглядит она, вымытая, свежая, освещенная огненными лучами заходящего солнца. Она знала это. Вдруг он наклонился вперед и что-то вынул из сумки.
Она увидела, что это «Листья травы» Уолта Уитмена, чье спорное творчество так шокировало Колин Эвери и ее друзей из «общества» Филадельфии. Мэдди с любопытством посмотрела на тоненький томик.
— Вы будете читать стихи вслух? — осмелилась спросить она.
Он изумленно поднял бровь и раскрыл книгу.
— Вы надеетесь найти здесь описания откровенных удовольствий мужчин и женщин, вместе мучающихся в лихорадочной непринужденности? Если так…
— Вы просто ужасны! — выпалила она. — Почему вы так обращаетесь со мной?
— Не понимаю вас, — хладнокровно ответил Лис, перелистывая страницы. — Ничего. Не нужно принимать все, что я говорю, на свой счет. Я только упомянул, что все, кажется, считают Уитмена самой скандальной личностью, неким гедонистом, пришедшим к нам из Древнего Рима. Правда же заключается в том, что он пишет о жизни. Все о ней.
Мэдди начала собирать посуду.
— Звучит разумно!
— Слушайте: это называется «Закат в прерии». — Лис вдохнул свежий вечерний воздух и начал читать:
«Немного золотистого, коричневого и фиолетового, ослепительно серебристого, изумрудного, желтовато-коричневого, вся полнота земли и сила Природы в многообразии форм на этот раз поручена краскам.
Они владеют легким, повсеместным воздухом — краски до сих пор неведомые.
Нет пределов, граней — не одно небо Запада — высокий меридиан — север, юг, все.
Чистый, ясный свет пробивается сквозь молчаливые тени к последнему».
Его голос звучал так, что каждое слово успевало упасть.
— Невероятно, да?
Мэдди охватил благоговейный страх.
— Я никогда не слышала более совершенных слов: — «Чистый, ясный свет пробивается сквозь молчаливые тени к последнему.» Именно это и происходит сейчас.
— Когда мы поднимемся над Холмами и впереди будет лишь прерия, закаты будут даже более захватывающими.
У Лиса было ощущение, что он плывет в мире фантазии: Мэдди сама была фантазией — туманно-золотистая, свежая и милая, ее зеленые глаза блестели невинностью и умом, когда она переживала свою первую встречу с Уолтом Уитменом. Ему страстно хотелось обнять ее, ощутить ее запах, вкус, прикоснуться к ней. Ему не терпелось опять испытать наслаждение.
С легким ударом опустившись на спину, Лис стал пристально смотреть на загорающиеся звезды, и снова на него нахлынули мысли, что вся его жизнь связана в один узел вины. До того дня в июне, вблизи Литтл Бигхорн, Дэн Мэттьюз был одновременно смелым и бесшабашным, но, если того требовала ситуация, — обязательным и мужественным. Теперь, когда он лежал на потертом стеганом одеяле, скрестив под головой загорелые руки, до него дошло, что все эти дни им руководила мучившая его совесть. Она подавила все остальные грани его личности. Его одолевала вина за то, что ему не удалось успокоить Картера… и за то, что он остался жив, в то время как его товарищи погибли… в те моменты, когда он ловил себя на том, что наслаждается жизнью.
Вина Лиса порождала гнев и презрение, еще более тщетные оттого, что он не знал, куда их направить.
— Лис, — тихо произнесла Мэдди, — можно вас спросить?
Повернув голову и увидев, что она наклонилась вперед, он ощутил легкий трепет ожидания. Ее лицо, возвышавшееся над ним, было затуманенным и золотистым. Вдохнув, он поймал цветочный запах ее мыла.
— Что?
— Почему вы так ненавидите меня?
Голос Лиса, когда он обрел дар речи, обжег ее:
— Я не ненавижу вас, Ваше Безумство… но я не могу дать вам то, чего вы от меня хотите, и когда вы, полная страсти, находитесь рядом, это меня сердит.
Она так настойчиво смотрела на него, пытаясь уловить смысл его слов, что, ему показалось, как кто-то больно сжал его грудь. — На самом деле я не сержусь на вас.
— Не понимаю.
— А я и подавно!
— У вас где-то есть жена? На востоке?
Он почти солгал ей:
— Нет. Просто… просто я не могу никого любить именно сейчас, и этого я не могу вам объяснить. — Его голос звучал резко: — Если бы вы были иной женщиной, полагаю, у нас бы был роман.
Слезы разочарования начали колоть ей глаза.
— Вы назвали меня «Ваше Безумство». Почему?
Лицо Лиса наконец смягчилось, и он поднял руку, лаская ее щеку.
— Я не хотел говорить это вслух, так я называю вас про себя, потому что именно это вы делаете со мной. Вы — мое Безумство!
— Это действительно безумие! — воскликнула она, подвигаясь ближе, пока не коснулась грудью его груди и не услышала предательский стук его сердца. — Мы здесь, за миллион миль от места, где волнуют такие безумные детали, как «что ты за женщина», а вы отказываете нам обоим по этой самой причине! Вы повторяли мне не раз, чтобы я перестала цепляться за свои правила поведения порядочной леди, пустила все на самотек, наслаждалась жизнью, и, тем не менее…
— Это не так просто, — возразил он, поймав ее руки. — Вы это прекрасно понимаете, Мэдди.
— Я не могу заставить вас объяснить мне, что стоит между вами и целой жизнью, но, что бы это ни было, сегодня ночью этого нет, Лис, я никогда раньше не чувствовала это так, как сейчас. Никогда. Меня не волнует, если у нас будущее. Меня волнует только этот момент.
Лицо Мэдди находилось в нескольких дюймах от его лица, ее лучистые глаза пылали от желания.
— Перестаньте наказывать себя за что бы то ни было, что давит на вашу душу. Перестаньте наказывать меня. Дайте нам обоим передышку, хотя бы на сегодняшнюю ночь.
Держа ее за изящные руки. Лис притянул ее ближе и поднял голову, чтобы поддаться на медленный поцелуй.
— Да, — ответил он, наконец.
— Хотя бы на сегодняшнюю ночь, — повторила она, словно боясь, что он передумает или что она ослышалась. Радость побежала по ее жилам, как светлый огонь.
Разумеется, Лис был не так прост, но он кивнул. Обняв ее, он выдернул ленту из ее волос и смотрел, как они, подобно закату, каскадом падали на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99