Конечно, он понимал, что решения проблемы с Мадлен нет. Между ними невозможна глубокая взаимная привязанность — слишком много тайн он носил в себе, слишком много вины и это раздражающее чувство, что он не имеет права на любовь и глубокое счастье, которое она приносит. Такая женщина, как Мэдди, заслуживает лучшего. Лис же сейчас чувствовал себя разбитым и испорченным.
Когда он прислонился к повозке и уставился на спящую Мэдди, глаза его горели. Как этот маскарад не возбудил его подозрений? Он ведь не дурак! Теперь, несмотря на все свои усилия поступить правильно в том, что касалось Мэдди, он лишил ее девственности, а возможно одарил и ребенком, даже не зная, что соединился именно с ней!
Поверить же до конца, что в глубине души он все же подозревал обман, он решительно отказывался.
Что же теперь ему с ней делать? У него болело сердце от одного взгляда на нее, на ее великолепное тело в его рубашке, ноги, поджатые под стеганым одеялом, длинные локоны, выбившиеся наружу, как нимб пламени. Лицо Мэдди, одновременно сильное, изысканное и уязвимое, было теперь еще дороже. И это ужасало его. Если бы она могла превратиться в Лорну! Та открыла бы ему свои объятья, а затем, вернувшись в Дидвуд, пожала бы ему руку. Она прекрасно понимала, что от такого мужчины, как он, не стоит ничего ожидать.
Такой мужчина, как он…
«Ты прекрасно знаешь, — мягко бранил его голос Энни Сандей из дальнего уголка его души, — ты не похож на других… и Мадлен знает это. Не потому ли ты боишься ее?»
Он потер глаза сильными, загорелыми пальцами и подкачал головой. Одному Богу известно, что ему делать с Мэдди, но сейчас ему надо поспать, или остаток дня он будет невменяемым. Грустно улыбаясь, он залез в повозку, и расположился рядом с Мэдди на стеганых одеялах. На этот раз, однако, он не снял брюки.
Сердитый крик голубой сойки разбудил Мэдди при полном свете утра. Птица перелетела и взгромоздилась на задке повозки, рассматривая кусок яблока, который, по-видимому, уронил Уотсон. Конь заржал, увидев сойку, и та улетела.
Под брезентом повозки становилось жарко. Мэдди чувствовала себя вялой, но какой-то странно довольной. Вытянувшись, она повернулась на бок, и ее лицо коснулось лица Лиса. Она прижалась к нему грудью и неуверенно провела дрожащей рукой по его груди. Он глубоко дышал.
Ее глаза наполнились слезами. Ей очень хотелось оставить руку на жестких волосках, покрывающих грудь Лиса, удобно устроиться на ней и слушать биение его сердца. То, что произошло между ними ночью, не казалось ей реальным, несмотря на некоторую болезненность в низу ее тела. Конечно, ей хотелось удовлетворить свою страсть, и она была полна решимости открыть тайны соединения, но сейчас она поняла, что больше всего ей бы хотелось прикоснуться к душе этого человека, который дал ей почувствовать себя так пронзительно и волнующе живой. Ей хотелось узнать его тело, все его секреты и доверить ему свои.
Мэдди, вздохнув, неохотно села, и рукава рубашки Лиса скользнули по ее рукам. Мечты были хороши, но теперь им придется остаться мечтами. Лис держал свое сердце на замке, ревниво охраняя его, как будто зная, что оно обязательно откроется Мэдди, если он хоть на минутку ослабит свой контроль. Теперь для нее почти достаточно лишь удовольствия смотреть на него. Как он красив! Каждая черточка его безупречного лица отвечала всем ее фантазиям, которые с детства лелеяла она. Эти вызывающие глаза, безопасно закрытые, обычно отпугивали ее, так что сейчас ей был предоставлен счастливый случай хорошенько налюбоваться им.
Наконец, удовлетворенная, Мадлен осторожно, бесшумно заползла в глубь повозки, вытащила из угла свою сумку и вылезла из повозки на утреннее солнце. Уотсон наблюдал, как она, шагнув за дерево, порылась в сумке, вытащила и надела скромную батистовую рубашку и рыжевато-коричневое платьице с узорами в виде зеленых листьев. Ни одно из взятых ею в дорогу платьев не было нарядным, — она выбирала с собой наиболее прохладные. Мэдди застегнула платье на спине, расчесала волосы гребнем с серебряной окаемкой и завязала их лентой. Наконец, застегнув вышитые лайковые комнатные туфли, она оглянулась вокруг.
Повозка стояла посередине зеленой полянки, среди деревьев над дорогой, ведущей к востоку от Дидвуда. По одну сторону от дороги возвышалась гора, густо покрытая растительностью. Здесь были сосны, ели, дрожащие осинки, березки. По другую сторону склон холма вел к открытому лугу, омытому солнечным светом.
У подножья холма тек ручей, из которого спокойно пили две лани, размахивая на горячем ветерке хвостами с черными кисточками на концах. Вдали на лугу по росе скакали зайцы и луговые жаворонки пели в тонких, как будто бумажных, березах. На лугу росло множество голубых колокольчиков, пурпурных метеоров, оранжевых лесных лилий, тысячелистника, опунций с желтыми цветками и даже диких роз. Мэдди с открытыми от удивления глазами долго наблюдала за ланями, пока они, напившись, не скрылись в лесу.
Ручей, прорывающийся сквозь отшлифованные камни, манил ее. Она вынула из сумки оловянную чашку, кусок фланели, льняное полотенце и кусок пахнущего розой мыла, потом подошла к ручью, отыскала наиболее мелкое место, где можно набрать воды.
Вода была удивительно вкусной! Выпив две чашки, Мэдди почувствовала себя значительно бодрее, вялость словно рукой сняло. Несмотря на поведение Лиса, она понимала, что это путешествие необходимо им обоим, чем бы оно ни кончилось.
Встав на колени, намылив тряпку, Мэдди начала мыться, растирая лицо, шею, руки и ложбинку между грудями. Конечно, это не баня, но вполне славное и освежающее омовение. Она наклонилась к ручью, задрав юбки выше колен, и стала прополаскивать тряпку.
— Мне следовало знать, — заметил мужской голос у нее за спиной. — Только Мадлен Эвери догадалась бы принимать ванну на природе, точно все общество Филадельфии наблюдает за ней и только и ждет, когда она нарушит правила приличия!
Она прижала полотенце к лицу, распрямила плечи и неторопливо повернулась:
— Ну, если это и несомненно, очаровательный мистер… Как же ваша фамилия? О да, у вас же ее нет!
Обнаженный до пояса, с заспанными глазами. Лис спустился к ручью.
— Не то чтобы у меня ее не было, моя дорогая, но мне она просто не нужна. В этом прелесть жизни на Западе. Ты не связан множеством удушающих правил. — Он указал на кусок мыла и льняное полотенце, помеченное монограммой матери Мэдди.
— Вы считаете это баней?
— На теперешний момент придется довольствоваться этим, — осторожно ответила она. Лис кивнул.
— Вы имеете в виду, пока мы не остановимся в изысканном отеле, где есть расписанные от руки ванны и две горничные стремятся вымыть вам волосы и вытереть вас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Когда он прислонился к повозке и уставился на спящую Мэдди, глаза его горели. Как этот маскарад не возбудил его подозрений? Он ведь не дурак! Теперь, несмотря на все свои усилия поступить правильно в том, что касалось Мэдди, он лишил ее девственности, а возможно одарил и ребенком, даже не зная, что соединился именно с ней!
Поверить же до конца, что в глубине души он все же подозревал обман, он решительно отказывался.
Что же теперь ему с ней делать? У него болело сердце от одного взгляда на нее, на ее великолепное тело в его рубашке, ноги, поджатые под стеганым одеялом, длинные локоны, выбившиеся наружу, как нимб пламени. Лицо Мэдди, одновременно сильное, изысканное и уязвимое, было теперь еще дороже. И это ужасало его. Если бы она могла превратиться в Лорну! Та открыла бы ему свои объятья, а затем, вернувшись в Дидвуд, пожала бы ему руку. Она прекрасно понимала, что от такого мужчины, как он, не стоит ничего ожидать.
Такой мужчина, как он…
«Ты прекрасно знаешь, — мягко бранил его голос Энни Сандей из дальнего уголка его души, — ты не похож на других… и Мадлен знает это. Не потому ли ты боишься ее?»
Он потер глаза сильными, загорелыми пальцами и подкачал головой. Одному Богу известно, что ему делать с Мэдди, но сейчас ему надо поспать, или остаток дня он будет невменяемым. Грустно улыбаясь, он залез в повозку, и расположился рядом с Мэдди на стеганых одеялах. На этот раз, однако, он не снял брюки.
Сердитый крик голубой сойки разбудил Мэдди при полном свете утра. Птица перелетела и взгромоздилась на задке повозки, рассматривая кусок яблока, который, по-видимому, уронил Уотсон. Конь заржал, увидев сойку, и та улетела.
Под брезентом повозки становилось жарко. Мэдди чувствовала себя вялой, но какой-то странно довольной. Вытянувшись, она повернулась на бок, и ее лицо коснулось лица Лиса. Она прижалась к нему грудью и неуверенно провела дрожащей рукой по его груди. Он глубоко дышал.
Ее глаза наполнились слезами. Ей очень хотелось оставить руку на жестких волосках, покрывающих грудь Лиса, удобно устроиться на ней и слушать биение его сердца. То, что произошло между ними ночью, не казалось ей реальным, несмотря на некоторую болезненность в низу ее тела. Конечно, ей хотелось удовлетворить свою страсть, и она была полна решимости открыть тайны соединения, но сейчас она поняла, что больше всего ей бы хотелось прикоснуться к душе этого человека, который дал ей почувствовать себя так пронзительно и волнующе живой. Ей хотелось узнать его тело, все его секреты и доверить ему свои.
Мэдди, вздохнув, неохотно села, и рукава рубашки Лиса скользнули по ее рукам. Мечты были хороши, но теперь им придется остаться мечтами. Лис держал свое сердце на замке, ревниво охраняя его, как будто зная, что оно обязательно откроется Мэдди, если он хоть на минутку ослабит свой контроль. Теперь для нее почти достаточно лишь удовольствия смотреть на него. Как он красив! Каждая черточка его безупречного лица отвечала всем ее фантазиям, которые с детства лелеяла она. Эти вызывающие глаза, безопасно закрытые, обычно отпугивали ее, так что сейчас ей был предоставлен счастливый случай хорошенько налюбоваться им.
Наконец, удовлетворенная, Мадлен осторожно, бесшумно заползла в глубь повозки, вытащила из угла свою сумку и вылезла из повозки на утреннее солнце. Уотсон наблюдал, как она, шагнув за дерево, порылась в сумке, вытащила и надела скромную батистовую рубашку и рыжевато-коричневое платьице с узорами в виде зеленых листьев. Ни одно из взятых ею в дорогу платьев не было нарядным, — она выбирала с собой наиболее прохладные. Мэдди застегнула платье на спине, расчесала волосы гребнем с серебряной окаемкой и завязала их лентой. Наконец, застегнув вышитые лайковые комнатные туфли, она оглянулась вокруг.
Повозка стояла посередине зеленой полянки, среди деревьев над дорогой, ведущей к востоку от Дидвуда. По одну сторону от дороги возвышалась гора, густо покрытая растительностью. Здесь были сосны, ели, дрожащие осинки, березки. По другую сторону склон холма вел к открытому лугу, омытому солнечным светом.
У подножья холма тек ручей, из которого спокойно пили две лани, размахивая на горячем ветерке хвостами с черными кисточками на концах. Вдали на лугу по росе скакали зайцы и луговые жаворонки пели в тонких, как будто бумажных, березах. На лугу росло множество голубых колокольчиков, пурпурных метеоров, оранжевых лесных лилий, тысячелистника, опунций с желтыми цветками и даже диких роз. Мэдди с открытыми от удивления глазами долго наблюдала за ланями, пока они, напившись, не скрылись в лесу.
Ручей, прорывающийся сквозь отшлифованные камни, манил ее. Она вынула из сумки оловянную чашку, кусок фланели, льняное полотенце и кусок пахнущего розой мыла, потом подошла к ручью, отыскала наиболее мелкое место, где можно набрать воды.
Вода была удивительно вкусной! Выпив две чашки, Мэдди почувствовала себя значительно бодрее, вялость словно рукой сняло. Несмотря на поведение Лиса, она понимала, что это путешествие необходимо им обоим, чем бы оно ни кончилось.
Встав на колени, намылив тряпку, Мэдди начала мыться, растирая лицо, шею, руки и ложбинку между грудями. Конечно, это не баня, но вполне славное и освежающее омовение. Она наклонилась к ручью, задрав юбки выше колен, и стала прополаскивать тряпку.
— Мне следовало знать, — заметил мужской голос у нее за спиной. — Только Мадлен Эвери догадалась бы принимать ванну на природе, точно все общество Филадельфии наблюдает за ней и только и ждет, когда она нарушит правила приличия!
Она прижала полотенце к лицу, распрямила плечи и неторопливо повернулась:
— Ну, если это и несомненно, очаровательный мистер… Как же ваша фамилия? О да, у вас же ее нет!
Обнаженный до пояса, с заспанными глазами. Лис спустился к ручью.
— Не то чтобы у меня ее не было, моя дорогая, но мне она просто не нужна. В этом прелесть жизни на Западе. Ты не связан множеством удушающих правил. — Он указал на кусок мыла и льняное полотенце, помеченное монограммой матери Мэдди.
— Вы считаете это баней?
— На теперешний момент придется довольствоваться этим, — осторожно ответила она. Лис кивнул.
— Вы имеете в виду, пока мы не остановимся в изысканном отеле, где есть расписанные от руки ванны и две горничные стремятся вымыть вам волосы и вытереть вас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99