Габриэль рассмеялась:
– Как насчет свадебных колоколов?
– Я еще не спрашивал Рози, но хотел бы. Я надеялся, что, может, ты поговоришь с ней первая... выведаешь, будет ли принято мое предложение...
Габриэль в шутливом отчаянии покачала головой:
– Это невозможно, Мишель! Я с ней не знакома!
– Познакомишься, – сказал Мишель, и от его следующих абсолютно невинных слов улыбка Габриэль увяла и все былые страхи вернулись к ней в полной мере: – Ты познакомишься с ней завтра в кафе, где репетирует группа. Рэдфорд и его ребята устраивают вечеринку в честь твоего возвращения.
– Нам нужно поговорить, – сказал Рэдфорд.
Отказаться означало бы поставить себя в глупое положение. Им действительно было о чем поговорить, и Габриэль понимала это. Необходимо было обсудить не только ее творческое будущее, но и множество прочих вещей, о которых Габриэль боялась даже думать.
Впоследствии Габриэль вспоминала, что в тот самый момент, когда они покинули кафе, она приняла решение, над которым так долго и мучительно размышляла. Корабли сожжены. Не в силах больше сопротивляться неистовому зову плоти, она хотела только одного – почувствовать на себе могучее обнаженное тело Рэдфорда и отдаться взрыву страстей, которые она так долго сдерживала, – кусать, целовать, ласкать.
У кафе стоял кричаще-роскошный спортивный «астон-мартин». Рэдфорд распахнул перед Габриэль дверцу и, обежав вокруг машины, занял место за рулем.
– Хвала Всевышнему, ты наконец образумилась, – хриплым голосом произнес он, заводя могучий двигатель.
Габриэль знала, что он говорит не о музыке и не о ее возвращении в Париж. Между ними всегда существовало нечто вроде телепатической связи. Ей не было нужды давать понять Рэдфорду – словом ли, жестом ли, – что она готова уступить. Рэдфорд и так знал.
Рэдфорд с визгом шин свернул за угол, не говоря более ни слова и даже не глядя на Габриэль. «Астон-мартин» промчался по улице Шарентон и площади Бастилии, едва не сбив мотоциклиста и чудом избежав столкновения с грузовиком.
Габриэль еще не бывала у Рэдфорда, не имела ни малейшего понятия, где он живет. Машина остановилась у типичного для Парижа мрачного на вид многоквартирного дома. Консьерж безразлично следил за тем, как они, по-прежнему не прикасаясь друг к другу, торопливо поднялись по узкой крутой лестнице.
В квартире Габриэль бросились в глаза белоснежные стены, скудость обстановки, звукозаписывающая аппаратура и буквально сотни магнитофонных лент, штабелями уложенные вдоль стены во всю ее длину.
До кровати они так и не добрались. Едва очутившись в комнате, Рэдфорд сорвал с себя футболку. К тому времени, когда за ними захлопнулась дверь, он уже снял обувь и носки и расстегнул молнию на джинсах.
Габриэль сняла трусики и сбросила туфли, забыв о приличиях и собственном достоинстве.
– Mon Dieu ! – простонала она, когда Рэдфорд прижал ее к себе и опустил на поА, задирая юбку. – Быстрее! Прошу тебя, mon amour , поторопись!
Это было похоже на случку диких зверей. Они слишком долго ждали возможности удовлетворить свою страсть. В их схватке не было ни нежности, ни даже иллюзии любви. Габриэль забросила ноги ему на плечи, впиваясь ногтями в его тело, и почти мгновенно последовавший оргазм принес ей такое облегчение, что она едва не лишилась чувств. Лишь потом, когда Рэдфорд отнес ее на кровать, у них нашлось несколько минут, чтобы как следует насладиться, лаская и изучая друг друга.
Габриэль всегда привлекала едва ли не греховная красота Рэдфорда. Обнаженный, он был прекрасен. Его блестящая кожа напоминала цветом красное дерево, широкую мускулистую грудь покрывала легкая поросль жестких курчавых волос. Габриэль растянулась рядом с ним, проводя пальцами по его бедрам, плоскому животу, обходя стороной огромную обмякшую плоть, и с безжалостной прямотой сказала:
– Я не люблю тебя, дорогой. Ты так возбуждаешь меня, я так тебя хочу, что, наверное, я немножко в тебя влюблена. Но не люблю. Ты улавливаешь разницу?
Рэдфорд отлично понял ее. Его глаза сузились, лицо внезапно лишилось всякого выражения. Он долго молчал, а заговорив, произнес жестокие слова:
– Твой муж не мог остаться в живых. Он наверняка погиб. Возможно, он мертв уже несколько месяцев.
Габриэль поморщилась, и Рэдфорда на мгновение обуяло злорадное удовлетворение.
– Нет, – слегка дрожащим голосом отозвалась она. – Гэвин жив. Я знаю, он жив.
Тело Рэдфорда до сих пор помнило прикосновения ее пальцев. Его член дрогнул и опять начал твердеть. Рэдфорд не хотел говорить с Габриэль о ее муже. Он хотел лишь вновь и вновь заниматься с ней любовью, пока она не забудет о Гэвине и о других мужчинах, которые у нее были и которых она хотела, до тех пор, пока она не забудет обо всем, кроме него, Рэдфорда.
Их тела вновь переплелись, но в этот раз он не позволил ей торопить его. Он забавлялся, дразня и распаляя ее, пуская в ход все известные ему хитрости, стремясь доставить ей такое наслаждение, чтобы она на коленях умоляла его продолжать. Стоило ей почувствовать приближение оргазма, и Рэдфорд отступал, замирая, чтобы вскоре снова начать ласкать ее.
– Мои Dieu , – прошептала Габриэль. – Я больше не выдержу. Кажется, я сейчас умру!
Когда Рэдфорд, приподнявшись на коленях, втиснулся между ее бедер, Габриэль вдруг почувствовала себя поверженной и совершенно беззащитной. Его горячий шершавый язык томительно-медленно скользил между ее ягодиц, по ее лону, вторгаясь в ее тело и отстраняясь за секунду до того, как Габриэль начинало казаться, что она вот-вот не выдержит, легонько прикасаясь кончиком к ее клитору, а его губы щекотали, ласкали, посасывали нежные складки вокруг.
– Ну же! Ну! – судорожно всхлипывала Габриэль. Она слишком долго была лишена мужской любви. Она не могла задерживать оргазм, как это делал Рэдфорд.
Уловив отчаянную мольбу в ее голосе, Рэдфорд поднял голову, победно улыбаясь, и тут же вновь вонзил язык в ее тело. За мгновение до того, как Габриэль достигла пика, он ввел увлажненный палец ей в анус, и ее охватил самый острый оргазм в жизни, заставляя выгнуть спину и издать протяжный вопль, полный экстаза и самозабвения.
Рэдфорд подавил почти нестерпимое желание спросить, способен ли Гэвин заниматься любовью с таким умением и мастерством. Вряд ли. Рэдфорд самонадеянно полагал: во всем, что касается постели, он куда более одарен и искушен, нежели какой-то там австралиец.
Их близость продолжалась всю весну и лето. Габриэль ни разу не сказала Рэдфорду, что любит его, а он был слишком горд, чтобы признаваться в своих чувствах. Ночью в постели они полностью удовлетворяли друг друга, а днем между ними, как и прежде, непрерывно вспыхивали жаркие ссоры. Габриэль отказалась вернуться в группу, заявив, что хочет петь в клубах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81