У него было мало денег, но честь он ценил превыше всего.
– Как только на свет появится наследник, – продолжал Тони, – мы с Амелией будем очень редко видеться друг с другом. Она знает меня не лучше, чем я ее.
В душе Деборы зашевелилась и приподняла свою уродливую голову ревность. Он зачнет ребенка с этой женщиной, ребенка, который будет по праву носить его имя… чего никогда не получит ее дитя.
Раздосадованная и утомленная, она оттолкнула его. Рассудок ее грозила затянуть темная пелена, зубы выбивали дробь, и она смогла лишь выдавить:
– Я не могу.
Тони стиснул зубы, и на скулах у него заиграли желваки.
– Потому что не хочешь! – обвиняющим тоном заявил он. – Потому что ты очень упрямая, Деб. Очень упрямая!
Ей следовало разозлиться на него, испытывать гнев и досаду. Но душевных сил на это у Деборы уже не осталось. Она подняла с земли свой саквояж, который уронила в грязь, когда он обнял ее.
– Прощайте, милорд.
Дебора собиралась обойти его, но, вместо того чтобы сделать шаг вперед, вдруг покачнулась и начала заваливаться назад. Какое странное ощущение… А потом серое, тяжелое небо опрокинулось на нее и померкло.
Тони успел подхватить ее. К ним подбежал Кузнечик – верный конь почувствовал, что случилось что-то плохое, – и принялся нервно бить копытом. Стоять под дождем жеребцу нравилось не больше, чем его хозяину.
Тони торопливо стянул перчатки. Приложив руку ко лбу Деборы, он почувствовал, что она вся горит.
Страх ледяной рукой сжал его сердце. Почему она не сказала, что ей плохо? Он подхватил ее на руки и усадил в седло, оставив потрепанный саквояж лежать в грязи.
– Стой смирно! – приказал он коню, вдевая ногу в стремя. Кожа седла намокла и скользила. Он поудобнее устроил Деб, снял плащ, укутал ее и прижал к себе.
Кузнечик нервно пританцовывал на месте. Прежде чем пришпорить коня, Тони бросил последний взгляд по сторонам. Вокруг расстилался незнакомый пейзаж, а монотонный серый дождь приближал наступление сумерек, хотя было еще довольно рано. Догоняя почтовую карету, он оставил позади несколько одиноких ферм. Но это было полчаса назад, а сейчас он не видел поблизости никаких признаков ни церкви, ни постоялого двора, ни чего-либо подобного.
Деб срочно нуждалась в помощи. Он должен позаботиться о ней!
Но в какую сторону ехать? Тони решил двигаться вперед. «Всегда иди вперед и не стой на месте», – напомнил он себе.
Вонзив каблуки в бока Кузнечика, он послал коня в галоп.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Дебора никак не могла проснуться. Она слишком устала. Она даже не знала, где находится… Но сейчас ей было все равно.
Безуспешно пытаясь разлепить непослушные веки, Дебора чувствовала, что голова у нее налилась свинцовой тяжестью, а губы отказываются повиноваться. В комнате было тепло и уютно, а ей так нужен был сон. Спокойный, глубокий, целительный сон без сновидений.
Но вокруг что-то происходило. Откуда-то издалека до нее, как в тумане, доносились голоса. Поначалу ей было холодно, очень холодно. Зубы выбивали безостановочную дробь, а толстые пуховые одеяла не могли согреть ее. Чьи-то сильные руки обнимали ее. Кто-то гладил ее по голове, прижимал к себе. Глубокий мужской баритон напевал смутно знакомую мелодию «Барбары Эллен», и она вспомнила, как гостила у мисс Чалмерс и играла на фортепьяно.
Потом ей стало жарко, и спустя мгновение Дебора уже металась в лихорадке. Она отчаянно сопротивлялась, пытаясь разомкнуть чьи-то железные объятия, и сбрасывала с себя одеяла. Даже ночная сорочка казалась ей слишком тяжелой. На лбу у нее выступил пот, ей было душно, влажные простыни неприятно липли к телу.
Кто-то положил ей на лоб прохладное полотенце, но сжигавший ее внутренний жар мгновенно высушил его. Облегчения не было.
Она мечтала о воде. О каплях дождя, струящихся по лицу и омывающих тело. Она была обнажена, но не испытывала стыда. А потом дождь скрыл под собой землю, и она оказалась в бурном океане. Дебора пыталась плыть против течения… но быстро устала. Очень устала.
Она крикнула, надеясь позвать на помощь. Но вода хлынула ей в открытый рот, грозя утопить. Она отчаянно забила ногами, стараясь удержаться на поверхности. Мимо проплыл дом, а за ним стайкой тянулись стулья и бревна. Огромное дерево, вырванное с корнями, величаво колыхалось на волнах.
Внезапно Дебору со всех сторон окружили люди. Они стояли на воде. Здесь были и мистер Персиваль, и ее приемная мать. Она помахала им и, обернувшись, увидела отца, который выглядел так, словно ему было семнадцать лет. Вдалеке Дебора заметила сестер, танцевавших со своими мужьями. Она снова закричала, умоляя помочь. Но они отвернулись от нее.
Она начала тонуть, намокшие юбки тянули ее на дно. Она так устала, что уже хотела отказаться от борьбы и сдаться… и тут появился Тони.
Внезапно он возник рядом и принялся кружить вокруг нее подобно резвящейся крупной рыбе. Он обнял ее за талию, и его сильные руки удержали ее на плаву…
Дебора очнулась.
В первое мгновение ей показалось, что она лежит в кровати на ферме, принадлежавшей ее супругу, той самой, права на которую предъявил ее приемный сын, который был старше Деборы на пятнадцать лет. Странно, ведь он очень не хотел, чтобы она оставалась в доме, но вот сейчас она находится здесь… или думает, что находится.
Единственным источником света в комнате был огонь в очаге. Значит, она была не на ферме мистера Персиваля. Он никогда не жег уголь, считая это ненужной роскошью и излишеством. Да и укрыта она была вовсе не одеялом, которое сама сшила из разноцветных лоскутков. А тюфяк был намного мягче и удобнее того, который принадлежал ее супругу.
К Деборе вернулась память; Мистер Персиваль умер. Она жила со своей сестрой – нет, она уехала в Лондон и там встретила Тони. Они поссорились… стоя под дождем. Она намеревалась отправиться в Дерби пешком.
Неужели она все-таки дошла туда?
Поразмыслив, Дебора решила, что ей это вряд ли удалось.
Она перекатилась на живот и поправила пуховую подушку под головой. С наслаждением вытянула ноги и нащупала край тюфяка. Она знала, что больна. Во всем теле чувствовалась ужасная слабость, во рту пересохло. Волосы неухоженными и спутанными прядями падали на плечи. Она себе решительно не нравилась.
Дебора оторвала голову от подушки. Комната была ей незнакома. Она медленно обвела взглядом стоящий у кровати столик, на котором теснились миски, чашки, ложки и полотенца. На полу не было ковра, зато мебель, пусть и потертая, выглядела внушительной и добротной.
А потом она увидела Тони.
Он спал на неудобном жестком стуле с высокой деревянной спинкой, уронив голову на грудь и положив ноги на кровать.
Тони выглядел плохо. Его щеки и подбородок покрывала неопрятная жесткая щетина, а волосы торчали в разные стороны, словно он в отчаянии беспрестанно теребил их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Как только на свет появится наследник, – продолжал Тони, – мы с Амелией будем очень редко видеться друг с другом. Она знает меня не лучше, чем я ее.
В душе Деборы зашевелилась и приподняла свою уродливую голову ревность. Он зачнет ребенка с этой женщиной, ребенка, который будет по праву носить его имя… чего никогда не получит ее дитя.
Раздосадованная и утомленная, она оттолкнула его. Рассудок ее грозила затянуть темная пелена, зубы выбивали дробь, и она смогла лишь выдавить:
– Я не могу.
Тони стиснул зубы, и на скулах у него заиграли желваки.
– Потому что не хочешь! – обвиняющим тоном заявил он. – Потому что ты очень упрямая, Деб. Очень упрямая!
Ей следовало разозлиться на него, испытывать гнев и досаду. Но душевных сил на это у Деборы уже не осталось. Она подняла с земли свой саквояж, который уронила в грязь, когда он обнял ее.
– Прощайте, милорд.
Дебора собиралась обойти его, но, вместо того чтобы сделать шаг вперед, вдруг покачнулась и начала заваливаться назад. Какое странное ощущение… А потом серое, тяжелое небо опрокинулось на нее и померкло.
Тони успел подхватить ее. К ним подбежал Кузнечик – верный конь почувствовал, что случилось что-то плохое, – и принялся нервно бить копытом. Стоять под дождем жеребцу нравилось не больше, чем его хозяину.
Тони торопливо стянул перчатки. Приложив руку ко лбу Деборы, он почувствовал, что она вся горит.
Страх ледяной рукой сжал его сердце. Почему она не сказала, что ей плохо? Он подхватил ее на руки и усадил в седло, оставив потрепанный саквояж лежать в грязи.
– Стой смирно! – приказал он коню, вдевая ногу в стремя. Кожа седла намокла и скользила. Он поудобнее устроил Деб, снял плащ, укутал ее и прижал к себе.
Кузнечик нервно пританцовывал на месте. Прежде чем пришпорить коня, Тони бросил последний взгляд по сторонам. Вокруг расстилался незнакомый пейзаж, а монотонный серый дождь приближал наступление сумерек, хотя было еще довольно рано. Догоняя почтовую карету, он оставил позади несколько одиноких ферм. Но это было полчаса назад, а сейчас он не видел поблизости никаких признаков ни церкви, ни постоялого двора, ни чего-либо подобного.
Деб срочно нуждалась в помощи. Он должен позаботиться о ней!
Но в какую сторону ехать? Тони решил двигаться вперед. «Всегда иди вперед и не стой на месте», – напомнил он себе.
Вонзив каблуки в бока Кузнечика, он послал коня в галоп.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Дебора никак не могла проснуться. Она слишком устала. Она даже не знала, где находится… Но сейчас ей было все равно.
Безуспешно пытаясь разлепить непослушные веки, Дебора чувствовала, что голова у нее налилась свинцовой тяжестью, а губы отказываются повиноваться. В комнате было тепло и уютно, а ей так нужен был сон. Спокойный, глубокий, целительный сон без сновидений.
Но вокруг что-то происходило. Откуда-то издалека до нее, как в тумане, доносились голоса. Поначалу ей было холодно, очень холодно. Зубы выбивали безостановочную дробь, а толстые пуховые одеяла не могли согреть ее. Чьи-то сильные руки обнимали ее. Кто-то гладил ее по голове, прижимал к себе. Глубокий мужской баритон напевал смутно знакомую мелодию «Барбары Эллен», и она вспомнила, как гостила у мисс Чалмерс и играла на фортепьяно.
Потом ей стало жарко, и спустя мгновение Дебора уже металась в лихорадке. Она отчаянно сопротивлялась, пытаясь разомкнуть чьи-то железные объятия, и сбрасывала с себя одеяла. Даже ночная сорочка казалась ей слишком тяжелой. На лбу у нее выступил пот, ей было душно, влажные простыни неприятно липли к телу.
Кто-то положил ей на лоб прохладное полотенце, но сжигавший ее внутренний жар мгновенно высушил его. Облегчения не было.
Она мечтала о воде. О каплях дождя, струящихся по лицу и омывающих тело. Она была обнажена, но не испытывала стыда. А потом дождь скрыл под собой землю, и она оказалась в бурном океане. Дебора пыталась плыть против течения… но быстро устала. Очень устала.
Она крикнула, надеясь позвать на помощь. Но вода хлынула ей в открытый рот, грозя утопить. Она отчаянно забила ногами, стараясь удержаться на поверхности. Мимо проплыл дом, а за ним стайкой тянулись стулья и бревна. Огромное дерево, вырванное с корнями, величаво колыхалось на волнах.
Внезапно Дебору со всех сторон окружили люди. Они стояли на воде. Здесь были и мистер Персиваль, и ее приемная мать. Она помахала им и, обернувшись, увидела отца, который выглядел так, словно ему было семнадцать лет. Вдалеке Дебора заметила сестер, танцевавших со своими мужьями. Она снова закричала, умоляя помочь. Но они отвернулись от нее.
Она начала тонуть, намокшие юбки тянули ее на дно. Она так устала, что уже хотела отказаться от борьбы и сдаться… и тут появился Тони.
Внезапно он возник рядом и принялся кружить вокруг нее подобно резвящейся крупной рыбе. Он обнял ее за талию, и его сильные руки удержали ее на плаву…
Дебора очнулась.
В первое мгновение ей показалось, что она лежит в кровати на ферме, принадлежавшей ее супругу, той самой, права на которую предъявил ее приемный сын, который был старше Деборы на пятнадцать лет. Странно, ведь он очень не хотел, чтобы она оставалась в доме, но вот сейчас она находится здесь… или думает, что находится.
Единственным источником света в комнате был огонь в очаге. Значит, она была не на ферме мистера Персиваля. Он никогда не жег уголь, считая это ненужной роскошью и излишеством. Да и укрыта она была вовсе не одеялом, которое сама сшила из разноцветных лоскутков. А тюфяк был намного мягче и удобнее того, который принадлежал ее супругу.
К Деборе вернулась память; Мистер Персиваль умер. Она жила со своей сестрой – нет, она уехала в Лондон и там встретила Тони. Они поссорились… стоя под дождем. Она намеревалась отправиться в Дерби пешком.
Неужели она все-таки дошла туда?
Поразмыслив, Дебора решила, что ей это вряд ли удалось.
Она перекатилась на живот и поправила пуховую подушку под головой. С наслаждением вытянула ноги и нащупала край тюфяка. Она знала, что больна. Во всем теле чувствовалась ужасная слабость, во рту пересохло. Волосы неухоженными и спутанными прядями падали на плечи. Она себе решительно не нравилась.
Дебора оторвала голову от подушки. Комната была ей незнакома. Она медленно обвела взглядом стоящий у кровати столик, на котором теснились миски, чашки, ложки и полотенца. На полу не было ковра, зато мебель, пусть и потертая, выглядела внушительной и добротной.
А потом она увидела Тони.
Он спал на неудобном жестком стуле с высокой деревянной спинкой, уронив голову на грудь и положив ноги на кровать.
Тони выглядел плохо. Его щеки и подбородок покрывала неопрятная жесткая щетина, а волосы торчали в разные стороны, словно он в отчаянии беспрестанно теребил их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80