Стопка с красными наклейками — вершина айсберга, именуемого Валенте. Я попросил скопировать и прислать остальные документы на него, но это займет несколько дней. К следующей неделе весь стол будет завален папками. Каждый из нас возьмет по стопке и внимательно прочитает каждую бумажку в каждой папке. Все это фотокопии, так что можете взять их домой. Дойдете до конца, берете стопку напарника и так далее. Я хочу, чтобы к концу следующей недели вы одолели всю эту гору. Да, кстати, это только часть имеющейся информации. Мы пока еще разыскиваем в архивах дополнительные сведения насчет всех, кроме Валенте. О нем мы уже знаем все, что необходимо знать. Вопросы имеются? — осведомился он, переводя взгляд с одного на другого.
— У меня вопрос, — кивнула Сэм, вставая и протягивая руку к досье на Логана Мэннинга. — Записка Логана кончается двумя словами, написанными, как я понимаю, на итальянском. Ни я, ни Шредер их не поняли и хотели бы узнать смысл. Нельзя ли снять копию с записки?
— Нет. Никто носа не сунет в эту записку и не дознается, что в ней, пока мы сами не будем готовы ее показать. Когда федералы пытались в последний раз прижать Валенте, утечек было столько, что его адвокаты уже работали вовсю, пытаясь его отмазать, пока власти еще только соображали, какие улики у них есть и что они могут значить. Никогда не стоит недооценивать Валенте, — предупредил Маккорд, — а тем более его влияния и связей. Эти самые связи тянутся до самого верха. И вот почему мы оставили это дело здесь, в Восемнадцатом участке, прямо у подножия лестницы правосудия. Валенте просто не догадается искать здесь, а мы надеемся, что на этот раз он не сорвется с крючка так легко.
Он снова уставился на Сэм.
— Что вас беспокоит?
— Если мне не позволено снять копию с записки, можно хотя бы переписать два последних слова?
Маккорд перегнулся через стол, быстро набросал два слова в блокноте, оторвал страничку и отдал ей.
— Мы уже прогнали их через систему. «Фалько»— это кличка, которая была у него раньше. Обычное итальянское имя. А вот второе… Мы сейчас работаем над ним, в поисках ассоциаций. А вы, Малкольм? Какие-то вопросы или замечания?
— Только одно, — пропыхтел Шредер с невероятно свирепой гримасой. — Буду крайне благодарен, если вы никогда больше не станете меня так называть, лейтенант.
— Ни за что.
— Ненавижу это имя!
— А моя мать его любила. Это ее девичья фамилия.
— Все равно ненавижу, — объявил Шредер, забирая свои папки.
Как только они отошли от двери на почтительное расстояние, Шредер глянул на Сэм и покачал лобастой головой:
— На каком ты только свете живешь, Литлтон?! Помоги мне Бог, но когда я услышал, как ты обозвала его невропатом, помешанным на порядке и бессильным контролировать собственную жизнь, меня холодным потом прошибло!
Сэм нашла ужасно трогательной такую заботу о себе. Как приятно, когда кто-то за тебя волнуется!
Следующей ее мыслью было поблагодарить Маккорда за то, что позволил ей остаться в бригаде. Как ни крути, а такой шанс случается раз в жизни, и ей, новичку, по справедливости вообще не должно было его выпасть. С другой стороны, напомнила себе Сэм, не найди она записку Валенте, никто не подумал бы создавать команду из детективов.
Она сбросила папки на свой стол, попросила Шредера приглядеть за ними и вернулась в кабинет лейтенанта.
Маккорд, развалившись в кресле, читал папку с красной наклейкой: блокнот у локтя, карандаш в руке, на случай если потребуется делать заметки. Несмотря на хмурый вид, он, похоже, не на шутку увлекся прочитанным. Сэм вежливо стукнула в дверной косяк и, когда он поднял глаза, сказала:
— Я только хотела поблагодарить вас. За то, что поверили в меня настолько, что позволили участвовать в расследовании.
Митчелл усмехнулся одними глазами и вскинул брови.
— Благодарите не меня, а тараканов.
Сэм поколебалась, не отводя взгляда и стараясь не засмеяться.
— Имеется в виду какой-то определенный таракан? Маккорд снова вернулся к папке и перевернул страницу.
— Тот, которого я нашел в столе, достаточно велик, чтобы водить «вольво». Его родственники живут в столовой.
Глава 22
— Поверить не могу, что ты так долго пряталась от друзей, — еще с порога упрекнул Ли Джейсон. Энергия и воодушевление, исходившие от него, невольно заражали и еще больше утомляли, но она едва сумела скрыть раздражение, когда гость отступил в сторону, чтобы вручить Хильде пальто, и Ли поняла, что он не один. Позади стояла Джейн Себринг.
Раскрасневшийся от холода и сгоравший мальчишеским нетерпением поскорее разглядеть хозяйку Джейсон оставил Джейн в холле и вырвался вперед, чтобы поцеловать Ли в щеку.
— У меня не получилось отделаться от Джейн, — прошептал он. — Пристала, чтобы я взял ее с собой. Как я ни отговаривался, прыгнула в такси. Не тащить же ее оттуда. Но ничего, она долго не останется. Ей сегодня играть дневной спектакль, зато я совершенно свободен.
Он выпрямился и, впервые присмотревшись к лицу Ли, в ужасе отшатнулся.
— И долго еще ждать, прежде чем ты станешь похожа на себя?
— Недолго, — заверила Ли, болезненно морщась.
Джейсон уселся рядом с ней на диван, но внимание Ли было приковано к Джейн, которая остановилась у зеркала, поправляя волосы. В серебристом стекле отразилось безупречно красивое лицо с гладкой, холеной кожей.
Подобно династии Барриморов и следуя той же традиции, четыре поколения Себрингов были легендой театра. Джейн была первой представительницей этой знаменитой семьи, которую по праву можно было назвать редкой красавицей. Кроме того, на нее единственную из Себрингов набросились театральные критики после первой же сыгранной на Бродвее роли. Правду сказать, она имела несчастье или глупость дебютировать в пьесе, где ее героиня была чересчур сложна и умудрена жизнью для молоденькой двадцатилетней актрисы. Но ей предоставили возможность выступить только потому, что она тоже была Себринг. И только потому, что она тоже была Себринг, критики вознесли ее на немыслимую высоту, которую много лет с честью поддерживали ее куда более опытные и куда менее блистательные в смысле внешности предки.
Через две недели после премьеры Джейн с позором покинула сцену и отправилась в Голливуд. Семейные связи открыли для нее все двери, и, кроме того, она оказалась на редкость киногеничной. На экране ее лицо и фигура завораживали. Джейн повезло: она попала к хорошему режиссеру, а смонтирован фильм был просто талантливо. Дальше все пошло как по маслу. Ее игра совершенствовалась с каждой ролью, а кульминацией оказался «Оскар» за лучшую роль второго плана.
Награда академии принесла Джейн такую славу, которой никогда не добивались в кино ее предки, но этого было недостаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
— У меня вопрос, — кивнула Сэм, вставая и протягивая руку к досье на Логана Мэннинга. — Записка Логана кончается двумя словами, написанными, как я понимаю, на итальянском. Ни я, ни Шредер их не поняли и хотели бы узнать смысл. Нельзя ли снять копию с записки?
— Нет. Никто носа не сунет в эту записку и не дознается, что в ней, пока мы сами не будем готовы ее показать. Когда федералы пытались в последний раз прижать Валенте, утечек было столько, что его адвокаты уже работали вовсю, пытаясь его отмазать, пока власти еще только соображали, какие улики у них есть и что они могут значить. Никогда не стоит недооценивать Валенте, — предупредил Маккорд, — а тем более его влияния и связей. Эти самые связи тянутся до самого верха. И вот почему мы оставили это дело здесь, в Восемнадцатом участке, прямо у подножия лестницы правосудия. Валенте просто не догадается искать здесь, а мы надеемся, что на этот раз он не сорвется с крючка так легко.
Он снова уставился на Сэм.
— Что вас беспокоит?
— Если мне не позволено снять копию с записки, можно хотя бы переписать два последних слова?
Маккорд перегнулся через стол, быстро набросал два слова в блокноте, оторвал страничку и отдал ей.
— Мы уже прогнали их через систему. «Фалько»— это кличка, которая была у него раньше. Обычное итальянское имя. А вот второе… Мы сейчас работаем над ним, в поисках ассоциаций. А вы, Малкольм? Какие-то вопросы или замечания?
— Только одно, — пропыхтел Шредер с невероятно свирепой гримасой. — Буду крайне благодарен, если вы никогда больше не станете меня так называть, лейтенант.
— Ни за что.
— Ненавижу это имя!
— А моя мать его любила. Это ее девичья фамилия.
— Все равно ненавижу, — объявил Шредер, забирая свои папки.
Как только они отошли от двери на почтительное расстояние, Шредер глянул на Сэм и покачал лобастой головой:
— На каком ты только свете живешь, Литлтон?! Помоги мне Бог, но когда я услышал, как ты обозвала его невропатом, помешанным на порядке и бессильным контролировать собственную жизнь, меня холодным потом прошибло!
Сэм нашла ужасно трогательной такую заботу о себе. Как приятно, когда кто-то за тебя волнуется!
Следующей ее мыслью было поблагодарить Маккорда за то, что позволил ей остаться в бригаде. Как ни крути, а такой шанс случается раз в жизни, и ей, новичку, по справедливости вообще не должно было его выпасть. С другой стороны, напомнила себе Сэм, не найди она записку Валенте, никто не подумал бы создавать команду из детективов.
Она сбросила папки на свой стол, попросила Шредера приглядеть за ними и вернулась в кабинет лейтенанта.
Маккорд, развалившись в кресле, читал папку с красной наклейкой: блокнот у локтя, карандаш в руке, на случай если потребуется делать заметки. Несмотря на хмурый вид, он, похоже, не на шутку увлекся прочитанным. Сэм вежливо стукнула в дверной косяк и, когда он поднял глаза, сказала:
— Я только хотела поблагодарить вас. За то, что поверили в меня настолько, что позволили участвовать в расследовании.
Митчелл усмехнулся одними глазами и вскинул брови.
— Благодарите не меня, а тараканов.
Сэм поколебалась, не отводя взгляда и стараясь не засмеяться.
— Имеется в виду какой-то определенный таракан? Маккорд снова вернулся к папке и перевернул страницу.
— Тот, которого я нашел в столе, достаточно велик, чтобы водить «вольво». Его родственники живут в столовой.
Глава 22
— Поверить не могу, что ты так долго пряталась от друзей, — еще с порога упрекнул Ли Джейсон. Энергия и воодушевление, исходившие от него, невольно заражали и еще больше утомляли, но она едва сумела скрыть раздражение, когда гость отступил в сторону, чтобы вручить Хильде пальто, и Ли поняла, что он не один. Позади стояла Джейн Себринг.
Раскрасневшийся от холода и сгоравший мальчишеским нетерпением поскорее разглядеть хозяйку Джейсон оставил Джейн в холле и вырвался вперед, чтобы поцеловать Ли в щеку.
— У меня не получилось отделаться от Джейн, — прошептал он. — Пристала, чтобы я взял ее с собой. Как я ни отговаривался, прыгнула в такси. Не тащить же ее оттуда. Но ничего, она долго не останется. Ей сегодня играть дневной спектакль, зато я совершенно свободен.
Он выпрямился и, впервые присмотревшись к лицу Ли, в ужасе отшатнулся.
— И долго еще ждать, прежде чем ты станешь похожа на себя?
— Недолго, — заверила Ли, болезненно морщась.
Джейсон уселся рядом с ней на диван, но внимание Ли было приковано к Джейн, которая остановилась у зеркала, поправляя волосы. В серебристом стекле отразилось безупречно красивое лицо с гладкой, холеной кожей.
Подобно династии Барриморов и следуя той же традиции, четыре поколения Себрингов были легендой театра. Джейн была первой представительницей этой знаменитой семьи, которую по праву можно было назвать редкой красавицей. Кроме того, на нее единственную из Себрингов набросились театральные критики после первой же сыгранной на Бродвее роли. Правду сказать, она имела несчастье или глупость дебютировать в пьесе, где ее героиня была чересчур сложна и умудрена жизнью для молоденькой двадцатилетней актрисы. Но ей предоставили возможность выступить только потому, что она тоже была Себринг. И только потому, что она тоже была Себринг, критики вознесли ее на немыслимую высоту, которую много лет с честью поддерживали ее куда более опытные и куда менее блистательные в смысле внешности предки.
Через две недели после премьеры Джейн с позором покинула сцену и отправилась в Голливуд. Семейные связи открыли для нее все двери, и, кроме того, она оказалась на редкость киногеничной. На экране ее лицо и фигура завораживали. Джейн повезло: она попала к хорошему режиссеру, а смонтирован фильм был просто талантливо. Дальше все пошло как по маслу. Ее игра совершенствовалась с каждой ролью, а кульминацией оказался «Оскар» за лучшую роль второго плана.
Награда академии принесла Джейн такую славу, которой никогда не добивались в кино ее предки, но этого было недостаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121