— Долго вы не задержитесь; я могу, если вы этого желаете, завтра уточнить время вашего отъезда.
— Но почему же я должна уехать?
— Я не стану вам говорить.
— Однако мне очень хотелось бы знать это.
— Послушайте меня, сударыня. Вы человек слова, и если дадите обещание повиноваться мне во всем, то ваше любопытство будет удовлетворено, правда не сейчас.
— Почему же?
— Я считаю, что вам не нужно знать заранее, какая судьба вас ожидает: это может повредить вашему счастью; но если вы соблаговолите не вскрывать запечатанный мешочек с вложенным в него гороскопом до того дня, как покинете Италию, я дам вам его. Вот тогда вы и увидите, обманывал ли я вас,
— Ну что ж, я согласна, давайте.
— Этот мешочек я принесу вам завтра.
Я поспешила проводить этого человека, чтобы пойти к принцу и известить его о полученном мной предупреждении, однако оно ничуть его не встревожило.
— Меня так просто не захватишь, — сказал он. — Я сумею за себя постоять. Ах! Если бы Людовик Четырнадцатый приехал в Италию или Филипп Пятый не находился вне границ моего государства, клянусь вам, что я… Ничего, скоро мы с ними расплатимся сполна.
— Вы не отправитесь в поездку, которую задумали.
— Отправлюсь, но сначала издам манифест, чтобы известить моих подданных об этом замысле короля Франции и просить их, чтобы они сами меня охраняли; вы убедитесь, что со мной ничего не случится, а раскрытый заговор не будет иметь успеха. Благодарю вас, графиня, ваш друг выбрал необычного посланца; что же делает наш колдун, разъезжая по войскам?
— Сюда, в Турин, он приехал ради вас. Разве не вы его вызвали?
— Не совсем так, — смущенно ответил мне герцог. Бывали мгновения, когда он краснел, признаваясь в своей вере в предсказания; я заметила, что это случается главным образом в трудные времена.
— Я лишь велел написать ему, что мне было бы приятно его увидеть, — прибавил он.
— Он вас понял и приехал.
Наследующий день утром колдун принес мне нечто вроде амулета, сделанного явно в восточном вкусе; он наказал мне носить его на шее до того дня, о котором мы условились.
— Я кое-что прибавил к гороскопу, — сказал он. — Какой бы опасности вы ни подвергались, не бойтесь: ни болезнь, ни несчастный случай не приведут вас к смерти; прежде вам надлежит свершить великое дело, но вдали отсюда.
— Какое же?
— Вы спасете жизнь одной знатной персоне; вы сохраните последнюю почку самого прославленного и самого драгоценного древа Европы и закончите свои дни в покое и счастье; это, по крайней мере, я вам обещаю.
Он сдержал слово. Что же касается мешочка, то я вскрыла его тогда, когда получила на это право: в гороскопе содержалось в точности то, что в дальнейшем произошло со мной. Никогда я не встречала предсказателя столь же искусного, как этот, хотя советовалась со многими из них, ибо Виктор Амедей заразил меня этим своим недугом.
XXIV
Для Виктора Амедея настала пора испытаний; надо отдать ему справедливость, сказав, что он оказался выше всех обстоятельств и стал более велик, чем его судьба.
Он подписал Венский договор, по которому император обязывался оказывать ему помощь; но маршал де Лафейад тем не менее вторгся в Савойю, охраняемую герцогом Вандомским с противоположной стороны.
Каждый день приходило известие о какой-либо потере или каком-нибудь поражении; всем прибывающим курьерам следовало бы надевать черную повязку, ибо они несли с собой скорбь. Принц успевал повсюду; он не спал и трех ночей подряд в одном и том же месте, но — что гораздо хуже — заставлял меня его сопровождать. Его охватила какая-то неистовая ревность, хотя я дала повод для нее лишь небольшим охлаждением к нему, что было не в моей власти.
Как известно, я никогда не питала к принцу большой страсти: меня связывали с ним дружба и благодарность. К тому же в те времена он держал себя не слишком любезно. Эта ревность была для меня отвратительна, и я стремилась лишь к тому, чтобы от нее избавиться.
В это время у меня возник план, осуществить который удалось позднее: исполнение его задержали два обстоятельства. Первым была поразившая меня очень тяжелая оспа, сильно встревожившая всех, за исключением меня: предсказание нашего чародея придавало мне уверенность, что я не умру от этой болезни. К счастью, она началась у меня в Турине, во время отдыха герцога; иначе я не знаю, что бы произошло. Рискуя прослыть неблагодарной, я воздам ему справедливость, которую он заслуживает: с тех пор как я заболела, он заперся со мной, не оставлял меня и ухаживал за мной с такой преданностью и нежностью, что забыть об этом я никогда не смогу. Напрасно врачи рисовали ему ту опасность, которой он подвергался; напрасно мать приходила и почти на коленях умоляла его подумать о себе и своем народе; тщетно я сама упрашивала принца оставить меня на произвол судьбы. Он отвечал мне следующее:
— Я заставил графиню ди Верруа оставить мужа, семью и дом; я всегда буду помнить об этом, даже если в отношении меня она допустит все мыслимые ошибки. Но она, благодарение Богу, ни в чем предо мной не виновата! Я должен заменить ей все то, что было отнято у нее мною, и не оставлю ее.
Он сдержал слово и все то время, когда мне угрожала опасность, не выходил из моей комнаты, работая там со своими министрами (то, что им это совсем не нравилось, я узнала позднее от них самих).
Когда я начала выздоравливать, он стал возвращаться к себе хотя бы на ночь, однако и об этом приходилось долго его просить. Я постоянно требовала зеркало, чтобы увидеть, сильно ли обезображено мое лицо, но мне в этом безжалостно отказывали.
Наконец, когда ко мне вернулись силы и я начала вставать с постели, стало уже невозможно скрывать от меня правду. Все зеркала в моей комнате были занавешены; я приказала Марион снять чехлы.
— Госпожа, сейчас придет его светлость, — ответила она. — Он желает лично говорить с вами по этому поводу и запретил нам слушаться вас в том случае, если вы потребуете зеркало.
«Вот оно что, теперь я уродина, — подумала я, — и мне хотят осторожно об этом сообщить».
Если бы я сама могла сорвать с зеркал злосчастные покрывала, то непременно сделала бы это; однако я была слишком слаба.
Наконец появился герцог и очень нежно поцеловал меня:
— Вы снова возвращены мне, моя дорогая графиня; да будет благословен за это милосердный Господь!
— Благодарю вас, ваше высочество, за вашу привязанность; я понимаю, чем вам обязана, не сомневайтесь; но скажите мне…
— Красивы ли вы по-прежнему, не так ли? В моих глазах вы всегда будете самой красивой на свете.
— Но, сударь, как я буду выглядеть в глазах других?
— Вам это важно?
— Конечно, сударь, ведь не хочется внушать ужас, и потом для себя самой…
— Успокойтесь, — более холодным тоном возразил он, — у вас еще остается достаточно прелестей, чтобы удовлетворить самых тонких ценителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119