Теперь мы живем в доме Хлои. Только мы втроем.
— Это правда? — спросил Прескотт. — Я знаю, что это должно быть отлично для вас троих, но не могу понять, как на это согласилась тетушка Эмми. Ей, наверное, здесь очень одиноко без вас.
— Во-первых, мы живем не на другом краю света, — сказала Хлоя. — Наш дом совсем недалеко отсюда. И во-вторых, как тетушка Эмми может чувствовать себя здесь одинокой со всеми работниками ранчо, которых всегда полон дом. Мы с малышкой тоже зашли сегодня побыть с ней, пока Пайн ездил в город за покупками.
— Ужин готов! — послышался голос Эмми из дома. — Идите есть, пока все еще горячее.
Выражение величайшего восторга появилось на лице Прескотта.
— Леди, сейчас попробуете одно из величайших чудес в жизни — кулинарию моей тетушки Эмми!
Сразу же после ужина, когда Прескотт все еще сидел за столом, все добавляя и добавляя себе то жаренного цыпленка, то зеленых бобов и картошки-пюре, и маисового хлеба, приготовленных тетушкой Эмми, и запивая все это персиковым компотом, Хлоя и Пайн пожелали всем спокойной ночи и пошли со своей спящей дочкой к себе домой. Эмми помогла Прескотту с Люсиндой уложить в кровати трех маленьких девочек, пообещав, что завтра их ждет день, полный невероятных открытий и приключений. Люсинда предложила тетушке Эмми помощь с мытьем посуды, но та вежливо отказалась.
— Это после такого-то долгого путешествия? — сказала Эмми. — Лучше иди-ка ты ложись спать и дай хорошенько отдохнуть с дороги и себе и своему ребенку.
Люсинда взглянула на гору грязной посуды в раковине.
— Но ведь я никак не могу позволить, чтобы вы делали всю эту работу одна.
— Почему же нет? Я сама справляюсь с этим уже на протяжении последних сорока лет, а может, и того больше. Ты лучше иди и составь компанию своему мужу, чтобы он не скучал.
— Хорошо, если вы настаиваете…
— Да, я настаиваю. А теперь беги. Увидимся все завтра утром. И если хотите завтра поспать подольше, спите хоть до обеда, я не буду вас беспокоить.
— Она… просто прелесть, — сказала Люсинда спустя некоторое время, когда они с Прескоттом уже лежали в кровати.
— Кто? Тетушка Эмми или Хлоя?
— По правде говоря, обе, но сейчас я имела в виду твою тетю.
— Да, она очень хорошая. Ты во всем мире не найдешь женщину с такой открытой душой и таким добрым сердцем.
— Да, безусловно, она удивительный человек, и все же я не думаю, что она одобряет то, что мы кузены.
— Далекие кузены, дорогая, — сказал Прескотт. — И она это понимает. Разве ты не заметила выражение ее лица, когда мы объяснили, насколько далеки наши родственные связи?
— В общем-то да, но я просто надеюсь, что… — Люсинда замолчала, вдруг почувствовав сильную боль в нижней части спины.
— Что случилось?
— О, Боже мой!
— Что?
— Моя спина.
— Твоя спина? Ведь ты не поднимала ничего тяжелого, не так ли?
— Нет, не больше обычного. Лучше дай-ка мне повернуться на бок.
Несмотря на то, что массивная фигура Прескотта занимала большую половину кровати, Люсинде удалось осторожно повернуться на том небольшом пространстве, которое оставалось ей на матрасе и, сделав это, она тут же почувствовала, как боль начала постепенно утихать.
— Да, так лучше. Гораздо лучше. Я, должно быть, сегодня перенапряглась больше, чем думала, постоянно карабкаясь в этот фургон и вылезая обратно. Знаешь ли, это было совершенно неудобно.
— Да, дорога из города была довольно тряской, — сказал Прескотт. — Надо что-то делать с этими чертовыми дорогами. Ты действительно уверена, что у тебя все и порядке?
— Да, я чувствую себя настолько хорошо, насколько могу чувствовать в моем положении.
— Теперь тебе осталось потерпеть всего только пару-тройку недель, и потом все это закончится.
— Ты так думаешь?
— На некоторое время, конечно, — сказал Прескотт. Улыбнувшись, он положил руку на круглый живот Люсинды. Почувствовав сильный толчок со стороны малыша, он рассмеялся. — Боже, ты это почувствовала?
— Конечно да, глупый. Как я могла не почувствовать? Я постоянно чувствую это уже на протяжении последних пяти месяцев. И днем и ночью. Удивительно, как я вообще могу спать.
— Хей, а вот и еще один.
— Подожди будет и еще. Твоя дочь или сын еще только начинает. Этот малыш лягается, как упрямый осел.
— Да, но это делает тебя такой прекрасной.
— Что, его лягание?
— Нет, то, что ты беременна, — ответил он. — Мне будет жаль видеть, что все это кончилось.
— А я совсем об этом и не пожалею, — сказала Люсинда. — Я жду не дождусь, когда все это кончится. Я не могу дождаться того времени, когда опять смогу увидеть свои собственные ноги. Мне кажется, что не видела их уже несколько недель.
— Разве тебе не нравится быть в таком положении?
— Не особенно. Тебе бы тоже не понравилось, будь ты женщиной.
— Так ты больше не хочешь детей?
— Конечно, хочу. Я люблю детей, ты это знаешь. Просто мне не нравится находиться несколько месяцев в таком положении перед их рождением. Вот если бы ты мог каким-то образом родить следующего…
— Я постараюсь, дорогая. Я буду стараться изо всех своих сил, но все-таки я не думаю, что мы… — он остановился, почувствовав, как живот Люсинды внезапно потвердел под его рукой, и она судорожно вдохнула воздух ртом. — Что происходит?
— О Боже!
— Люсинда?
Чувствуя сильную боль в спине, к которой добавилось ощущение теплой влаги между ног, Люсинда не смогла собрать силы для немедленного ответа.
— Ты теряешь ребенка?
— Ммм!
— Боже, я знал это, — он отбросил в сторону одеяло и выпрыгнул из кровати. — Я побегу позову тетушку Эмми.
— Нет, пока не надо.
— Но она знает, что делать.
— И я тоже.
— Но ведь ты никогда до этого не теряла ребенка.
— Я не теряю его, Прескотт. Я рожаю.
— Сейчас?
— Да, сейчас.
— Но ведь еще слишком рано.
— Скажи это ребенку. У-у, Господи!
— И что теперь?
— Я намочила кровать. У меня отошли воды.
Прескотт стоял в одних трусах посреди комнаты и беспомощно смотрел на нее.
— Помоги мне приподняться, чтобы сменить простыни.
— Нет, оставайся в том же положении, в каком ты лежишь. Не двигайся. Я пойду принесу простыни и позову тетушку Эмми.
— Пока не надо. Еще слишком рано. Лучше останься и поговори со мной.
— Поговорить с тобой?
— Да. Мне нужно отвлечься.
Прескотт почесал затылок. Боже всемогущий, эта женщина рожала ребенка и испытывала страшные муки, но все, чего она хотела — это только говорить. Он определенно никогда не сможет понять женщин, даже если доживет до ста лет.
— Хорошо, — сказал он, — о чем ты хочешь поговорить?
— О твоем брате.
— О Пайне?
— Да. Он кажется очень хорошим человеком.
— Так оно и есть. Временами бывает просто ангелом.
— Во многом он очень похож на тебя. Но в общем-то вы полные противоположности.
— А как же иначе, мы — разные люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
— Это правда? — спросил Прескотт. — Я знаю, что это должно быть отлично для вас троих, но не могу понять, как на это согласилась тетушка Эмми. Ей, наверное, здесь очень одиноко без вас.
— Во-первых, мы живем не на другом краю света, — сказала Хлоя. — Наш дом совсем недалеко отсюда. И во-вторых, как тетушка Эмми может чувствовать себя здесь одинокой со всеми работниками ранчо, которых всегда полон дом. Мы с малышкой тоже зашли сегодня побыть с ней, пока Пайн ездил в город за покупками.
— Ужин готов! — послышался голос Эмми из дома. — Идите есть, пока все еще горячее.
Выражение величайшего восторга появилось на лице Прескотта.
— Леди, сейчас попробуете одно из величайших чудес в жизни — кулинарию моей тетушки Эмми!
Сразу же после ужина, когда Прескотт все еще сидел за столом, все добавляя и добавляя себе то жаренного цыпленка, то зеленых бобов и картошки-пюре, и маисового хлеба, приготовленных тетушкой Эмми, и запивая все это персиковым компотом, Хлоя и Пайн пожелали всем спокойной ночи и пошли со своей спящей дочкой к себе домой. Эмми помогла Прескотту с Люсиндой уложить в кровати трех маленьких девочек, пообещав, что завтра их ждет день, полный невероятных открытий и приключений. Люсинда предложила тетушке Эмми помощь с мытьем посуды, но та вежливо отказалась.
— Это после такого-то долгого путешествия? — сказала Эмми. — Лучше иди-ка ты ложись спать и дай хорошенько отдохнуть с дороги и себе и своему ребенку.
Люсинда взглянула на гору грязной посуды в раковине.
— Но ведь я никак не могу позволить, чтобы вы делали всю эту работу одна.
— Почему же нет? Я сама справляюсь с этим уже на протяжении последних сорока лет, а может, и того больше. Ты лучше иди и составь компанию своему мужу, чтобы он не скучал.
— Хорошо, если вы настаиваете…
— Да, я настаиваю. А теперь беги. Увидимся все завтра утром. И если хотите завтра поспать подольше, спите хоть до обеда, я не буду вас беспокоить.
— Она… просто прелесть, — сказала Люсинда спустя некоторое время, когда они с Прескоттом уже лежали в кровати.
— Кто? Тетушка Эмми или Хлоя?
— По правде говоря, обе, но сейчас я имела в виду твою тетю.
— Да, она очень хорошая. Ты во всем мире не найдешь женщину с такой открытой душой и таким добрым сердцем.
— Да, безусловно, она удивительный человек, и все же я не думаю, что она одобряет то, что мы кузены.
— Далекие кузены, дорогая, — сказал Прескотт. — И она это понимает. Разве ты не заметила выражение ее лица, когда мы объяснили, насколько далеки наши родственные связи?
— В общем-то да, но я просто надеюсь, что… — Люсинда замолчала, вдруг почувствовав сильную боль в нижней части спины.
— Что случилось?
— О, Боже мой!
— Что?
— Моя спина.
— Твоя спина? Ведь ты не поднимала ничего тяжелого, не так ли?
— Нет, не больше обычного. Лучше дай-ка мне повернуться на бок.
Несмотря на то, что массивная фигура Прескотта занимала большую половину кровати, Люсинде удалось осторожно повернуться на том небольшом пространстве, которое оставалось ей на матрасе и, сделав это, она тут же почувствовала, как боль начала постепенно утихать.
— Да, так лучше. Гораздо лучше. Я, должно быть, сегодня перенапряглась больше, чем думала, постоянно карабкаясь в этот фургон и вылезая обратно. Знаешь ли, это было совершенно неудобно.
— Да, дорога из города была довольно тряской, — сказал Прескотт. — Надо что-то делать с этими чертовыми дорогами. Ты действительно уверена, что у тебя все и порядке?
— Да, я чувствую себя настолько хорошо, насколько могу чувствовать в моем положении.
— Теперь тебе осталось потерпеть всего только пару-тройку недель, и потом все это закончится.
— Ты так думаешь?
— На некоторое время, конечно, — сказал Прескотт. Улыбнувшись, он положил руку на круглый живот Люсинды. Почувствовав сильный толчок со стороны малыша, он рассмеялся. — Боже, ты это почувствовала?
— Конечно да, глупый. Как я могла не почувствовать? Я постоянно чувствую это уже на протяжении последних пяти месяцев. И днем и ночью. Удивительно, как я вообще могу спать.
— Хей, а вот и еще один.
— Подожди будет и еще. Твоя дочь или сын еще только начинает. Этот малыш лягается, как упрямый осел.
— Да, но это делает тебя такой прекрасной.
— Что, его лягание?
— Нет, то, что ты беременна, — ответил он. — Мне будет жаль видеть, что все это кончилось.
— А я совсем об этом и не пожалею, — сказала Люсинда. — Я жду не дождусь, когда все это кончится. Я не могу дождаться того времени, когда опять смогу увидеть свои собственные ноги. Мне кажется, что не видела их уже несколько недель.
— Разве тебе не нравится быть в таком положении?
— Не особенно. Тебе бы тоже не понравилось, будь ты женщиной.
— Так ты больше не хочешь детей?
— Конечно, хочу. Я люблю детей, ты это знаешь. Просто мне не нравится находиться несколько месяцев в таком положении перед их рождением. Вот если бы ты мог каким-то образом родить следующего…
— Я постараюсь, дорогая. Я буду стараться изо всех своих сил, но все-таки я не думаю, что мы… — он остановился, почувствовав, как живот Люсинды внезапно потвердел под его рукой, и она судорожно вдохнула воздух ртом. — Что происходит?
— О Боже!
— Люсинда?
Чувствуя сильную боль в спине, к которой добавилось ощущение теплой влаги между ног, Люсинда не смогла собрать силы для немедленного ответа.
— Ты теряешь ребенка?
— Ммм!
— Боже, я знал это, — он отбросил в сторону одеяло и выпрыгнул из кровати. — Я побегу позову тетушку Эмми.
— Нет, пока не надо.
— Но она знает, что делать.
— И я тоже.
— Но ведь ты никогда до этого не теряла ребенка.
— Я не теряю его, Прескотт. Я рожаю.
— Сейчас?
— Да, сейчас.
— Но ведь еще слишком рано.
— Скажи это ребенку. У-у, Господи!
— И что теперь?
— Я намочила кровать. У меня отошли воды.
Прескотт стоял в одних трусах посреди комнаты и беспомощно смотрел на нее.
— Помоги мне приподняться, чтобы сменить простыни.
— Нет, оставайся в том же положении, в каком ты лежишь. Не двигайся. Я пойду принесу простыни и позову тетушку Эмми.
— Пока не надо. Еще слишком рано. Лучше останься и поговори со мной.
— Поговорить с тобой?
— Да. Мне нужно отвлечься.
Прескотт почесал затылок. Боже всемогущий, эта женщина рожала ребенка и испытывала страшные муки, но все, чего она хотела — это только говорить. Он определенно никогда не сможет понять женщин, даже если доживет до ста лет.
— Хорошо, — сказал он, — о чем ты хочешь поговорить?
— О твоем брате.
— О Пайне?
— Да. Он кажется очень хорошим человеком.
— Так оно и есть. Временами бывает просто ангелом.
— Во многом он очень похож на тебя. Но в общем-то вы полные противоположности.
— А как же иначе, мы — разные люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81