Джереми никак не мог понять, почему ее так разозлили его поцелуи, но нельзя отрицать и другого — он вызвал в ней сильнейшие эмоции. Она ведь хотела его. Девлин верил, что в этом-то ему трудно ошибиться. Но желание зародило в Мередит чувство внутреннего протеста. Ее яростный приказ о наказании — яркое свидетельство силы этого протеста и, соответственно, силы ее влечения.
Джереми твердо решил, что вся ее пылкость и огонь будут принадлежать только ему — и никому больше. Но это совсем не является ответом для Харли. Как можно безразличнее он произнес:
— Она также остановила порку и лечила мои раны… Я не могу ненавидеть Мередит за это, верно?
И снова таинственный свет вспыхнул в его глазах: Дэниэлу пришлось наклониться поближе, чтобы разобрать слова избитого. — Ни одна женщина никогда прежде не владела мною…
Харли наклонил голову набок, рассматривая мужчину, лежащего перед ним. На какой-то миг он даже засомневался, правильно ли поступает.
Дэниэл все-таки надеялся, что не сбивает Мередит с пути. Он облизал губы и проговорил:
— Девлин, когда твоя спина заживет, начнешь работать в доме.
— Что?!
Он ожидал мести, жестокого наказания, а вместо этого его возвышают до положения слуги в самом доме.
— Я по-прежнему хочу, чтобы ты принял участие в скачках на Акробате, поэтому продолжай тренировать его, но, за исключением этого, твои способности пропадают здесь впустую. У тебя ведь хорошее образование. Мне хотелось бы, чтобы ты занялся счетами плантации. Как, по-твоему, сможешь?
— Э… Думаю, да, — запинаясь, промямлил пораженный Девлин.
— Хорошо. Значит, как только поправишься, жду тебя в кабинете. — Харли встал. — Я пришлю девушку обратно. Всего хорошего.
— До свидания.
Джереми растерянно посмотрел вслед уходящему Дэниэлу, все еще пораженный его предложением.
Следующие несколько дней Мередит находилась в подавленном состоянии. Она не приближалась к зданию конюшни, лишь передала лекарство для Джереми и объяснила, как им пользоваться, пока раны не заживут. Служанка удивленно посмотрела на свою госпожу, но сделала все должным образом. Когда она вернулась от Девлина, Уитни подробно расспросила ее о состоянии избитого. Бетси даже заинтересовалась, почему Мередит не пошла к Джереми сама, но спросить побоялась.
Хотя Уитни и выпытывала подробности у служанки, с Лидией она на эту тему не разговаривала. Когда-то они считались подругами, но теперь напряженная сдержанность лежала между ними. Стоило только женщинам остаться наедине, как молчание просто оглушало их. Они нарушали его лишь неуклюжими, поверхностными фразами о погоде и домашних делах.
Мередит радовалась, что у нее скопилось много работы, которая занимала и отвлекала ее. Наступило время ежегодного приготовления свечей, которое проводилось при наступлении относительных холодов, чтобы отлитые изделия не таяли. Лавровые ягоды кипятились в больших чанах на улице, и воздух наполнялся их сладким ароматом. Женщины снимали образовывавшийся сверху жир, собирали и давали ему возможность застыть, а затем снова растапливали над огнем и очищали. Лавровые свечи предпочитались таким же светочам, но только изготовленным из животного жира, ибо горели медленнее и не таяли сами по себе в летнюю жару, не говоря уже о приятном запахе. Котлы наполнялись жиром и водой, снова кипятились до образования жидкой консистенции. Работники относили емкости под навес в тени деревьев. Там полученную массу выливали в формы, а оставляли застывать.
Небольшое количество ценных восковых свечек изготавливалось из воска, добытого из пчелиных ульев плантации. Множество свечей делалось из животного жира и использовалось на кухне и в других местах, куда не так уж часто заглядывали господа. Еще из него отливали свечи с фитилем из сердцевины ситника. Такие использовались как дешевый источник света в хижинах рабов.
Когда разлитая масса охлаждалась, готовые изделия укладывали в специальные коробки с перегородками; их накрывали и ставили на хранение в глубокую темную кладовую под лестницей. Таким образом готовые свечи сохранялись в течение длительного времени и использовались, начиная с зимы и до следующего лета.
После «свечного бума», не успев даже передохнуть, приступали к убою свиней. Это тоже делалось в прохладную погоду.
Далеко позади дома, чтобы запахи не проникали в здание, несколько мужчин резали животных и подтаскивали туши к большому костру. С помощью крепления, прилаженного к треножнику, убитого поросенка привязывали к веревке, свободно проходившей через блок и прикрепленной к упряжи мула; когда тот отходил, туша приподнималась в воздух, а затем опускалась в огромный чан над огнем, где ошпаривалась и оскабливалась. После этого мужчины потрошили свинью, отрезали голову, разрубали пополам и несли в кухню. Где готовили мясо.
Использовались все части свиной туши. Жир измельчали и перетапливали. Заднюю часть .резали на куски, посыпали приправами, набивали полученной массой кишки и помещали в коптильню, где медленно закапчивали. Окорока, лопатки и бока укладывали в большие бочки с рассолом и позднее тоже относили на коптильню. Даже ливер варили и измельчали, чтобы добавлять его в блюда из кукурузной муки с кореньями.
Хотя Мередит и не принимала непосредственного участия в изготовлении свечей или в заготовке мяса на зиму, она руководила этими процессами и вела учет количества готовых изделий для освещения дома и общего веса забитых свиней. К тому же, поскольку уборка урожая закончилась, и рис начали медленно очищать вручную, Уитни приходилось записывать обработанные баррели зерна, выращенного на плантации. Кроме того, она контролировала отправку риса агенту Дэниэла в Лондоне и продажу купцам Чарлстона. Точно такой же учет велся и по индиго.
Работа отвлекала ее от происшедшего с Девлином, не давала скучать по ежедневным — ставшим уже привычными — верховым прогулкам. Однако как-то раз, когда Мередит сидела в кабинете, внося цифры в гроссбух, ее уединение нарушили.
Послышался громкий стук, и в дверном проеме показался Джереми Девлин. Несколько долгих секунд она растерянно молчала, уставившись на него. Совершенно бессознательно ее мозг отметил, что он одет в бриджи, чулки и туфли ее отца. Брюки оказались немного тесноваты, но смотрелся Девлин в них более естественно. Очевидно, рубашки и сюртуки, отданные ему, были слишком узкими для его мощной груди, ибо на Джереми красовалась все та же груботканая рубаха, которую сшила одна из служанок. Рукава наряда портниха сделала широкими и собранными на запястьях; вырез глубок, чтобы надевать одеяние через голову, без пуговиц, поэтому открывалась добрая часть груди. Мередит ясно видела мускулистое тело Девлина и покрывающие его рыжевато-золотистые волоски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Джереми твердо решил, что вся ее пылкость и огонь будут принадлежать только ему — и никому больше. Но это совсем не является ответом для Харли. Как можно безразличнее он произнес:
— Она также остановила порку и лечила мои раны… Я не могу ненавидеть Мередит за это, верно?
И снова таинственный свет вспыхнул в его глазах: Дэниэлу пришлось наклониться поближе, чтобы разобрать слова избитого. — Ни одна женщина никогда прежде не владела мною…
Харли наклонил голову набок, рассматривая мужчину, лежащего перед ним. На какой-то миг он даже засомневался, правильно ли поступает.
Дэниэл все-таки надеялся, что не сбивает Мередит с пути. Он облизал губы и проговорил:
— Девлин, когда твоя спина заживет, начнешь работать в доме.
— Что?!
Он ожидал мести, жестокого наказания, а вместо этого его возвышают до положения слуги в самом доме.
— Я по-прежнему хочу, чтобы ты принял участие в скачках на Акробате, поэтому продолжай тренировать его, но, за исключением этого, твои способности пропадают здесь впустую. У тебя ведь хорошее образование. Мне хотелось бы, чтобы ты занялся счетами плантации. Как, по-твоему, сможешь?
— Э… Думаю, да, — запинаясь, промямлил пораженный Девлин.
— Хорошо. Значит, как только поправишься, жду тебя в кабинете. — Харли встал. — Я пришлю девушку обратно. Всего хорошего.
— До свидания.
Джереми растерянно посмотрел вслед уходящему Дэниэлу, все еще пораженный его предложением.
Следующие несколько дней Мередит находилась в подавленном состоянии. Она не приближалась к зданию конюшни, лишь передала лекарство для Джереми и объяснила, как им пользоваться, пока раны не заживут. Служанка удивленно посмотрела на свою госпожу, но сделала все должным образом. Когда она вернулась от Девлина, Уитни подробно расспросила ее о состоянии избитого. Бетси даже заинтересовалась, почему Мередит не пошла к Джереми сама, но спросить побоялась.
Хотя Уитни и выпытывала подробности у служанки, с Лидией она на эту тему не разговаривала. Когда-то они считались подругами, но теперь напряженная сдержанность лежала между ними. Стоило только женщинам остаться наедине, как молчание просто оглушало их. Они нарушали его лишь неуклюжими, поверхностными фразами о погоде и домашних делах.
Мередит радовалась, что у нее скопилось много работы, которая занимала и отвлекала ее. Наступило время ежегодного приготовления свечей, которое проводилось при наступлении относительных холодов, чтобы отлитые изделия не таяли. Лавровые ягоды кипятились в больших чанах на улице, и воздух наполнялся их сладким ароматом. Женщины снимали образовывавшийся сверху жир, собирали и давали ему возможность застыть, а затем снова растапливали над огнем и очищали. Лавровые свечи предпочитались таким же светочам, но только изготовленным из животного жира, ибо горели медленнее и не таяли сами по себе в летнюю жару, не говоря уже о приятном запахе. Котлы наполнялись жиром и водой, снова кипятились до образования жидкой консистенции. Работники относили емкости под навес в тени деревьев. Там полученную массу выливали в формы, а оставляли застывать.
Небольшое количество ценных восковых свечек изготавливалось из воска, добытого из пчелиных ульев плантации. Множество свечей делалось из животного жира и использовалось на кухне и в других местах, куда не так уж часто заглядывали господа. Еще из него отливали свечи с фитилем из сердцевины ситника. Такие использовались как дешевый источник света в хижинах рабов.
Когда разлитая масса охлаждалась, готовые изделия укладывали в специальные коробки с перегородками; их накрывали и ставили на хранение в глубокую темную кладовую под лестницей. Таким образом готовые свечи сохранялись в течение длительного времени и использовались, начиная с зимы и до следующего лета.
После «свечного бума», не успев даже передохнуть, приступали к убою свиней. Это тоже делалось в прохладную погоду.
Далеко позади дома, чтобы запахи не проникали в здание, несколько мужчин резали животных и подтаскивали туши к большому костру. С помощью крепления, прилаженного к треножнику, убитого поросенка привязывали к веревке, свободно проходившей через блок и прикрепленной к упряжи мула; когда тот отходил, туша приподнималась в воздух, а затем опускалась в огромный чан над огнем, где ошпаривалась и оскабливалась. После этого мужчины потрошили свинью, отрезали голову, разрубали пополам и несли в кухню. Где готовили мясо.
Использовались все части свиной туши. Жир измельчали и перетапливали. Заднюю часть .резали на куски, посыпали приправами, набивали полученной массой кишки и помещали в коптильню, где медленно закапчивали. Окорока, лопатки и бока укладывали в большие бочки с рассолом и позднее тоже относили на коптильню. Даже ливер варили и измельчали, чтобы добавлять его в блюда из кукурузной муки с кореньями.
Хотя Мередит и не принимала непосредственного участия в изготовлении свечей или в заготовке мяса на зиму, она руководила этими процессами и вела учет количества готовых изделий для освещения дома и общего веса забитых свиней. К тому же, поскольку уборка урожая закончилась, и рис начали медленно очищать вручную, Уитни приходилось записывать обработанные баррели зерна, выращенного на плантации. Кроме того, она контролировала отправку риса агенту Дэниэла в Лондоне и продажу купцам Чарлстона. Точно такой же учет велся и по индиго.
Работа отвлекала ее от происшедшего с Девлином, не давала скучать по ежедневным — ставшим уже привычными — верховым прогулкам. Однако как-то раз, когда Мередит сидела в кабинете, внося цифры в гроссбух, ее уединение нарушили.
Послышался громкий стук, и в дверном проеме показался Джереми Девлин. Несколько долгих секунд она растерянно молчала, уставившись на него. Совершенно бессознательно ее мозг отметил, что он одет в бриджи, чулки и туфли ее отца. Брюки оказались немного тесноваты, но смотрелся Девлин в них более естественно. Очевидно, рубашки и сюртуки, отданные ему, были слишком узкими для его мощной груди, ибо на Джереми красовалась все та же груботканая рубаха, которую сшила одна из служанок. Рукава наряда портниха сделала широкими и собранными на запястьях; вырез глубок, чтобы надевать одеяние через голову, без пуговиц, поэтому открывалась добрая часть груди. Мередит ясно видела мускулистое тело Девлина и покрывающие его рыжевато-золотистые волоски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123