Он принялся распутывать гриву маленькой кобылы и вычищать колючки с ее белоснежной шкуры, слегка отстранив плечом своего ревнивого коня и поглаживая рукой загривок Хротсвиты.
Когда Джоанна въедет в Уитби и появится на пороге дома Мерко, ее путешествие неизбежно вызовет интерес со стороны родных, которые начнут допытываться, как ей удалось добраться до дома и кто ее сопровождал. Будет легче избежать лишних вопросов, если ей удастся хотя бы отчасти скрыть следы ночей, проведенных под открытым небом посреди болот.
— Напрасно вы это делаете.
Джоанна стояла рядом с ним. Ее волосы были расчесаны на прямой пробор и прикрыты тонкой вуалью, которую он раньше не видел, — куском полупрозрачной ткани, которая уже давно превратилась бы в клочья, если бы Джоанна надевала ее в море или во время их путешествия через вересковые пустоши. Завтра в богатом доме Мерко она, без сомнения, добавит к этой вуали тяжелую серебряную диадему, теперь же ей пришлось скрепить этот небольшой предмет роскоши, явно купленный у горничной с постоялого двора в Алете, тесьмой из трех шерстяных ниток разных цветов, переплетенных между собой.
Паэн снова поднес щетку к теплому загривку кобылы.
— Когда вы въедете в Уитби, ваша лошадь не должна выглядеть словно какая-нибудь дикарка. Может создаться впечатление, что вы проводили ночи прямо на земле, а у кобылы не было крыши над головой.
— Так оно и есть.
— Вам не следует давать вашему дяде повод для ненужных вопросов, — возразил Паэн, продолжая чистить щеткой отливающую серебром шкуру. — Его и так не обрадует известие, что вам пришлось бежать из Рошмарена.
Джоанна положила ладонь ему на запястье.
— Мой дядя будет очень признателен вам, Паэн. И он поймет, каким нелегким было наше путешествие.
Он повернулся к ней, чтобы ответить, однако ему достаточно было посмотреть ей в глаза, чтобы лишиться дара речи. Перед ним, под тонкой вуалью поверх аккуратно уложенных кос, стояла женщина, которую он любил, и он отдал бы все на свете, лишь бы она осталась с ним. Паэн закрыл глаза и снова мысленно представил себя в Алете, когда их долгое путешествие только начиналось, Джоанна была рядом с ним и жаркие ночи в крепости тамплиеров с их восторгами и тайнами еще ожидали их впереди…
Отложив в сторону щетку, он ласково хлопнул кобылу по крестцу.
— Мне нужно отнести ведро конюху, — буркнул он и направился через двор в спасительный полумрак конюшни с низкой крышей, куда не проникал холодный ветер. Но даже это не облегчило боль, сквозившую в каждом его прерывистом вздохе, напоминая ему о том, что обратный путь не будет для него радостным.
Год назад, на берегу Сарацинского моря перед стенами Акры, один из менестрелей короля Ричарда пел в кругу воинов о рыцаре, лишившим себя жизни из-за любви к женщине, которая ему не принадлежала. Тот юный глупец из баллады умер не от ран, которые получил, защищая честь своей дамы, но от сердечной тоски, вызванной ее долгим отсутствием. Тогда эта история показалась Паэну сущей нелепицей и он попросил менестреля выбрать песню получше — о войне, о страсти и о прочих вещах, которые только и имели значение для настоящего мужчины.
Теперь, посреди серого северного пейзажа, в преддверии близкой зимы, когда боль от предстоящей разлуки ледяным холодом сковывала его сердце, Паэн начал понимать слова той песни и очень жалел о том, что не дослушал ее до конца.
* * *
Джоанна хотела попросить его провести с ней в Уитби всю зиму, а если ему нужен предлог, чтобы остаться, она готова была предложить ему помочь ее дяде отыскать заслуживающих доверия наемников, чтобы охранять корабли с грузом.
Через несколько недель южные порты станут недоступными из-за свирепых штормов, обрушивающихся на побережье, и тогда Паэну волей-неволей придется провести зиму в Англии, дожидаясь, пока они не утихнут. Зачем ему в такое ненастное время года вновь пересекать вересковые пустоши, когда в Уитби его ждут все мыслимые удобства и круглая сумма золотом? Пусть даже он не захочет оставаться рядом с ней — он не раз давал ей это понять за время их путешествия, — но вокруг имелось множество мест, где он мог найти себе пристанище, а также женщин, которые охотно разделят с ним ложе.
Паэн мог снять себе комнату в одном из домов, сгрудившихся вдоль берега реки Эск, а так как город был достаточно велик, ничто не мешало ему поселиться подальше от двора Мерко, чтобы Джоанна не видела из окна своей большой квадратной спальни, смотревшего на устье реки, как он входит и выходит из дома ее дяди.
План показался ей вполне разумным, и она много раз повторяла про себя свои доводы, причесывая волосы на кухне перед очагом и заплетая их в косу, пока в комнату не зашел Паэн. Бросив на нее сердитый взгляд, он объявил, что им пора уезжать. Она отложила в сторону гребешок и обернулась, чтобы поговорить с ним, но он вдруг отвернулся и крупными шагами вышел, словно ему и впрямь не терпелось поскорее покинуть это место и оставить последние несколько миль их пути позади.
Джоанна последовала за ним во двор и застала его возле своей кобылы со щеткой в руках. Рукава его туники были закатаны выше локтей, открывая взору мускулистые руки, все еще покрытые загаром после пребывания на жарком солнце далекой Палестины. Несмотря на то что он хмурился и явно торопился с отъездом, его пальцы, касавшиеся шкуры ее любимицы, были нежными и ловкими и осторожно выбирали застрявшие в ней колючки, не дергая за роскошную белую гриву. Паэн посмотрел на Джоанну так, словно она носила рога вместо тонкой вуали, которую хранила в седельной сумке с самого Алета, и заговорил с ней о необходимости скрыть то обстоятельство, что весь долгий путь на север они проделали вместе. Она уже собралась было с духом, чтобы предложить ему задержаться на зиму в Уитби, но тут он покинул ее, пробормотав что-то насчет конюшни и ведра с овсом. Когда же они наконец выехали за ворота усадьбы, лицо Паэна выражало такую мрачную решимость, что Джоанна не отважилась заговорить с ним о будущем.
Холодный взгляд Паэна заставлял тех немногих людей, которых они встретили на своем пути, воздерживаться от разговоров с ними. Однажды среди кавалькады всадников, следовавших из города, Джоанна заметила знакомое лицо и догадалась, что старый корабельщик Джон хотел о чем-то ей сказать, однако стоило ему посмотреть на Паэна, как он предпочел удалиться, не обмолвившись с ней ни словом.
— Неужели вам так необходимо их пугать? Паэн пожал плечами.
— Этот человек хотел со мной поговорить…
— Но, как видно, передумал.
— Вам вовсе незачем…
— Вы хотите, чтобы мы въехали в Уитби ночью? Ни один здравомыслящий человек не станет задерживать вас разговорами, зная, что нужно добраться до дома до наступления темноты, поскольку только там вы будете в безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Когда Джоанна въедет в Уитби и появится на пороге дома Мерко, ее путешествие неизбежно вызовет интерес со стороны родных, которые начнут допытываться, как ей удалось добраться до дома и кто ее сопровождал. Будет легче избежать лишних вопросов, если ей удастся хотя бы отчасти скрыть следы ночей, проведенных под открытым небом посреди болот.
— Напрасно вы это делаете.
Джоанна стояла рядом с ним. Ее волосы были расчесаны на прямой пробор и прикрыты тонкой вуалью, которую он раньше не видел, — куском полупрозрачной ткани, которая уже давно превратилась бы в клочья, если бы Джоанна надевала ее в море или во время их путешествия через вересковые пустоши. Завтра в богатом доме Мерко она, без сомнения, добавит к этой вуали тяжелую серебряную диадему, теперь же ей пришлось скрепить этот небольшой предмет роскоши, явно купленный у горничной с постоялого двора в Алете, тесьмой из трех шерстяных ниток разных цветов, переплетенных между собой.
Паэн снова поднес щетку к теплому загривку кобылы.
— Когда вы въедете в Уитби, ваша лошадь не должна выглядеть словно какая-нибудь дикарка. Может создаться впечатление, что вы проводили ночи прямо на земле, а у кобылы не было крыши над головой.
— Так оно и есть.
— Вам не следует давать вашему дяде повод для ненужных вопросов, — возразил Паэн, продолжая чистить щеткой отливающую серебром шкуру. — Его и так не обрадует известие, что вам пришлось бежать из Рошмарена.
Джоанна положила ладонь ему на запястье.
— Мой дядя будет очень признателен вам, Паэн. И он поймет, каким нелегким было наше путешествие.
Он повернулся к ней, чтобы ответить, однако ему достаточно было посмотреть ей в глаза, чтобы лишиться дара речи. Перед ним, под тонкой вуалью поверх аккуратно уложенных кос, стояла женщина, которую он любил, и он отдал бы все на свете, лишь бы она осталась с ним. Паэн закрыл глаза и снова мысленно представил себя в Алете, когда их долгое путешествие только начиналось, Джоанна была рядом с ним и жаркие ночи в крепости тамплиеров с их восторгами и тайнами еще ожидали их впереди…
Отложив в сторону щетку, он ласково хлопнул кобылу по крестцу.
— Мне нужно отнести ведро конюху, — буркнул он и направился через двор в спасительный полумрак конюшни с низкой крышей, куда не проникал холодный ветер. Но даже это не облегчило боль, сквозившую в каждом его прерывистом вздохе, напоминая ему о том, что обратный путь не будет для него радостным.
Год назад, на берегу Сарацинского моря перед стенами Акры, один из менестрелей короля Ричарда пел в кругу воинов о рыцаре, лишившим себя жизни из-за любви к женщине, которая ему не принадлежала. Тот юный глупец из баллады умер не от ран, которые получил, защищая честь своей дамы, но от сердечной тоски, вызванной ее долгим отсутствием. Тогда эта история показалась Паэну сущей нелепицей и он попросил менестреля выбрать песню получше — о войне, о страсти и о прочих вещах, которые только и имели значение для настоящего мужчины.
Теперь, посреди серого северного пейзажа, в преддверии близкой зимы, когда боль от предстоящей разлуки ледяным холодом сковывала его сердце, Паэн начал понимать слова той песни и очень жалел о том, что не дослушал ее до конца.
* * *
Джоанна хотела попросить его провести с ней в Уитби всю зиму, а если ему нужен предлог, чтобы остаться, она готова была предложить ему помочь ее дяде отыскать заслуживающих доверия наемников, чтобы охранять корабли с грузом.
Через несколько недель южные порты станут недоступными из-за свирепых штормов, обрушивающихся на побережье, и тогда Паэну волей-неволей придется провести зиму в Англии, дожидаясь, пока они не утихнут. Зачем ему в такое ненастное время года вновь пересекать вересковые пустоши, когда в Уитби его ждут все мыслимые удобства и круглая сумма золотом? Пусть даже он не захочет оставаться рядом с ней — он не раз давал ей это понять за время их путешествия, — но вокруг имелось множество мест, где он мог найти себе пристанище, а также женщин, которые охотно разделят с ним ложе.
Паэн мог снять себе комнату в одном из домов, сгрудившихся вдоль берега реки Эск, а так как город был достаточно велик, ничто не мешало ему поселиться подальше от двора Мерко, чтобы Джоанна не видела из окна своей большой квадратной спальни, смотревшего на устье реки, как он входит и выходит из дома ее дяди.
План показался ей вполне разумным, и она много раз повторяла про себя свои доводы, причесывая волосы на кухне перед очагом и заплетая их в косу, пока в комнату не зашел Паэн. Бросив на нее сердитый взгляд, он объявил, что им пора уезжать. Она отложила в сторону гребешок и обернулась, чтобы поговорить с ним, но он вдруг отвернулся и крупными шагами вышел, словно ему и впрямь не терпелось поскорее покинуть это место и оставить последние несколько миль их пути позади.
Джоанна последовала за ним во двор и застала его возле своей кобылы со щеткой в руках. Рукава его туники были закатаны выше локтей, открывая взору мускулистые руки, все еще покрытые загаром после пребывания на жарком солнце далекой Палестины. Несмотря на то что он хмурился и явно торопился с отъездом, его пальцы, касавшиеся шкуры ее любимицы, были нежными и ловкими и осторожно выбирали застрявшие в ней колючки, не дергая за роскошную белую гриву. Паэн посмотрел на Джоанну так, словно она носила рога вместо тонкой вуали, которую хранила в седельной сумке с самого Алета, и заговорил с ней о необходимости скрыть то обстоятельство, что весь долгий путь на север они проделали вместе. Она уже собралась было с духом, чтобы предложить ему задержаться на зиму в Уитби, но тут он покинул ее, пробормотав что-то насчет конюшни и ведра с овсом. Когда же они наконец выехали за ворота усадьбы, лицо Паэна выражало такую мрачную решимость, что Джоанна не отважилась заговорить с ним о будущем.
Холодный взгляд Паэна заставлял тех немногих людей, которых они встретили на своем пути, воздерживаться от разговоров с ними. Однажды среди кавалькады всадников, следовавших из города, Джоанна заметила знакомое лицо и догадалась, что старый корабельщик Джон хотел о чем-то ей сказать, однако стоило ему посмотреть на Паэна, как он предпочел удалиться, не обмолвившись с ней ни словом.
— Неужели вам так необходимо их пугать? Паэн пожал плечами.
— Этот человек хотел со мной поговорить…
— Но, как видно, передумал.
— Вам вовсе незачем…
— Вы хотите, чтобы мы въехали в Уитби ночью? Ни один здравомыслящий человек не станет задерживать вас разговорами, зная, что нужно добраться до дома до наступления темноты, поскольку только там вы будете в безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87