Что за девчонка! Никогда не знаешь, чего от нее ожидать. Вот уж с кем действительно не соскучишься!
Глава 3
…на что пригодна особа столь унылая?
Шекспир
Фрэнсис на цыпочках двинулась к кухонной двери. Спасение было всего в нескольких шагах, когда сзади раздался гневный голос отца.
— Фрэнсис! — оглушительно взревел Александр Килбракен, как бывало с ним в минуты душевного волнения.
Притворяться, что не слышала, было глупо, и все же она схватилась за ручку двери, занеся ногу для шага через порог.
— Еще одно движение, Фрэнсис, — и я тебя в порошок сотру!
Ангус, егерь в охотничьих угодьях графа, дурачок Дональд, который чистил стойла и был на побегушках при кухне, а также повариха Дорис — все втянули головы в плечи, переводя взгляд с хозяина на его дочь. Когда на графа находили редкие припадки ярости, обитатели замка предпочитали не вмешиваться. Фрэнсис была уверена, что слуги гордятся вспышками его гнева и зимой, сидя у камелька, благоговейно пересказывают друзьям и знакомым, как вел себя граф в таком-то и таком-то случае. Похоже было, что ей вот-вот придется войти в одно из таких преданий. Егерь Ангус сплюнул в угол и отвернулся с видом полного равнодушия, но было ясно, что он весь внимание.
— Что, папа? — спросила она простодушно. — Я тебе зачем-нибудь нужна?
— «Я тебе зачем-нибудь нужна»?! — яростно передразнил Александр Килбракен, широким шагом пересекая кухню. — Иди-ка сюда, дура!
— Но, папа, я собиралась…
— Ни слова больше! — Он топнул ногою, затем, схватив дочь за запястье, поволок ее к двери. Чтобы не отстать, Фрэнсис приходилось семенить рядом, втайне же она радовалась тому, что большая часть сцены не пройдет на виду у Ангуса, самого отъявленного сплетника. Они вихрем пронеслись мимо конюшни, мимо Рэндолла и Пенелопы (козьего семейства), держа курс на холм позади «Килбракена», пурпурный от распускающегося вереска. Только там, круто развернув Фрэнсис и с отвращением меряя ее взглядом, граф отпустил руку дочери.
— Как по-твоему, на что все похоже, бестолочь?
Она подняла голову, и взгляд Александра Килбракена уперся в толстенные линзы уродливых очков. Он содрогнулся. Фрэнсис решила, что разумнее будет сказать чистую правду.
— Я не желаю выходить замуж за этого англичанина, папа, — с вызовом заявила она. — Не желаю — и не выйду. И я сделаю все, чтобы его надменная светлость смотрела в другую сторону.
— Надменный? Граф Ротрмор? Да он держится так, что лучшего нельзя и желать! Хм… ему немного не по себе, но это потому, что он здесь не по собственной воле. Да-да, Фрэнсис, не только ты не в восторге от происходящего. Граф ведет себя достойно в ситуации, в которой трудно оставаться на высоте. Тебе, я вижу, безразлично то, что маркиз Чендоз тяжело болен, но попробуй поставить себя на место графа Ротрмора. Как бы ты себя вела на его месте?
Фрэнсис слышала, как гость упомянул о болезни отца, но пропустила новость мимо ушей. Ей было жаль старика, но какое отношение это имело к ее нежеланию уезжать из Шотландии?
— И все равно я не хочу выходить замуж, папа, — повторила она, так резко вздернув подбородок, что очки сползли на самый кончик носа. — Я не хочу уезжать из «Килбракена» куда бы то ни было. Мое место здесь.
Это почти обезоружило Александра Килбракена, однако он быстро подавил острое чувство жалости к дочери.
— С чего ты взяла, что без этой дурацкой маскировки граф Ротрмор не сводил бы с тебя глаз? Если говорить о тщеславии, дочь, то у тебя его побольше, чем у Виолы.
— Знаю, папа, — вздохнула Фрэнсис, устраиваясь на кочке посреди вереска, — но я не хочу рисковать.
Александр Килбракен молчал. Более привычная к вспышкам его темперамента, чем к подобным моментам напряженного раздумья, Фрэнсис почувствовала растущую тревогу. Она обвела рукой окружающее и спросила не без робости:
— А ты сам, папа? Ты бы покинул все это?
— Я хочу для тебя наилучшей участи, — ответил он.
— И ты думаешь, что этот человек — моя наилучшая участь? — вспылила она. — Он красив, тут я спорить не стану, но не забывай, что он англичанин, папа. Англичанин! Могу поклясться, что он считает нас дикарями… да это видно по нему, только приглядись как следует!
— Мы слишком хорошо говорим по-английски, чтобы нас считали дикарями, — усмехнулся граф. — Не старайся отвлечь меня от сути дела, Фрэнсис. Я требую, чтобы ты появилась за обедом в том виде, каким наградил тебя Бог.
— Ни за что!
Александр Килбракен, который за девятнадцать лет почти не сталкивался с открытым непослушанием дочери, не сразу нашелся что сказать на это.
— Ты хоть понимаешь, на что ты похожа? Ты уродина, настоящая уродина!
— Я рада, что не зря провела долгие часы, тренируясь. А когда результат меня вполне устроил, я вынесла из спальни зеркало, чтобы в него не смотрелся наш дорогой гость. Интересно, почему София выбрала для него именно мою комнату?
— По-твоему, как бы он себя чувствовал среди ленточек и оборок? Или, может быть, он был бы счастлив вдыхать запах огуречного лосьона Клер?
— Несколько ночей он мог бы поспать и в башне!
— Что за чушь! А если бы пол провалился у него под ногами?
Да уж, пол в башне держался на честном слове, но это не извиняло тот факт, что спать в окружении оборок и ленточек Виолы приходилось Фрэнсис.
— Я хочу знать, откуда у тебя эти отвратительные очки!
— Я нашла их в корзине на чердаке, когда рылась там в поисках платья, и решила, что это будет подходящий завершающий штрих.
— Нет, я тебя точно высеку! Угроза ничуть не испугала Фрэнсис.
— Тогда я буду выглядеть еще ужаснее, — отпарировала она. И сама она, и граф понимали, что это всего лишь слова. Александр Килбракен подавил вздох. Ах, если бы она не была так чертовски похожа на него!
— Значит, ты отказываешься подчиниться воле отца?
— Ну пожалуйста, папа! Пожалуйста, не заставляй меня! Да и зачем это, если без того ясно, что я ему не нужна? Он буквально глаз не сводит с Виолы. Она молода и легко поддается влиянию, а что еще нужно светскому человеку? К тому же она очень красива и бойка на язык. Не ты ли говорил, что граф обожает таких женщин, как она? Что ему во мне? Я только сделаю его жизнь скучной. Даже с Клер он будет счастливее, чем со мной. Представь, как будет мило, если она напишет портреты всех его друзей! Неужели ты хочешь оказать графу Ротрмору плохую услугу?
Граф не мог не признать, что в рассуждениях его дочери что-то есть. Кроме того, как ни любил он двух других, они занимали в его сердце далеко не такое место, как Фрэнсис. И все же… все же ни Клер, ни Виола не сделали бы счастливым графа Ротрмора, а как могла быть счастлива жена при несчастливом муже? Фрэнсис ничего не знала об истинном характере гостя, в то время как Александр Килбракен знал о нем по рассказам маркиза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Глава 3
…на что пригодна особа столь унылая?
Шекспир
Фрэнсис на цыпочках двинулась к кухонной двери. Спасение было всего в нескольких шагах, когда сзади раздался гневный голос отца.
— Фрэнсис! — оглушительно взревел Александр Килбракен, как бывало с ним в минуты душевного волнения.
Притворяться, что не слышала, было глупо, и все же она схватилась за ручку двери, занеся ногу для шага через порог.
— Еще одно движение, Фрэнсис, — и я тебя в порошок сотру!
Ангус, егерь в охотничьих угодьях графа, дурачок Дональд, который чистил стойла и был на побегушках при кухне, а также повариха Дорис — все втянули головы в плечи, переводя взгляд с хозяина на его дочь. Когда на графа находили редкие припадки ярости, обитатели замка предпочитали не вмешиваться. Фрэнсис была уверена, что слуги гордятся вспышками его гнева и зимой, сидя у камелька, благоговейно пересказывают друзьям и знакомым, как вел себя граф в таком-то и таком-то случае. Похоже было, что ей вот-вот придется войти в одно из таких преданий. Егерь Ангус сплюнул в угол и отвернулся с видом полного равнодушия, но было ясно, что он весь внимание.
— Что, папа? — спросила она простодушно. — Я тебе зачем-нибудь нужна?
— «Я тебе зачем-нибудь нужна»?! — яростно передразнил Александр Килбракен, широким шагом пересекая кухню. — Иди-ка сюда, дура!
— Но, папа, я собиралась…
— Ни слова больше! — Он топнул ногою, затем, схватив дочь за запястье, поволок ее к двери. Чтобы не отстать, Фрэнсис приходилось семенить рядом, втайне же она радовалась тому, что большая часть сцены не пройдет на виду у Ангуса, самого отъявленного сплетника. Они вихрем пронеслись мимо конюшни, мимо Рэндолла и Пенелопы (козьего семейства), держа курс на холм позади «Килбракена», пурпурный от распускающегося вереска. Только там, круто развернув Фрэнсис и с отвращением меряя ее взглядом, граф отпустил руку дочери.
— Как по-твоему, на что все похоже, бестолочь?
Она подняла голову, и взгляд Александра Килбракена уперся в толстенные линзы уродливых очков. Он содрогнулся. Фрэнсис решила, что разумнее будет сказать чистую правду.
— Я не желаю выходить замуж за этого англичанина, папа, — с вызовом заявила она. — Не желаю — и не выйду. И я сделаю все, чтобы его надменная светлость смотрела в другую сторону.
— Надменный? Граф Ротрмор? Да он держится так, что лучшего нельзя и желать! Хм… ему немного не по себе, но это потому, что он здесь не по собственной воле. Да-да, Фрэнсис, не только ты не в восторге от происходящего. Граф ведет себя достойно в ситуации, в которой трудно оставаться на высоте. Тебе, я вижу, безразлично то, что маркиз Чендоз тяжело болен, но попробуй поставить себя на место графа Ротрмора. Как бы ты себя вела на его месте?
Фрэнсис слышала, как гость упомянул о болезни отца, но пропустила новость мимо ушей. Ей было жаль старика, но какое отношение это имело к ее нежеланию уезжать из Шотландии?
— И все равно я не хочу выходить замуж, папа, — повторила она, так резко вздернув подбородок, что очки сползли на самый кончик носа. — Я не хочу уезжать из «Килбракена» куда бы то ни было. Мое место здесь.
Это почти обезоружило Александра Килбракена, однако он быстро подавил острое чувство жалости к дочери.
— С чего ты взяла, что без этой дурацкой маскировки граф Ротрмор не сводил бы с тебя глаз? Если говорить о тщеславии, дочь, то у тебя его побольше, чем у Виолы.
— Знаю, папа, — вздохнула Фрэнсис, устраиваясь на кочке посреди вереска, — но я не хочу рисковать.
Александр Килбракен молчал. Более привычная к вспышкам его темперамента, чем к подобным моментам напряженного раздумья, Фрэнсис почувствовала растущую тревогу. Она обвела рукой окружающее и спросила не без робости:
— А ты сам, папа? Ты бы покинул все это?
— Я хочу для тебя наилучшей участи, — ответил он.
— И ты думаешь, что этот человек — моя наилучшая участь? — вспылила она. — Он красив, тут я спорить не стану, но не забывай, что он англичанин, папа. Англичанин! Могу поклясться, что он считает нас дикарями… да это видно по нему, только приглядись как следует!
— Мы слишком хорошо говорим по-английски, чтобы нас считали дикарями, — усмехнулся граф. — Не старайся отвлечь меня от сути дела, Фрэнсис. Я требую, чтобы ты появилась за обедом в том виде, каким наградил тебя Бог.
— Ни за что!
Александр Килбракен, который за девятнадцать лет почти не сталкивался с открытым непослушанием дочери, не сразу нашелся что сказать на это.
— Ты хоть понимаешь, на что ты похожа? Ты уродина, настоящая уродина!
— Я рада, что не зря провела долгие часы, тренируясь. А когда результат меня вполне устроил, я вынесла из спальни зеркало, чтобы в него не смотрелся наш дорогой гость. Интересно, почему София выбрала для него именно мою комнату?
— По-твоему, как бы он себя чувствовал среди ленточек и оборок? Или, может быть, он был бы счастлив вдыхать запах огуречного лосьона Клер?
— Несколько ночей он мог бы поспать и в башне!
— Что за чушь! А если бы пол провалился у него под ногами?
Да уж, пол в башне держался на честном слове, но это не извиняло тот факт, что спать в окружении оборок и ленточек Виолы приходилось Фрэнсис.
— Я хочу знать, откуда у тебя эти отвратительные очки!
— Я нашла их в корзине на чердаке, когда рылась там в поисках платья, и решила, что это будет подходящий завершающий штрих.
— Нет, я тебя точно высеку! Угроза ничуть не испугала Фрэнсис.
— Тогда я буду выглядеть еще ужаснее, — отпарировала она. И сама она, и граф понимали, что это всего лишь слова. Александр Килбракен подавил вздох. Ах, если бы она не была так чертовски похожа на него!
— Значит, ты отказываешься подчиниться воле отца?
— Ну пожалуйста, папа! Пожалуйста, не заставляй меня! Да и зачем это, если без того ясно, что я ему не нужна? Он буквально глаз не сводит с Виолы. Она молода и легко поддается влиянию, а что еще нужно светскому человеку? К тому же она очень красива и бойка на язык. Не ты ли говорил, что граф обожает таких женщин, как она? Что ему во мне? Я только сделаю его жизнь скучной. Даже с Клер он будет счастливее, чем со мной. Представь, как будет мило, если она напишет портреты всех его друзей! Неужели ты хочешь оказать графу Ротрмору плохую услугу?
Граф не мог не признать, что в рассуждениях его дочери что-то есть. Кроме того, как ни любил он двух других, они занимали в его сердце далеко не такое место, как Фрэнсис. И все же… все же ни Клер, ни Виола не сделали бы счастливым графа Ротрмора, а как могла быть счастлива жена при несчастливом муже? Фрэнсис ничего не знала об истинном характере гостя, в то время как Александр Килбракен знал о нем по рассказам маркиза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111