Какова судьба, ожидающая молодую красивую женщину, хорошо одетую, но совсем одинокую?
– Я разыщу ее, – сказал маркиз после раздумья, энергично закрывая крышку шкатулки. – Я должен ее разыскать!
– Нет!
Филипп, удивленно глянув на тестя, понял, что «нет» в самом деле сказал де Брюн.
Тот попытался оправдать свою категоричность.
– Успокойся, молодой человек! Нельзя задавать всем вопросы и гнаться по следам женщины, о которой каждому хочется поскорей забыть. Вас посетила идея начать весьма опасную игру. Пришло время пожинать результаты. Если вы не желаете, как озабоченный супруг, уехать немедленно в замок Анделис, придется вести жизнь, какую вы вели здесь все прошлые годы. Может быть, чуть более печальную, поскольку судьба вновь отняла у вас надежду на выздоровление жены.
– Забыть? Вы думаете, я смогу ее забыть? – Из всего сказанного Вернон отчетливо услышал только одно слово.
Горе, прозвучавшее в заданном вопросе, нашло отклик в сердце более старшего. Но де Брюн знал, что не должен показывать внешне, как сам страдал от ухода Фелины.
– Наверное, не сегодня, но через некоторое время она перестанет являться в ваших мыслях. – Де Брюн утверждал это вопреки своему опыту. – Теперь же будьте благоразумны и смиритесь с тем, что произошло. Фелина не хотела, чтобы мы ее искали.
Все еще в шоке от случившегося, маркиз не стал отвечать де Брюну. Но тот достаточно хорошо знал зятя, чтобы понять: Филипп не захочет склонить голову перед случившимися событиями.
– Примите мое искреннее сочувствие, дорогой. Как дела у вашей несчастной супруги?
Тереза д'Ароне послала маркизу невинный взгляд, полный дружеского соболезнования. Как солидно выглядел он в черном бархатном жилете с твердым белоснежным воротником, выделявшим темные, жгучие глаза на благородном лице. Она в самом деле нашла удачный шахматный ход, который помог убрать с дороги эту маленькую артистку, столь долго мешавшую планам Терезы.
– Разве вы не заявляли мне недавно, что любая попытка вызвать ваше сочувствие в случае ухудшения здоровья Мов Вернон будет напрасной?
Его равнодушный взгляд скользнул по соблазнительному шелковому платью, украшенному жемчугом. Ярко-розовый цвет оттенял смуглую красоту дамы, а тесный корсет вздымал пышную грудь до границы возможного. Густой аромат, окружавший ее, вызывал у него отвращение, напоминая о тонкой свежести Фелины.
Тереза замурлыкала, как сытая кошка.
– Ах, мой друг... Вы способны прощать женщине ревность? Как много слов появляется, когда на сердце тревожно, а гордость заставляет это скрывать. Разве не та боль, которую я пережила из-за вас, помогает мне теперь понять, как вам трудно, как одиноко без вашей прекрасной половины?
Филипп не верил ни одному слову ловко составленного монолога. Однако не решался отвечать резкостью. Было что-то необычное, тревожащее в черных блестящих глазах. Намек на торжество, на превосходство, едкая ирония. Он не мог отыскать этому объяснения, кроме, пожалуй...
– Кто вам сказал, что я страдаю? Мов сумеет снова выздороветь. Зима всегда была для нее тяжелым временем.
Тереза с легким вздохом опустила ресницы и подошла к нему, задев шуршащим подолом платья начищенные сапоги.
– Хорошо, что вы не теряете надежды. Меня поражает такая способность. Свойство настоящего дворянина. Забудьте глупые слова, сказанные мною в порыве ревности. Когда вам понадобится преданная душа, способная смягчить нежной рукой ваше горе, я буду рада узнать, что вы помните обо мне.
Филипп безучастно глядел на щедро выставленные розоватые груди. Ему стала непонятной прежняя страсть к этой даме. Но внутренний голос предостерег его от явной демонстрации сегодняшнего отношения к ней.
– Я тронут вашим участием в моей судьбе, мадам. Не забуду известить вас, когда супруге станет лучше и она вернется во дворец.
– Сделайте это!
Просьба придворной дамы была столь стремительна, что маркиз невольно задал себе вопрос, не уверена ли она уже в невозможности такого возвращения.
Однако она отошла от него с многозначительным взглядом и повернулась к графу де Сюрвилье, также не пожелавшему пропустить первую аудиенцию после возвращения короля.
Уклоняясь от встречи с Колиньи, чьи вопросы были бы ему неприятны, если бы тог спросил его о Мов, Филипп Вернон пробрался сквозь толпу придворных. Укромное местечко, которое он отыскал в оконной нише, случайно оказалось недалеко от мадам д'Ароне и графа де Сюрвилье, занятых оживленной беседой.
Покрасневшее гневное лицо графа и равнодушное холодное лицо благородной дамы вызвали его любопытство. Он поглубже укрылся за гобеленом, весь превратившись в слух.
– Думаете, я не понимаю, что ваша внезапная холодность связана с устранением маркизы де Анделис! – прошипел граф, не думая о возможном соседстве посторонних.
Мадам д'Ароне, изображая скуку, посмотрела на огромный смарагд, надетый на средний палец правой руки.
– У вас нет особых прав на меня, мой друг. Я дарю свою благосклонность по собственной воле. Вам это непонятно?
– Вы моя! Вы согласились весной стать моей супругой. Забыли?
Граф грубо схватил ее за руку, не обращая внимания на сдавленный стон.
– У нас не было официальной помолвки. А если вы будете столь же бесцеремонны, она не состоится никогда, дорогой!
Короткую паузу нарушало только сопенье дородного графа, затем он приглушил голос. Филипп разобрал только некоторые слова из угрожающей тирады.
– Может быть, я хотел бы уточнить... в полночь... матросы на барже преданы мне... юная персона редкой красоты... вероятно, благородного происхождения... что она вам сделала, зачем вы так коварно...
– Ради всех святых, замолчите! – прошептала Тереза, поспешно уводя графа за собой. Его ответа уже нельзя было разобрать.
– Филипп, у вас такой вид, словно дорогу вам перебежал главный черт из ада!
Именно теперь Вернон попался на глаза Колиньи. Он с трудом вернулся к реальности, но разум его словно застыл под тяжестью невероятного признанья. А вдруг «персона», о которой говорил граф, была Фелиной? Вдруг оба негодяя в самом деле замешаны в то, что связано с ее загадочным уходом?
– Скажите мне, каковы новые сведения о вашей прекрасной супруге? Когда я наблюдал за ней в последний раз, она казалась цветущей. Меня как громом поразило сообщение о ее новой болезни. Как ее дела?
– Надеюсь, хорошо, – проскрежетал Филипп, стараясь отыскать в толпе розовое платье.
– Прошу прощенья, Колиньи. Я вижу там мадам д'Ароне, с которой хотел бы немного поболтать.
– Поболтать? – повторил Колиньи озадаченно, пока его друг улыбался издали названной даме. – Полагаю, что ваш разум опустился в штаны, Филипп. Как можно ударять за подобной проституткой, когда ваша очаровательная супруга лежит дома больная?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Я разыщу ее, – сказал маркиз после раздумья, энергично закрывая крышку шкатулки. – Я должен ее разыскать!
– Нет!
Филипп, удивленно глянув на тестя, понял, что «нет» в самом деле сказал де Брюн.
Тот попытался оправдать свою категоричность.
– Успокойся, молодой человек! Нельзя задавать всем вопросы и гнаться по следам женщины, о которой каждому хочется поскорей забыть. Вас посетила идея начать весьма опасную игру. Пришло время пожинать результаты. Если вы не желаете, как озабоченный супруг, уехать немедленно в замок Анделис, придется вести жизнь, какую вы вели здесь все прошлые годы. Может быть, чуть более печальную, поскольку судьба вновь отняла у вас надежду на выздоровление жены.
– Забыть? Вы думаете, я смогу ее забыть? – Из всего сказанного Вернон отчетливо услышал только одно слово.
Горе, прозвучавшее в заданном вопросе, нашло отклик в сердце более старшего. Но де Брюн знал, что не должен показывать внешне, как сам страдал от ухода Фелины.
– Наверное, не сегодня, но через некоторое время она перестанет являться в ваших мыслях. – Де Брюн утверждал это вопреки своему опыту. – Теперь же будьте благоразумны и смиритесь с тем, что произошло. Фелина не хотела, чтобы мы ее искали.
Все еще в шоке от случившегося, маркиз не стал отвечать де Брюну. Но тот достаточно хорошо знал зятя, чтобы понять: Филипп не захочет склонить голову перед случившимися событиями.
– Примите мое искреннее сочувствие, дорогой. Как дела у вашей несчастной супруги?
Тереза д'Ароне послала маркизу невинный взгляд, полный дружеского соболезнования. Как солидно выглядел он в черном бархатном жилете с твердым белоснежным воротником, выделявшим темные, жгучие глаза на благородном лице. Она в самом деле нашла удачный шахматный ход, который помог убрать с дороги эту маленькую артистку, столь долго мешавшую планам Терезы.
– Разве вы не заявляли мне недавно, что любая попытка вызвать ваше сочувствие в случае ухудшения здоровья Мов Вернон будет напрасной?
Его равнодушный взгляд скользнул по соблазнительному шелковому платью, украшенному жемчугом. Ярко-розовый цвет оттенял смуглую красоту дамы, а тесный корсет вздымал пышную грудь до границы возможного. Густой аромат, окружавший ее, вызывал у него отвращение, напоминая о тонкой свежести Фелины.
Тереза замурлыкала, как сытая кошка.
– Ах, мой друг... Вы способны прощать женщине ревность? Как много слов появляется, когда на сердце тревожно, а гордость заставляет это скрывать. Разве не та боль, которую я пережила из-за вас, помогает мне теперь понять, как вам трудно, как одиноко без вашей прекрасной половины?
Филипп не верил ни одному слову ловко составленного монолога. Однако не решался отвечать резкостью. Было что-то необычное, тревожащее в черных блестящих глазах. Намек на торжество, на превосходство, едкая ирония. Он не мог отыскать этому объяснения, кроме, пожалуй...
– Кто вам сказал, что я страдаю? Мов сумеет снова выздороветь. Зима всегда была для нее тяжелым временем.
Тереза с легким вздохом опустила ресницы и подошла к нему, задев шуршащим подолом платья начищенные сапоги.
– Хорошо, что вы не теряете надежды. Меня поражает такая способность. Свойство настоящего дворянина. Забудьте глупые слова, сказанные мною в порыве ревности. Когда вам понадобится преданная душа, способная смягчить нежной рукой ваше горе, я буду рада узнать, что вы помните обо мне.
Филипп безучастно глядел на щедро выставленные розоватые груди. Ему стала непонятной прежняя страсть к этой даме. Но внутренний голос предостерег его от явной демонстрации сегодняшнего отношения к ней.
– Я тронут вашим участием в моей судьбе, мадам. Не забуду известить вас, когда супруге станет лучше и она вернется во дворец.
– Сделайте это!
Просьба придворной дамы была столь стремительна, что маркиз невольно задал себе вопрос, не уверена ли она уже в невозможности такого возвращения.
Однако она отошла от него с многозначительным взглядом и повернулась к графу де Сюрвилье, также не пожелавшему пропустить первую аудиенцию после возвращения короля.
Уклоняясь от встречи с Колиньи, чьи вопросы были бы ему неприятны, если бы тог спросил его о Мов, Филипп Вернон пробрался сквозь толпу придворных. Укромное местечко, которое он отыскал в оконной нише, случайно оказалось недалеко от мадам д'Ароне и графа де Сюрвилье, занятых оживленной беседой.
Покрасневшее гневное лицо графа и равнодушное холодное лицо благородной дамы вызвали его любопытство. Он поглубже укрылся за гобеленом, весь превратившись в слух.
– Думаете, я не понимаю, что ваша внезапная холодность связана с устранением маркизы де Анделис! – прошипел граф, не думая о возможном соседстве посторонних.
Мадам д'Ароне, изображая скуку, посмотрела на огромный смарагд, надетый на средний палец правой руки.
– У вас нет особых прав на меня, мой друг. Я дарю свою благосклонность по собственной воле. Вам это непонятно?
– Вы моя! Вы согласились весной стать моей супругой. Забыли?
Граф грубо схватил ее за руку, не обращая внимания на сдавленный стон.
– У нас не было официальной помолвки. А если вы будете столь же бесцеремонны, она не состоится никогда, дорогой!
Короткую паузу нарушало только сопенье дородного графа, затем он приглушил голос. Филипп разобрал только некоторые слова из угрожающей тирады.
– Может быть, я хотел бы уточнить... в полночь... матросы на барже преданы мне... юная персона редкой красоты... вероятно, благородного происхождения... что она вам сделала, зачем вы так коварно...
– Ради всех святых, замолчите! – прошептала Тереза, поспешно уводя графа за собой. Его ответа уже нельзя было разобрать.
– Филипп, у вас такой вид, словно дорогу вам перебежал главный черт из ада!
Именно теперь Вернон попался на глаза Колиньи. Он с трудом вернулся к реальности, но разум его словно застыл под тяжестью невероятного признанья. А вдруг «персона», о которой говорил граф, была Фелиной? Вдруг оба негодяя в самом деле замешаны в то, что связано с ее загадочным уходом?
– Скажите мне, каковы новые сведения о вашей прекрасной супруге? Когда я наблюдал за ней в последний раз, она казалась цветущей. Меня как громом поразило сообщение о ее новой болезни. Как ее дела?
– Надеюсь, хорошо, – проскрежетал Филипп, стараясь отыскать в толпе розовое платье.
– Прошу прощенья, Колиньи. Я вижу там мадам д'Ароне, с которой хотел бы немного поболтать.
– Поболтать? – повторил Колиньи озадаченно, пока его друг улыбался издали названной даме. – Полагаю, что ваш разум опустился в штаны, Филипп. Как можно ударять за подобной проституткой, когда ваша очаровательная супруга лежит дома больная?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52