О моя дорогая Марджори, скажите, что вы станете моей!
С этими словами влюбленный баронет встал и, быстро прижав ее к себе, страстно обнял и пылко поцеловал в губы.
Мистер Раштон несколько минут назад видел, как сэр Литон-Джонс вошел в дом. Он действительно собирался разрешить Чарли провести лошадей туда и обратно по улице, но обнаружил, что ему почему-то очень хочется вернуться в дом миссис Вэнстроу. Он чувствовал, что происходит нечто странное. Сэр Литон-Джонс, известный своим благопристойным поведением, легко выскочил из фаэтона, что-то насвистывая.
Насвистывая!
Раштон подумал, что, быть может, план Марджори выдать Дафну за добродушного баронета увенчался успехом. Но что-то говорило ему, что это невозможно. Раштон уже несколько недель пытался определить, что в этом направлении получается у Марджори. Когда сэр Литон-Джонс бывал в обществе Дафны, Раштон наблюдал за той парой, чтобы понять, не поразил ли их Купидон своими стрелами. Но, увы, баронет часто зевал, беседуя с Дафной, если только он заранее не знал, что за ними наблюдает Марджори.
Поэтому, хотя Чарли и просил его еще раз объехать вокруг «Полумесяца», он строго сказал, что пора возвращаться.
Странно, но дверь ему открыл лакей, а не дворецкий. Когда они с Чарли поднялись на второй этаж в гостиную, он увидел Брокли на лестничной площадке перед гостиной. Тот нес серебряный поднос, на котором стояли графин с хересом и один стакан.
Брокли жестом отослал лакея и одним движением руки распахнул дверь.
— Боже мой! — пробормотал про себя Брокли, едва не выронив поднос при виде неслыханной сцены в глубине элегантной комнаты.
Раштон мягко отстранил дворецкого и увидел, что сэр Литон-Джонс грубо обнимает Марджори и та явно наслаждается его поцелуями.
Чарли дергал за полу его сюртука, настойчиво добиваясь ответа на вопрос:
— Почему этот человек кусает тетю Марджори?
32
Марджори металась по своей спальне, как дикая лошадь в незнакомой конюшне. Она никогда раньше не была в таком состоянии. Она чувствовала такой гнев, что сама пугалась. Ярость охватила ее, хоть на стены бросайся. Ее мир вдруг разбился на мелкие части и теперь в таком виде бесполезно лежал у ее ног. Она мысленно брала в руки один из осколков — любовь сэра Литон-Джонса к Дафне — и роняла его, разбивая совсем уж вдребезги. С этим все было ясно. Вот другой — необходимость выдать Дафну замуж до конца лета — и неровный осколок колол прямо в сердце, а потом падал обратно на ковер к остальным обломкам ее жизни.
Она считала, что все устроилось! Прекрасно устроилось!
Боже милостивый, как она была слепа. Да ведь ее пытался предупредить даже Раштон!
Раштон! Боже мой, Раштон!
Когда сэр Антон-Джоне выпустил ее из своих ужасных объятий, она обернулась и увидела, что человек, которого она любила, смотрит на нее из дверей. Что он подумал о ней, ведь минутами раньше она так охотно позволила ему целовать себя в губы.
Она прижала руки к вискам и вновь заметалась из угла в угол. Зачем-то направилась к гардеробу, потом резко повернулась и пошла вдоль комнаты.
Никогда в жизни она не забудет выражение лица Раштона — полное недоумение, боль и отвращение. Он ничего не сказал. Он даже не вошел в комнату, чтобы сэр Литон-Джонс объяснил ему свои действия; он только нежно попрощался с Чарли и, как будто пораженный карой свыше, медленно вышел из комнаты с пепельно-бледным лицом.
Надо было объяснить Раштону, что на самом деле произошло между ней и баронетом. Если бы ей не пришлось задержаться, чтобы окончательно разбить надежды сэра Литон-Джонса на брак с ней, она немедленно помчалась бы за Раштоном.
Разговор с баронетом вышел крайне мучительным. Она поняла, как была виновата, давая ему надежду на то, что ей нравятся его ухаживания. Баронет просто отказывался верить в то, что услышал. Как так? Ведь она вся светилась от нежности, глядя на него. Он был совершенно убежден, что она почти влюблена в него.
Марджори опустилась на стул рядом с кроватью и нервно провела рукой по светло-каштановым кудрям, закрыв глаза. Положение было самое отчаянное. Она пыталась быть дружелюбной и приветливой с баронетом, потому что хотела выдать за него Дафну.
Его ли вина в том, что он не так ее понял?
Едва ли.
Виновата во всем было только она. Такой хороший джентльмен подумал, что видит любовь там, где царила корысть. Он не мог знать, что ее действия были полны обмана. Он не мог знать, что она поощряла его ухаживания, надеясь, что он влюбится в Дафну.
Ее щеки запылали от стыда. Она не сказала ему, что хотела пристроить Дафну. Она просто попросила прощения за свое поведение, которое давало ему повод думать, что она отвечает ему взаимностью.
Он ушел в отчаянии, а она поднялась в свою спальню, чувствуя себя так, будто тащила на ногах пудовые цепи. Огромные цепи, облепленные грязью.
Теперь она думала только об одном: Раштон был совершенно прав, когда предупреждал ее не строить корыстных замыслов и не хитрить. Вот и результат. Она заплакала, упрекая себя. Слезы ручьями потекли по лицу при мысли о том, что она, не подумав, заставила страдать такого хорошего человека, как сэр Литон-Джонс.
В то же время она поняла, что Дафна кое-что знала о намерениях баронета. Она вспомнила, как та покраснела, когда объявили, что прибыл сэр Литон-Джонс, и как поспешно, повинуясь его сигналу, вскочила и вышла из гостиной якобы посмотреть, прошла ли у тети головная боль. Марджи пыталась понять сестру. Она слепо верила, что Дафна пытается завоевать сердце сэра Литон-Джонса по ее указанию. Но теперь оказалось, что Дафна знала о том, что баронет смотрит совсем в другую сторону. Почему же она не сказала ей правду?
Марджори тяжело вздохнула, все еще всхлипывая. Возможно, Дафна боялась сказать ей. Марджори все время заставляла ее преследовать баронета. В этом случае находилось объяснение тому, что сестра промолчала. Пожалуй, поменяйся они местами, Марджори наверняка предпочла бы делать вид, что все хорошо, чтобы не разочаровать Дафну.
Со временем сэр Литон-Джонс, конечно, простит ее. Но не правильно выбранный объект его ухаживаний вернул Марджори к страшной действительности — у Дафны не было мужа, а сентябрь почти наступил.
Раштон сидел в кресле в своих комнатах гостиницы и смотрел на груду дров, которые он раньше взял у владельца гостиницы, а теперь бросал в камин.
Он не знал почему, но ему хотелось сидеть перед огнем, потягивать бренди из графина и снова обдумывать аксиому: «Слабость, имя твое — женщина!»
Свечой он поджег мятую бумагу под дровами. Он налил себе бренди, сделал большой глоток и немедленно почувствовал, как проходит сковывавшее все его тело оцепенение.
Он вздохнул, от огня шел жар, пламя весело плясало, согревая и пытаясь вернуть его к жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
С этими словами влюбленный баронет встал и, быстро прижав ее к себе, страстно обнял и пылко поцеловал в губы.
Мистер Раштон несколько минут назад видел, как сэр Литон-Джонс вошел в дом. Он действительно собирался разрешить Чарли провести лошадей туда и обратно по улице, но обнаружил, что ему почему-то очень хочется вернуться в дом миссис Вэнстроу. Он чувствовал, что происходит нечто странное. Сэр Литон-Джонс, известный своим благопристойным поведением, легко выскочил из фаэтона, что-то насвистывая.
Насвистывая!
Раштон подумал, что, быть может, план Марджори выдать Дафну за добродушного баронета увенчался успехом. Но что-то говорило ему, что это невозможно. Раштон уже несколько недель пытался определить, что в этом направлении получается у Марджори. Когда сэр Литон-Джонс бывал в обществе Дафны, Раштон наблюдал за той парой, чтобы понять, не поразил ли их Купидон своими стрелами. Но, увы, баронет часто зевал, беседуя с Дафной, если только он заранее не знал, что за ними наблюдает Марджори.
Поэтому, хотя Чарли и просил его еще раз объехать вокруг «Полумесяца», он строго сказал, что пора возвращаться.
Странно, но дверь ему открыл лакей, а не дворецкий. Когда они с Чарли поднялись на второй этаж в гостиную, он увидел Брокли на лестничной площадке перед гостиной. Тот нес серебряный поднос, на котором стояли графин с хересом и один стакан.
Брокли жестом отослал лакея и одним движением руки распахнул дверь.
— Боже мой! — пробормотал про себя Брокли, едва не выронив поднос при виде неслыханной сцены в глубине элегантной комнаты.
Раштон мягко отстранил дворецкого и увидел, что сэр Литон-Джонс грубо обнимает Марджори и та явно наслаждается его поцелуями.
Чарли дергал за полу его сюртука, настойчиво добиваясь ответа на вопрос:
— Почему этот человек кусает тетю Марджори?
32
Марджори металась по своей спальне, как дикая лошадь в незнакомой конюшне. Она никогда раньше не была в таком состоянии. Она чувствовала такой гнев, что сама пугалась. Ярость охватила ее, хоть на стены бросайся. Ее мир вдруг разбился на мелкие части и теперь в таком виде бесполезно лежал у ее ног. Она мысленно брала в руки один из осколков — любовь сэра Литон-Джонса к Дафне — и роняла его, разбивая совсем уж вдребезги. С этим все было ясно. Вот другой — необходимость выдать Дафну замуж до конца лета — и неровный осколок колол прямо в сердце, а потом падал обратно на ковер к остальным обломкам ее жизни.
Она считала, что все устроилось! Прекрасно устроилось!
Боже милостивый, как она была слепа. Да ведь ее пытался предупредить даже Раштон!
Раштон! Боже мой, Раштон!
Когда сэр Антон-Джоне выпустил ее из своих ужасных объятий, она обернулась и увидела, что человек, которого она любила, смотрит на нее из дверей. Что он подумал о ней, ведь минутами раньше она так охотно позволила ему целовать себя в губы.
Она прижала руки к вискам и вновь заметалась из угла в угол. Зачем-то направилась к гардеробу, потом резко повернулась и пошла вдоль комнаты.
Никогда в жизни она не забудет выражение лица Раштона — полное недоумение, боль и отвращение. Он ничего не сказал. Он даже не вошел в комнату, чтобы сэр Литон-Джонс объяснил ему свои действия; он только нежно попрощался с Чарли и, как будто пораженный карой свыше, медленно вышел из комнаты с пепельно-бледным лицом.
Надо было объяснить Раштону, что на самом деле произошло между ней и баронетом. Если бы ей не пришлось задержаться, чтобы окончательно разбить надежды сэра Литон-Джонса на брак с ней, она немедленно помчалась бы за Раштоном.
Разговор с баронетом вышел крайне мучительным. Она поняла, как была виновата, давая ему надежду на то, что ей нравятся его ухаживания. Баронет просто отказывался верить в то, что услышал. Как так? Ведь она вся светилась от нежности, глядя на него. Он был совершенно убежден, что она почти влюблена в него.
Марджори опустилась на стул рядом с кроватью и нервно провела рукой по светло-каштановым кудрям, закрыв глаза. Положение было самое отчаянное. Она пыталась быть дружелюбной и приветливой с баронетом, потому что хотела выдать за него Дафну.
Его ли вина в том, что он не так ее понял?
Едва ли.
Виновата во всем было только она. Такой хороший джентльмен подумал, что видит любовь там, где царила корысть. Он не мог знать, что ее действия были полны обмана. Он не мог знать, что она поощряла его ухаживания, надеясь, что он влюбится в Дафну.
Ее щеки запылали от стыда. Она не сказала ему, что хотела пристроить Дафну. Она просто попросила прощения за свое поведение, которое давало ему повод думать, что она отвечает ему взаимностью.
Он ушел в отчаянии, а она поднялась в свою спальню, чувствуя себя так, будто тащила на ногах пудовые цепи. Огромные цепи, облепленные грязью.
Теперь она думала только об одном: Раштон был совершенно прав, когда предупреждал ее не строить корыстных замыслов и не хитрить. Вот и результат. Она заплакала, упрекая себя. Слезы ручьями потекли по лицу при мысли о том, что она, не подумав, заставила страдать такого хорошего человека, как сэр Литон-Джонс.
В то же время она поняла, что Дафна кое-что знала о намерениях баронета. Она вспомнила, как та покраснела, когда объявили, что прибыл сэр Литон-Джонс, и как поспешно, повинуясь его сигналу, вскочила и вышла из гостиной якобы посмотреть, прошла ли у тети головная боль. Марджи пыталась понять сестру. Она слепо верила, что Дафна пытается завоевать сердце сэра Литон-Джонса по ее указанию. Но теперь оказалось, что Дафна знала о том, что баронет смотрит совсем в другую сторону. Почему же она не сказала ей правду?
Марджори тяжело вздохнула, все еще всхлипывая. Возможно, Дафна боялась сказать ей. Марджори все время заставляла ее преследовать баронета. В этом случае находилось объяснение тому, что сестра промолчала. Пожалуй, поменяйся они местами, Марджори наверняка предпочла бы делать вид, что все хорошо, чтобы не разочаровать Дафну.
Со временем сэр Литон-Джонс, конечно, простит ее. Но не правильно выбранный объект его ухаживаний вернул Марджори к страшной действительности — у Дафны не было мужа, а сентябрь почти наступил.
Раштон сидел в кресле в своих комнатах гостиницы и смотрел на груду дров, которые он раньше взял у владельца гостиницы, а теперь бросал в камин.
Он не знал почему, но ему хотелось сидеть перед огнем, потягивать бренди из графина и снова обдумывать аксиому: «Слабость, имя твое — женщина!»
Свечой он поджег мятую бумагу под дровами. Он налил себе бренди, сделал большой глоток и немедленно почувствовал, как проходит сковывавшее все его тело оцепенение.
Он вздохнул, от огня шел жар, пламя весело плясало, согревая и пытаясь вернуть его к жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72