Наиболее распространенное мнение гласило, что лучшее занятие для таких – честный труд или военная служба. Фарс с паломником мог сработать, будь он постарше, но Эдвард боялся, что будет выглядеть в подобном амплуа несколько подозрительно. И будь на то его воля, он не доверял бы советам старого Порита, бывшего жреца. Однако, поскольку лучшего плана все равно не было, Эдвард согласился стать божьим человеком. Он надеялся только, что ему не придется совершать никаких священных ритуалов. Публичного самобичевания, например.
Еще до рассвета путники вылезли из палатки и перекусили на скорую руку. Потом спустились к пещере попрощаться с Поритом. Элиэль даже поцеловала отшельника, чем привела его в ужасное смущение. Старый безумец сделался гораздо богаче, чем был до ее появления. Ведь он получил в наследство все добро из палатки. При первой встрече старик недолюбливал Эдварда, расставались же они почти друзьями.
Эдвард не знал, как здесь относятся к рукопожатию. Но не целовать же это старое пугало? Он решил ограничиться поднятой ладонью с растопыренными пальцами – отрепетированным жестом благословения. Мгновение отшельник оцепенело смотрел на него, потом пал на колени и склонил голову.
Элиэль с Эдвардом удивленно переглянулись и, еле сдерживая смех, поспешили убраться. Выйдя на берег, они оглянулись. Старик все стоял на коленях, словно в мольбе.
Эдвард шагал по лесной тропе, Элиэль шла впереди. Кроме рубахи паломника, на нем были сандалии и дурацкая китайская шляпа из соломы, похожая на колесо, – из запасов покойного Говера. Он опирался на трость, принадлежавшую раньше какой-то женщине по имени Ан. Как объяснила Элиэль, именно она убила второго Жнеца. Правда, Эдвард так и не понял пока, кем она была и как умерла.
Он решил, что, если повезет, осилит миль пять. Если не повезет, он скоро узнает, что здесь делают с бродягами: посылают чесать паклю или ровнять дороги. Он уже обнаружил первый изъян такого, казалось, безупречного плана Элиэль: согласно правилам игры, ни он, ни она не должны были брать в дорогу никаких припасов. Но когда Элиэль отвернулась, он все же сунул в карман бритву и кругляш мыла.
Поравнявшись с разрушенным храмом, Эдвард почувствовал, что кожа покрылась мурашками. Жуткое ощущение, знакомое по собору в Винчестере и по Стоунхенджу. Невозможный сплав холода, тьмы и тайны. Он вспомнил, как Крейтон говорил, что всегда распознает виртуальность в Соседстве. Возможно, на чужаков это действует еще сильнее, а Эдвард был здесь чужаком.
Работают ли переходы в обоих направлениях? Он еще помнил ключ. Он без труда смог бы изготовить примитивный барабан. Но приведет ли этот ключ обратно в Стоунхендж? Или в какой-то другой мир? И даже если он осмелится рискнуть и вернется в Стоунхендж, он явится туда без гроша и нагишом. Инспектор Лизердейл наверняка уже выписал ордер на арест. Выпутаться из этого будет довольно затруднительно.
Наконец храм остался позади. Дальше тропа сделалась чище и через милю вывела их из леса к полуразрушенной монументальной арке. Несмотря на протесты Элиэль, Эдвард не удержался и осмотрел ее. Когда-то арка служила опорой подвесного моста. Обрывки ржавых цепей до сих пор свисали с нее, а на противоположном берегу каньона виднелись руины второй арки. Доведись ему увидеть такие руины на Земле, он решил бы, что они относятся к Римской эпохе. Здесь же они, возможно, моложе. Ясно, что ни один путешественник не пересекал тут Суссуотер уже несколько столетий.
Древняя дорога, что вела сюда, еще сохранилась – она шла от реки на юг через странно бесформенное поселение, поля, деревья, развалины и крестьянские домики. Все еще спали, и ничто не мешало ему болтать с Элиэль. Вскоре Эдвард узнал, что селение называется Руатвиль. Он уже знал, как обозначаются в местном языке населенные пункты – деревни вроде Нотби, маленькие городишки вроде Руатвиля, столицы вроде Сусса. Он подозревал, что даже столица покажется ему маленькой. Лондон или Париж заняли бы всю долину.
– Хелло, Руат! – произнес он по-английски. – Мистер Гудфеллоу велел передать тебе поклон.
Элиэль, нахмурившись, покосилась на него. Ее шляпа свалилась, и они оба засмеялись.
Эдвард чувствовал себя очень странно, шагая под тропическим солнцем, в простой крестьянской одежде, но он прожил в этом новом мире уже семь дней, и ему не терпелось увидеть как можно больше.
Когда они миновали развалины Руатвиля, в поля уже вышли крестьяне в таких же шляпах-кули, как у него. Люди проходят через переходы, животные – нет. Значит, все виды живности должны быть местными. Он видел вьючных животных и стада других, возможно, съедобных. Они отдаленно напоминали волов и коз. Эдварду даже показалось, что он узнает гусей, но вместо перьев они были покрыты шерстью. Растительность была ему незнакома, но смотрелась бы вполне уместной и в земных странах.
Больше всего его поразил вид человека, несущегося верхом на спине чего-то, напоминающего страуса. Всадник промелькнул и скрылся раньше, чем Эдвард успел рассмотреть его. Вскоре с юга навстречу им проскакали еще двое. На этот раз Эдвард успел заметить, что их скакуны (или бегуны) покрыты шерстью и подкованы. Они передвигались с замечательной скоростью. Элиэль сказала, что это «мотаа». Эдвард отложил их у себя в памяти как «моа», хотя они, очевидно, были не птицами, а млекопитающими. Он изо всех сил старался и думать на местном языке, но получалось пока неважно.
Дорога представляла собой колею в красной грязи, заросшую травой. Выгоны отделялись друг от друга живыми изгородями, но сколько он ни смотрел, не видел ни колючей проволоки, ни очков, ни паровых машин. Он не верил больше в пистолет Крейтона – теперь у него имелась другая теория, объясняющая смерть Жнеца. Но, может быть, культура Руатвиля не отражает всех достижений цивилизации Соседства? Пришелец с другой планеты, попавший во внутренние районы Китая или в африканскую деревню, не увидит ни автомобилей, ни телеграфных проводов.
Им не встретилось ни полицейских, требующих показать документы, ни разбойников с большой дороги, предлагающих выбор между кошельком или жизнью. До сих пор местное население просто игнорировало их – крестьяне в поле, пастухи, возницы. Единственным исключением стали несколько пешеходов, которые брели навстречу. Они смотрели на божьего человека с удивлением и неодобрением, а иногда и с открытой издевкой. Эдвард попробовал одаривать их своим благословением, но это вызывало лишь смех и двусмысленные реплики. Ему удалось сохранить безразличное выражение лица, но он все больше уверялся в том, что восемнадцатилетний пророк выглядит не более убедительно в Соседстве, чем на Земле. Ему не помешала бы седая борода Порита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118