— Да, сир. Не будет ли еще приказаний, ваше величество?
— Да, будет еще кое-что существенное, дорогая, — сказал он лениво. — Испытаем твою покорность и мое воображение. Естественно, в соответствующее время.
— Что касается меня, то я отказываюсь, — прошипела она, зеленые глаза сияли от его повелительного тона. — Отказываюсь, чтобы со мной обращались, как…
— Как с проституткой, — продолжил он насмешливо.
— Конечно! Поскольку, я ею не являюсь! — Импрес стояла, держа черепаховую заколку как оружие.
— А мне казалось, что эта роль очень подходит вам, миссис Майлс. Думаю, что я не первый в вашем гареме, кто делает причудливые и фантастические предложения. Мне нравится чувствовать твои волосы, — заметил Трей небрежно, словно они спокойно обсуждали достоинства его предложения, а ее раздражение было совершенно неуместно. — Как бы то ни было, — сказал он голосом, в котором не было даже намека на прежние легкость и небрежность, — меня совершенно не волнует, что ты думаешь или какие чувства испытываешь. Все, что мне нужно, — доступность твоего тела. Я жду… Или тебя будет ждать юг Франции, или, если ты предпочитаешь более экзотические места, — Северная Африка.
Импрес швырнула в него заколкой, но он на лету поймал этот метательный снаряд и улыбнулся.
— Вам решать, — сказал он с издевательской вежливостью, — дорогая миссис Майлс.
Трей внимательно наблюдал, как она неохотно распускала волосы, и, слабо улыбаясь, ловил шпильки, которые Импрес с негодованием вытаскивала и швыряла в его сторону, аккуратно затем раскладывая на прикроватном столике. Она некоторое время билась с пуговицами на рукавах, затем передернула плечами так, что ее блестящее платье соскользнуло вниз. Трей внимательно смотрел, как платье из весенне-зеленого шелка, шурша, улеглось у ее ног.
— Ты действительно намереваешься разыграть свои деспотические шарады? — спросила она негодующе, стоя перед ним в рубашке и нижних юбках.
— Я бы предпочел что-нибудь более спокойное или, по крайней мере, нейтральное, если быть честным. — Он пожал плечами. — Но Париж сделал тебя непримиримой.
— А в тебе Париж развил диктаторские наклонности, — заметила Импрес едко.
— Дорогая, — сказал Трей и издевательски вздохнул. — Если бы не наши разбитые надежды, мы были бы в раю. Но давай рассмотрим, какую пользу можно извлечь из нашей неудовлетворенности. Что касается меня, — сказал он с сардонической улыбкой, — то возможность переспать со вкусом всегда отвлекала меня от разочарования в жизни.
— Когда-нибудь, — спокойно заявила она, — тебя постигнет возмездие за все это.
Оно меня уже постигло, хотелось ему сказать. Это из-за тебя десять месяцев моей жизни пошли к черту.
— Если ты уже сыграла роль ангела-мстителя, то почему бы тебе не перейти к следующей роли? — спросил Трей вместо этого, тщательно удерживая свой голос в пределах дружеской беседы. — Вообще-то, ты слишком долго раздеваешься.
Нижние юбки были сброшены одна за другой под внимательным взглядом Трея. Но его возбуждение было менее бесстрастно, чем эмоции, которые он пытался ограничивать; оно становилось все более заметным по мере того, как она снимала юбки, и достигло своего апогея, когда на Импрес осталось всего два предмета одежды — рубашка и чулки. Он жестом показал, чтобы она быстрее заканчивала, и через секунду она стояла перед ним нагая.
— Теперь ты удовлетворен? — выкрикнула Импрес, отбрасывая чулки, ее волосы цвета дубленой кожи рассыпались по плечам, глаза сверкали.
— Едва ли. — Брови его небрежно поднялись. — Ты понимаешь толк в этих завлекательных любовных играх, радость моя. Но удовлетворение приходит позже. И я вижу, что ты проявляешь больше заинтересованности, я бы сказал, желания сотрудничать.
— Вовсе нет, — ответила она пылко, насмешливый тон вызвал ее отпор.
— А это что? — Он приподнял бронзового цвета руку и лениво указал на грудь Импрес.
Только теперь смущенная Импрес почувствовала, как из ее грудей каплет молоко, хотя переполнявшая обида делала ее, как ей казалось, невосприимчивой к намекам Трея.
— От меня это не зависит, — упорно стояла она на своем.
— Ну, хорошо, — сказал он спокойно, — будем считать это просто деловой проблемой.
— Очень хорошо, — заявила Импрес, энергично кивнув головой, тон ее голоса вполне соответствовал его кажущемуся безразличию.
Трей протянул руку, она на миг задумалась, но после его короткого «ну же» Импрес шагнула к нему и подала свою руку. Он спокойно уселся на постели, привалившись к спинке, и притянул ее ближе.
— Не могу же я допустить, чтобы ты испортила мою визитку, — пробормотал он, вытирая капли молока на ее грудях. То, что он так явно подчеркнул неосознанный порыв ее тела, унизило Импрес, краска бросилась ей в лицо.
Трей заметил яркие пятна румянца и небрежно заметил:
— Ты великолепная актриса, фантастическая скромность, после того, что мы испытали.
— Что еще ты хочешь? — спросила она тихим напряженным голосом.
Вместо ответа Трей наклонился и прикоснулся губами к ее груди. Он осторожно лизал поднявшийся сосок, нежно касался кожи вокруг, дразня ее одну секунду, вторую, пока Импрес взволнованно ждала, чтобы ее грудь испытала полное давление его рта. И, наконец, она дождалась — ее грудь оказалась в полной его власти, молоко капля за каплей потекло, колени задрожали, каждый нерв ее тела затрепетал от испытываемого удовольствия. Трей быстро поднял руки и поддержал ее за бедра, в то же время продолжая свою ласку и заставляя Импрес думать, что все тянется слишком долго… слишком долго. Ей не следует реагировать так остро, она не должна, подумала Импрес в следующий момент, отчаянно сражаясь с ослепляющими ощущениями. В нем было все, что она ненавидела в мужчинах, — высокомерие, эгоизм, наглость. Но грохочущее в ее сознании, барабанящее в ушах предчувствие наслаждения, распространяющееся через возбужденные нервные окончания, стирало логическую оценку, отбрасывало рассудочные мысли, заставляя корчиться в сладких муках желания. Импрес чувствовала, что влага появилась не только в ее грудях, но и в низу живота, горячий тропический поток тепла, затопивший ее, смывал всевозможные «не следует» и «не должна», заставляя забыть об изъянах характера Трея, требовал продолжения пьянящего восторга и его усиления.
Нежно и умело, с хорошо рассчитанной мягкостью, Трей сосал каждую ее грудь до тех пор, пока на ее коже не появился пунцовый румянец, и нестерпимое пламя желания не начало сжигать Импрес.
— Я думаю, — пробормотал Трей, оторвав, наконец, от нее губы, — мы излечились от безразличия. Ты не согласна с этим?
Хотя ее глаза были полузакрыты, а дыхание прерывалось глубокими беспорядочными вздохами, Импрес задела ленивая уверенность его голоса, и она упрямо прошептала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98