Я бы торчал в лучшем случае на Гебридах, а ты... Даже не знаю... И не хочу знать, потому что ты здесь, со мной! И это главное...
– И нам здесь не нужны, – сказал Джон, – никакие Плантагенеты. А Джиллиана сейчас даже не Уоллес, но Карлейль. И всегда, пребудет ею!
Она взглянула на мужа, потом на Роберта, и ее сердце наполнилось радостью. Переполнилось ею.
Глава 14
Наутро они отправились к себе в Гленкирк вдвоем – Карлейль на Саладине, Джиллиана на смирной лошадке. Однако спокойствие животного и дамское седло ненамного способствовали удобству передвижения: Джиллиана чувствовала себя сегодня куда хуже в сидячем положении, нежели вчера за ужином у Роберта Брюса, на заботливо положенной подушке.
Горная весна расцвела во всем своем великолепии, благоухая вереском и другими ароматами, которые щедро разносил легкий теплый ветерок.
Карлейль хорошо понимал, что раны у Джиллианы еще не зажили и беспокоили ее. Но зная характер юной супруги, он не хотел наносить ей обиду неверием в ее способность мужественно переносить телесные страдания и потому не приставал с расспросами о ее здоровье. Когда сама сочтет необходимым, то скажет.
Джиллиана выдержала три с лишним часа верховой езды, достаточно неспешной и осторожной, что весьма не нравилось Саладину, и потом многозначительным взглядом в сторону Карлейля дала понять, что необходима остановка. Он сразу соскочил с коня и, сняв ее с лошади, легко поставил на землю, которая, показалось ей, заходила ходуном у нее под ногами. Но ощущение головокружения длилось недолго.
– Пройдем немного пешком, – сказал он.
Они пошли по тропе, ведя лошадей за собой, а над ними с обеих сторон высились холмы, украшенные невысокими деревьями.
– Как здесь красиво! – не удержалась от восклицания Джиллиана. – За такую страну воистину стоит сражаться.
– Ты права, дорогая, – согласился Карлейль, любуясь ею, а не ландшафтом. – Скоро перед нами откроется еще одна долина, с водопадом. Там остановимся, присядем и поедим.
«Да, – подумала она с содроганием, – присядем, если я смогу присесть».
Но сказала совсем о другом.
– Спасибо вам с Брюсом, что вы заговорили о моем отце, о том, что необходимо найти и наказать тех, кто его предал.
– Я понял наконец, что без того, чтобы не выполнить долг перед отцом, ты не сможешь быть счастлива, – с чуть виноватой интонацией в голосе ответил он. – А для меня твое счастье значит очень много.
– Но что же оно такое? – спросила она.
– «Оно» – что?
– Счастье.
Вопрос застал его врасплох – он никогда не думал об этом и перебирал в уме разные ответы, пока не остановился на одном.
– Счастье, – сказал он не слишком уверенно, – когда ничего больше не надо. Все уже есть вот здесь. – Он показал рукой туда, где сердце, где, как считают, должна находиться душа.
Она ничего не ответила и молчала все время, пока они, свернув с основной тропы, шли по направлению к водопаду.
Лишь когда приблизились к небольшому озеру, в которое срывались, искрясь и танцуя, струи воды с темного выступа скалы, Джиллиана повернулась к мужу и произнесла:
– Тогда, значит, я счастлива, если нахожусь рядом с тобой...
Они добрались до Гленкирка уже в темноте, потому что долго пробыли возле водопада. В доме стояла тишина, все уже спали. Карлейль повел лошадей в конюшню, Джиллиана поднялась в общую спальню, усталая, с непроходящей болью в спине.
Уже в третий раз неутомимая Агнес убрала их комнату как для первой брачной ночи: разбросала вдобавок к высушенным листьям и травам свежие, весенние ростки. Джиллиане подумалось, что, возможно, именно сегодня будет их самая настоящая свадебная ночь. Ночь полного счастья... Если оно бывает.
Она скинула легкий плащ и потянулась к лентам корсажа, когда взгляд ее упал на стоявший под окном большой сундук, и она замерла.
Там, под светом близкой свечи, она увидела аккуратно разложенные на его крышке вещи: свою кольчугу, совсем новые куртку и кожаные рейтузы, кинжалы и сверху – вложенный в ножны меч. Меч ее отца – «зуб змеи».
Она поняла немое послание мужа, знак его любви, прощения и признания ее права на собственные жизненные увлечения и привязанности. Вот для чего он отправил в Гленкирк несколько раньше Джейми и Агнес.
Слезы благодарности выступили у нее на глазах. Она приблизилась к сундуку, нежно прикоснулась к рукоятке огромного меча.
– Ты довольна?
Она не слышала, как Джон вошел в комнату. С улыбкой повернулась к нему и произнесла:
– Значит, ты больше не запрещаешь мне это?
Ответ она знала, но хотела услышать его из уст Джона. И он ответил:
– До событий в Канроссе я знал только одну половину твоего существа. Теперь знаю обе. И понял, что не имею права запрещать то, что составляет не по твоей вине значительную его часть.
Он смягчился, почувствовала она и то же самое ощутила в себе: нежность, мягкость, желание противостоять все время чему-то и кому-то, что так наполняло жизнь раньше, куда-то ушло. И она уже знала, как ответит на его благородное решение признать в ней воителя.
Подняв с сундука отцовский меч и держа его на вытянутых руках, она подошла к стоявшему посреди комнаты Карлейлю.
– Меч, – сказала она, – слишком тяжел для меня, милорд. Но он вполне подойдет вам, и, надеюсь, вы окажете честь моему отцу и мне и возьмете его в свое владение.
– Я беру его, жена, с благодарностью и закажу нашему кузнецу выковать похожий на него меч, но меньших размеров... – ответил он, глубоко тронутый ее словами.
Позднее, когда они лежали в постели, чувствуя, что тепло перины и простынь не разъединяет, а соединяет их, а весенний ночной ветер овевает через створку окна разгоряченные любовью тела, Джиллиана вдруг повторила то, что уже не раз произносила за последние сутки:
– Клянусь, что никогда, никогда не стану задевать или оскорблять тебя.
Он уже засыпал, но открыл глаза и сказал:
– Ты задела не меня, маленькая Плантагенет, а нашего короля. И не словом, а ножом. Попытайся больше так не делать.
Ей не понравилась насмешка, которая прозвучала в его тоне, но она ничего не сказала. Немного помолчав, она спросила:
– Как ты думаешь, сможет он завоевать для нас свободу?
С полной убежденностью в голосе он ответил:
– Если каждый из нас тоже захочет ее завоевать и поддержит его.
Его слова были справедливы, но она мало что знала о каждом, и потому, прежде чем уснуть, сказала опять о себе:
– Я, наверное, обезумела, когда осмелилась на покушение.
Он обнял ее, притянул к своей широкой груди и шепнул:
– Не безумная, а введенная в заблуждение жизнью и людьми. Но я постараюсь защитить тебя и от этого...
В следующее воскресенье в церкви Гленкирка состоялась наконец помолвка Агнес Карлейль и Джейми Джилли, весь клан от всей души ликовал по поводу долгожданного события.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– И нам здесь не нужны, – сказал Джон, – никакие Плантагенеты. А Джиллиана сейчас даже не Уоллес, но Карлейль. И всегда, пребудет ею!
Она взглянула на мужа, потом на Роберта, и ее сердце наполнилось радостью. Переполнилось ею.
Глава 14
Наутро они отправились к себе в Гленкирк вдвоем – Карлейль на Саладине, Джиллиана на смирной лошадке. Однако спокойствие животного и дамское седло ненамного способствовали удобству передвижения: Джиллиана чувствовала себя сегодня куда хуже в сидячем положении, нежели вчера за ужином у Роберта Брюса, на заботливо положенной подушке.
Горная весна расцвела во всем своем великолепии, благоухая вереском и другими ароматами, которые щедро разносил легкий теплый ветерок.
Карлейль хорошо понимал, что раны у Джиллианы еще не зажили и беспокоили ее. Но зная характер юной супруги, он не хотел наносить ей обиду неверием в ее способность мужественно переносить телесные страдания и потому не приставал с расспросами о ее здоровье. Когда сама сочтет необходимым, то скажет.
Джиллиана выдержала три с лишним часа верховой езды, достаточно неспешной и осторожной, что весьма не нравилось Саладину, и потом многозначительным взглядом в сторону Карлейля дала понять, что необходима остановка. Он сразу соскочил с коня и, сняв ее с лошади, легко поставил на землю, которая, показалось ей, заходила ходуном у нее под ногами. Но ощущение головокружения длилось недолго.
– Пройдем немного пешком, – сказал он.
Они пошли по тропе, ведя лошадей за собой, а над ними с обеих сторон высились холмы, украшенные невысокими деревьями.
– Как здесь красиво! – не удержалась от восклицания Джиллиана. – За такую страну воистину стоит сражаться.
– Ты права, дорогая, – согласился Карлейль, любуясь ею, а не ландшафтом. – Скоро перед нами откроется еще одна долина, с водопадом. Там остановимся, присядем и поедим.
«Да, – подумала она с содроганием, – присядем, если я смогу присесть».
Но сказала совсем о другом.
– Спасибо вам с Брюсом, что вы заговорили о моем отце, о том, что необходимо найти и наказать тех, кто его предал.
– Я понял наконец, что без того, чтобы не выполнить долг перед отцом, ты не сможешь быть счастлива, – с чуть виноватой интонацией в голосе ответил он. – А для меня твое счастье значит очень много.
– Но что же оно такое? – спросила она.
– «Оно» – что?
– Счастье.
Вопрос застал его врасплох – он никогда не думал об этом и перебирал в уме разные ответы, пока не остановился на одном.
– Счастье, – сказал он не слишком уверенно, – когда ничего больше не надо. Все уже есть вот здесь. – Он показал рукой туда, где сердце, где, как считают, должна находиться душа.
Она ничего не ответила и молчала все время, пока они, свернув с основной тропы, шли по направлению к водопаду.
Лишь когда приблизились к небольшому озеру, в которое срывались, искрясь и танцуя, струи воды с темного выступа скалы, Джиллиана повернулась к мужу и произнесла:
– Тогда, значит, я счастлива, если нахожусь рядом с тобой...
Они добрались до Гленкирка уже в темноте, потому что долго пробыли возле водопада. В доме стояла тишина, все уже спали. Карлейль повел лошадей в конюшню, Джиллиана поднялась в общую спальню, усталая, с непроходящей болью в спине.
Уже в третий раз неутомимая Агнес убрала их комнату как для первой брачной ночи: разбросала вдобавок к высушенным листьям и травам свежие, весенние ростки. Джиллиане подумалось, что, возможно, именно сегодня будет их самая настоящая свадебная ночь. Ночь полного счастья... Если оно бывает.
Она скинула легкий плащ и потянулась к лентам корсажа, когда взгляд ее упал на стоявший под окном большой сундук, и она замерла.
Там, под светом близкой свечи, она увидела аккуратно разложенные на его крышке вещи: свою кольчугу, совсем новые куртку и кожаные рейтузы, кинжалы и сверху – вложенный в ножны меч. Меч ее отца – «зуб змеи».
Она поняла немое послание мужа, знак его любви, прощения и признания ее права на собственные жизненные увлечения и привязанности. Вот для чего он отправил в Гленкирк несколько раньше Джейми и Агнес.
Слезы благодарности выступили у нее на глазах. Она приблизилась к сундуку, нежно прикоснулась к рукоятке огромного меча.
– Ты довольна?
Она не слышала, как Джон вошел в комнату. С улыбкой повернулась к нему и произнесла:
– Значит, ты больше не запрещаешь мне это?
Ответ она знала, но хотела услышать его из уст Джона. И он ответил:
– До событий в Канроссе я знал только одну половину твоего существа. Теперь знаю обе. И понял, что не имею права запрещать то, что составляет не по твоей вине значительную его часть.
Он смягчился, почувствовала она и то же самое ощутила в себе: нежность, мягкость, желание противостоять все время чему-то и кому-то, что так наполняло жизнь раньше, куда-то ушло. И она уже знала, как ответит на его благородное решение признать в ней воителя.
Подняв с сундука отцовский меч и держа его на вытянутых руках, она подошла к стоявшему посреди комнаты Карлейлю.
– Меч, – сказала она, – слишком тяжел для меня, милорд. Но он вполне подойдет вам, и, надеюсь, вы окажете честь моему отцу и мне и возьмете его в свое владение.
– Я беру его, жена, с благодарностью и закажу нашему кузнецу выковать похожий на него меч, но меньших размеров... – ответил он, глубоко тронутый ее словами.
Позднее, когда они лежали в постели, чувствуя, что тепло перины и простынь не разъединяет, а соединяет их, а весенний ночной ветер овевает через створку окна разгоряченные любовью тела, Джиллиана вдруг повторила то, что уже не раз произносила за последние сутки:
– Клянусь, что никогда, никогда не стану задевать или оскорблять тебя.
Он уже засыпал, но открыл глаза и сказал:
– Ты задела не меня, маленькая Плантагенет, а нашего короля. И не словом, а ножом. Попытайся больше так не делать.
Ей не понравилась насмешка, которая прозвучала в его тоне, но она ничего не сказала. Немного помолчав, она спросила:
– Как ты думаешь, сможет он завоевать для нас свободу?
С полной убежденностью в голосе он ответил:
– Если каждый из нас тоже захочет ее завоевать и поддержит его.
Его слова были справедливы, но она мало что знала о каждом, и потому, прежде чем уснуть, сказала опять о себе:
– Я, наверное, обезумела, когда осмелилась на покушение.
Он обнял ее, притянул к своей широкой груди и шепнул:
– Не безумная, а введенная в заблуждение жизнью и людьми. Но я постараюсь защитить тебя и от этого...
В следующее воскресенье в церкви Гленкирка состоялась наконец помолвка Агнес Карлейль и Джейми Джилли, весь клан от всей души ликовал по поводу долгожданного события.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75