Брюс ослабил хватку, и она тотчас вырвалась из его рук и ринулась к двери. Он бросился за ней, но упустил в темноте; она выбежала из комнаты и исчезла в глубине коридоров.
Она бежала изо всех сил и, прежде чем Брюс успел поднять тревогу и послать за ней погоню, сумела выбежать за ворота замка – благо они не были заперты по случаю сегодняшнего пиршества – и исчезнуть в ночной темноте.
Проснувшийся от шума и криков Карлейль оделся и, отворив дверь комнаты, наткнулся на лежащее у порога послание от Джиллианы в виде ножниц и двух отрезанных кос. Со сдавленным проклятием схватив символы неповиновения, он поспешил в покои Брюса, где уже толпилась добрая половина жителей замка.
В свете многочисленных факелов Брюс стоял посреди комнаты, его левая рука была обвернута окровавленным концом простыни. К нему уже спешил брат Уолдеф с мазями и повязками. Заметив Карлейля, Брюс сделал ему знак подойти ближе, в то же время отдавая распоряжения немедленно отыскать и привести к нему леди Карлейль, в припадке болезни, как он сказал, убежавшую из замка. Джону, пожелавшему тоже принять участие в поисках, он велел оставаться с ним, чтобы первым встретить жену, когда та будет найдена.
После того как почти все ушли и в комнате остались только Карлейль и брат Уолдеф, Джон сказал Брюсу:
– Милорд, я глубоко скорблю и чувствую во всем случившемся свою вину. И если...
Но Брюс перебил его, произнеся:
– Послушай, Джон, единственное, за что я осуждаю тебя, что ты не запер ее на сто замков несколько месяцев назад, когда она, видимо, еще только начала поддаваться своей безумной мысли о моем предательстве. Но ведь я хорошо знаю, отчего ты не поступил так с ней, – потому что любишь ее. Не могу понять одного: кто вбил ей в голову, что я продал Уоллеса англичанам?
Брат Уолдеф сказал задумчиво:
– Она тщетно искала виновного. И ей просто необходимо было кого-то найти. Она искала выход своему отчаянию. Сходила с ума от бессилия. От невозможности раскрыть тайну.
– Господи! – воскликнул Брюс. – Да от такого любой рехнется! С такими мыслями просто нельзя жить!
Кровь отхлынула от лица Карлейля. В словах Брюса ему почудился смертный приговор Джиллиане. Он хотел сказать Брюсу: «Прошу тебя, Роберт, не убивай ее», но не сумел и лишь тихо проговорил:
– Что бы ты ни решил, клан Карлейлей примет твой вердикт.
Брат Уолдеф, услышавший слова Карлейля, поднял глаза на говорившего и увидел у него в руках две черные как вороново крыло тугие косы. Сердце старого монаха дрогнуло, он принялся истово молиться за то, чтобы Роберт Брюс посчитал поступок Джиллианы глупым и поэтому не заслуживающим смерти.
Глава 12
Ночь шла к концу, однако никто в замке не спал. Карлейль и Брюс сидели за флягой с бренди, и с каждым новым глотком Роберт все больше свирепел по поводу того, в чем и как посмела заподозрить его Джиллиана. Агнес, разбуженная ночной суматохой, долго не могла взять в толк, что случилось, а когда поняла, пришла в ужас: при всем своем добросердечии она не могла понять и тем более хоть как-то оправдать Джиллиану, и горькие слезы Пились из ее доверчивых глаз. Она отправилась по коридорам, чтобы разыскать Джейми, но ей сказали, что он вместе с людьми Карлейля находится за стенами замка – они ищут беглянку.
Уже начинал брезжить рассвет, когда Джиллиану ввели в большой зал замка Канросс. Лицо ее было исцарапано колкими ветвями кустарника, короткие волосы растрепаны, кисти рук крепко связаны, ибо она оказывала сопротивление и ни за что не хотела возвращаться в замок. Пленницу сопровождал Джейми Джилли, вид у которого было непривычно мрачным и выражал полную растерянность.
Несмотря на неурочный час, в зале оказалось много людей, в том числе брат Уолдеф, закончивший смазывать и перевязывать рану на руке Брюса и успевший помолиться в церкви за благополучное разрешение случившегося.
Роберт успел уже успокоиться и сейчас больше думал не о том, что произошло, а о том, как поступить с Джиллианой, ведь она покушалась на жизнь первого человека в Шотландии, ее короля, обвинив его в смертном грехе предательства.
Карлейль, напротив, все еще не мог прийти в себя от ярости, вызванной диким поступком Джиллианы, и, чем больше думал о нем – а ни о чем другом он думать не мог, – тем сильнее становился его гнев, и он не видел никакого исхода, кроме самого плохого, самого ужасного, но в то же время самого естественного и справедливого в подобных обстоятельствах. Что она наделала, безумная дочь прекрасного воина! Строптивая, гордая девчонка, которую он не сумел вовремя образумить, найти ключ к ее душе, метавшейся в одиноком заточении... А значит, и он тоже виноват и должен понести наказание, ответить перед своим верховным правителем Робертом Брюсом и перед самим собой.
Агнес также присутствовала в зале, она сидела рядом с братом и тихо плакала, слезы обильно текли по ее лицу. Когда ввели Джиллиану, она поднялась, чтобы подойти к ней, но Карлейль остановил ее и велел снова занять свое место.
Брюс, сидевший на высоком резном кресле, заменявшем трон, начал говорить, и шум голосов в зале умолк.
Обратившись к Джейми, он громко произнес:
– Подведи ее сюда!
Удерживая Джиллиану за связанные руки, Джейми поставил ее спиной к Карлейлю и его сестре, окруженным воинами клана, – так, чтобы она видела перед собой только Брюса, только человека, на чью жизнь покушалась.
– Оставь ее, – обратился Брюс к Джейми. Освободив ей руки, Джейми отошел от Джиллианы.
Поднявшись со своего кресла и стоя на возвышении, Брюс спокойным громким голосом произнес:
– Теперь я готов услышать вас, леди Джиллиана. Посмотрите на меня и повторите, считаете ли вы по-прежнему, что я виновен в грязном предательстве моего учителя и военачальника Уильяма Уоллеса? Ответьте перед всеми, кто здесь присутствует.
В зале поднялся гул, вскоре утихший и сменившийся напряженной тишиной. Молчали Черный Дуглас, Морэ и Мантит. Молчали присутствующие здесь воины – те, кто участвовал в сражениях вместе с Уоллесом, и те, кто просто слышал о нем как об одном из героев многих битв, главной и самой знаменитой из которых была битва при Стерлинге.
Джиллиана думала, что у нее напрочь исчез голос и она не сумеет произнести ни звука, но, к своему удивлению, услышала собственные слова:
– Нет, милорд. Если бы я продолжала верить в свое обвинение, то не убежала бы из ваших покоев и из вашего дома куда глаза глядят...
Она умолкла, не зная, что еще сказать, думая об одном: «Да, да, конечно, я заслужила наказание за то, что совершила. Но только скорее... скорее назначьте его... любое, вплоть до самого страшного... Я приму его с открытой душой».
– Ваш поступок, леди, – ровным холодным тоном продолжал Брюс, – из очень тяжких.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Она бежала изо всех сил и, прежде чем Брюс успел поднять тревогу и послать за ней погоню, сумела выбежать за ворота замка – благо они не были заперты по случаю сегодняшнего пиршества – и исчезнуть в ночной темноте.
Проснувшийся от шума и криков Карлейль оделся и, отворив дверь комнаты, наткнулся на лежащее у порога послание от Джиллианы в виде ножниц и двух отрезанных кос. Со сдавленным проклятием схватив символы неповиновения, он поспешил в покои Брюса, где уже толпилась добрая половина жителей замка.
В свете многочисленных факелов Брюс стоял посреди комнаты, его левая рука была обвернута окровавленным концом простыни. К нему уже спешил брат Уолдеф с мазями и повязками. Заметив Карлейля, Брюс сделал ему знак подойти ближе, в то же время отдавая распоряжения немедленно отыскать и привести к нему леди Карлейль, в припадке болезни, как он сказал, убежавшую из замка. Джону, пожелавшему тоже принять участие в поисках, он велел оставаться с ним, чтобы первым встретить жену, когда та будет найдена.
После того как почти все ушли и в комнате остались только Карлейль и брат Уолдеф, Джон сказал Брюсу:
– Милорд, я глубоко скорблю и чувствую во всем случившемся свою вину. И если...
Но Брюс перебил его, произнеся:
– Послушай, Джон, единственное, за что я осуждаю тебя, что ты не запер ее на сто замков несколько месяцев назад, когда она, видимо, еще только начала поддаваться своей безумной мысли о моем предательстве. Но ведь я хорошо знаю, отчего ты не поступил так с ней, – потому что любишь ее. Не могу понять одного: кто вбил ей в голову, что я продал Уоллеса англичанам?
Брат Уолдеф сказал задумчиво:
– Она тщетно искала виновного. И ей просто необходимо было кого-то найти. Она искала выход своему отчаянию. Сходила с ума от бессилия. От невозможности раскрыть тайну.
– Господи! – воскликнул Брюс. – Да от такого любой рехнется! С такими мыслями просто нельзя жить!
Кровь отхлынула от лица Карлейля. В словах Брюса ему почудился смертный приговор Джиллиане. Он хотел сказать Брюсу: «Прошу тебя, Роберт, не убивай ее», но не сумел и лишь тихо проговорил:
– Что бы ты ни решил, клан Карлейлей примет твой вердикт.
Брат Уолдеф, услышавший слова Карлейля, поднял глаза на говорившего и увидел у него в руках две черные как вороново крыло тугие косы. Сердце старого монаха дрогнуло, он принялся истово молиться за то, чтобы Роберт Брюс посчитал поступок Джиллианы глупым и поэтому не заслуживающим смерти.
Глава 12
Ночь шла к концу, однако никто в замке не спал. Карлейль и Брюс сидели за флягой с бренди, и с каждым новым глотком Роберт все больше свирепел по поводу того, в чем и как посмела заподозрить его Джиллиана. Агнес, разбуженная ночной суматохой, долго не могла взять в толк, что случилось, а когда поняла, пришла в ужас: при всем своем добросердечии она не могла понять и тем более хоть как-то оправдать Джиллиану, и горькие слезы Пились из ее доверчивых глаз. Она отправилась по коридорам, чтобы разыскать Джейми, но ей сказали, что он вместе с людьми Карлейля находится за стенами замка – они ищут беглянку.
Уже начинал брезжить рассвет, когда Джиллиану ввели в большой зал замка Канросс. Лицо ее было исцарапано колкими ветвями кустарника, короткие волосы растрепаны, кисти рук крепко связаны, ибо она оказывала сопротивление и ни за что не хотела возвращаться в замок. Пленницу сопровождал Джейми Джилли, вид у которого было непривычно мрачным и выражал полную растерянность.
Несмотря на неурочный час, в зале оказалось много людей, в том числе брат Уолдеф, закончивший смазывать и перевязывать рану на руке Брюса и успевший помолиться в церкви за благополучное разрешение случившегося.
Роберт успел уже успокоиться и сейчас больше думал не о том, что произошло, а о том, как поступить с Джиллианой, ведь она покушалась на жизнь первого человека в Шотландии, ее короля, обвинив его в смертном грехе предательства.
Карлейль, напротив, все еще не мог прийти в себя от ярости, вызванной диким поступком Джиллианы, и, чем больше думал о нем – а ни о чем другом он думать не мог, – тем сильнее становился его гнев, и он не видел никакого исхода, кроме самого плохого, самого ужасного, но в то же время самого естественного и справедливого в подобных обстоятельствах. Что она наделала, безумная дочь прекрасного воина! Строптивая, гордая девчонка, которую он не сумел вовремя образумить, найти ключ к ее душе, метавшейся в одиноком заточении... А значит, и он тоже виноват и должен понести наказание, ответить перед своим верховным правителем Робертом Брюсом и перед самим собой.
Агнес также присутствовала в зале, она сидела рядом с братом и тихо плакала, слезы обильно текли по ее лицу. Когда ввели Джиллиану, она поднялась, чтобы подойти к ней, но Карлейль остановил ее и велел снова занять свое место.
Брюс, сидевший на высоком резном кресле, заменявшем трон, начал говорить, и шум голосов в зале умолк.
Обратившись к Джейми, он громко произнес:
– Подведи ее сюда!
Удерживая Джиллиану за связанные руки, Джейми поставил ее спиной к Карлейлю и его сестре, окруженным воинами клана, – так, чтобы она видела перед собой только Брюса, только человека, на чью жизнь покушалась.
– Оставь ее, – обратился Брюс к Джейми. Освободив ей руки, Джейми отошел от Джиллианы.
Поднявшись со своего кресла и стоя на возвышении, Брюс спокойным громким голосом произнес:
– Теперь я готов услышать вас, леди Джиллиана. Посмотрите на меня и повторите, считаете ли вы по-прежнему, что я виновен в грязном предательстве моего учителя и военачальника Уильяма Уоллеса? Ответьте перед всеми, кто здесь присутствует.
В зале поднялся гул, вскоре утихший и сменившийся напряженной тишиной. Молчали Черный Дуглас, Морэ и Мантит. Молчали присутствующие здесь воины – те, кто участвовал в сражениях вместе с Уоллесом, и те, кто просто слышал о нем как об одном из героев многих битв, главной и самой знаменитой из которых была битва при Стерлинге.
Джиллиана думала, что у нее напрочь исчез голос и она не сумеет произнести ни звука, но, к своему удивлению, услышала собственные слова:
– Нет, милорд. Если бы я продолжала верить в свое обвинение, то не убежала бы из ваших покоев и из вашего дома куда глаза глядят...
Она умолкла, не зная, что еще сказать, думая об одном: «Да, да, конечно, я заслужила наказание за то, что совершила. Но только скорее... скорее назначьте его... любое, вплоть до самого страшного... Я приму его с открытой душой».
– Ваш поступок, леди, – ровным холодным тоном продолжал Брюс, – из очень тяжких.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75