Мы, заморгав, смотрели друг на друга в этом пустом, залитом ярким светом зале. Он выглядел более старым и более внушительным при свете.
– Вы передадите Дэвиду, – сказала я на пороге, – что я пошла домой?
– Я скажу ему, – ответил Виндхэм, и я вышла на дождь. По дороге домой я раздумывала, не слишком ли глупо я себя вела. Чувство триумфа и оживленность сменились тревогой: не слишком ли опрометчиво я согласилась пойти на свидание? Дело в том, что со времени своего замужества я нигде ни с кем не встречалась. Я чувствовала, что своим согласием я обрекла себя на катастрофу. И дело не только в том, как я сказала «да»: беспомощно, поспешно; невозможность отказаться наводила меня на размышления о своем положении. Я думала о Дэвиде, о Флоре и Джозефе, о себе, и все яснее сознавала, что за последний год та часть меня, которая не была связана с обязанностями материнства, съежилась и отмерла. Я шла все быстрее и быстрее, а мое истинное «я» распрямлялось и разворачивало смятые крылья. Я ненавидела себя. Лучше бы мне было сказать: «Нет» на это приглашение и сосредоточиться на своих ливерпульских чайниках.
Я долго не могла заснуть: возрождение надежд казалось мне преддверием новых неудач и разочарований, а мне не хотелось терпеть неудачи. Я лежала и думала: как сильно я нуждалась в случайных словах мужчины, которого я почти не знаю и на чью симпатию не имею оснований рассчитывать! И тогда я ясно увидела: во мне разгорается страсть, такая внезапная, что это лишь подтверждало мою несостоятельность и инфантильность. Ребенком я, бывало, утешала себя словами: «Я еще маленькая, это пройдет». Но я больше не ребенок, и нет причин для подобной лихорадки.
Только я уснула, как пришел Дэвид. Он разбудил меня, чтобы узнать, что я думаю обо всех и о каждом в отдельности, и хотел, чтобы я прослушала его реплики. Я сердито отказалась, но мое истинное чувство было хуже, чем гнев: это было полное отчуждение. Мне часто говорили, что наш брак пойдет прахом, и неожиданно я поняла, что имелось в виду.
Глава восьмая
Утром я проснулась с головной болью: мой сон длился всего три часа. Я была измотана своим желанием вкусить запретное. Взглянув на веселое личико сынишки, я машинально улыбнулась, и он бросил грудь, тоже улыбаясь в ответ. Я подумала: глупенький, я улыбалась не тебе.
Несколько последовавших дней прошли для меня в серо-желтом тумане: ничто не могло пробудить меня, я ходила, словно сомнамбула, с тяжелой головой и опущенными руками, как будто они весили слишком много, чтобы поднять их. Оглядываясь назад, мне кажется удивительным, почему я так «расклеилась» без всяких на то оснований: такая безжизненность, такие долгие часы, такой страх проснуться, такая скука. Я и раньше скучала, но только из-за возложенных на меня обязанностей. Теперь скучной казалась вся моя жизнь. Я вспоминала тот первый раз, когда я пошла на свидание с Виндхэмом, с удивлением: сколько же было страсти, а теперь кажется, что для нее не было причин. Когда я была девочкой, подобное свидание ничего не значило бы для меня, я отнеслась бы к нему спокойно. Но теперь, после трех лет выдержки и жизни с Дэвидом, которая лишь увеличила мою способность к серьезным чувствам, теперь я ощущала намного больше желания и намного меньше надежды.
Я вспоминаю наше первое свидание с Виндхэмом. Он не заехал за мной домой, а придумал лучше и подхватил меня в укромном месте у почты. Мне понравилась его машина – бордовый «ягуар», казавшийся сделанным из цельного куска полированного дерева. Он отвез меня в ресторан. Я еще ни разу не была в Уэльсе, и приехать туда без Дэвида было как пощечина ему. Мы много пили и смотрели друг на друга через стол. Он рассказывал мне о своей жизни: о разных женщинах, и мне нравилась его готовность откровенничать. Все его интрижки носили случайный характер, а наивная готовность, с которой он принялся описывать их, желая произвести на меня впечатление своей экстравагантностью, напоминало мне то время, когда я охотно рассказывала первому встречному об умирающей матери, чтобы завладеть вниманием собеседника. И ему удалось заинтриговать меня. Я ощущала невольное восхищение этой его постоянной готовностью к откровенности.
Я не была готова к серьезным отношениям: слишком долго я была лишена мужского внимания. Я не говорю, что я из тех женщин, кто, выйдя замуж, теряют интерес к своей внешности и восхищению в глазах окружающих. Наоборот, мой внешний вид всегда был для меня важен, но существует разница между желанием привлечь внимание на улице и способностью приковать его к себе за один вечер.
Сначала я не осмеливалась рисковать. Я боялась, мне не хватало ни куража – продвинуться в своих экскурсах, ни эгоцентризма – продолжать кокетничать глазами, жестами или мимикой. Но я уже начала ощущать прежнее волнение и сердцебиение. И обнаружила, что не так уж плоха: я знала, что выгляжу импозантно, и речь моя начала приобретать понемногу раскованность и резкость, которые я годами старалась смягчать и сдерживать. Я тоже принялась рассказывать о себе. Он был из тех мужчин, которые поддаются на провокации.
А провокаций было больше, чем достаточно. Когда мы наконец покончили с едой и вернулись в машину, то упали в объятия друг друга прямо на переднем сидении, и с такой жадной чувственностью, которая даже в воспоминаниях не утратила своей силы. Мы довольно быстро оторвались друг от друга, переглядываясь и поправляя прически.
– Пора ехать, – сказала я, застегивая пальто. – Мне надо возвращаться.
Хотя Дэвид и не мог прийти домой раньше полуночи, я по-прежнему боялась. Поэтому мы поехали назад. Казалось, отступать было слишком поздно, а делать выводы – слишком рано. Я была уставшая и пьяная, большой автомобиль катил с беззвучной мощью. Я чувствовала себя убаюканной, расслабленной, и спустя некоторое время сказала:
– Боже, через какой ужас нам предстоит пройти! – Но вместо того, чтобы спросить, о чем это я, он согласился:
– Да, видимо, придется. Развеселись, никогда не бывает хуже, чем ты воображаешь, всегда найдется какое-нибудь утешение.
– В прошлый раз оно не нашлось.
– В какой прошлый раз?
– Прошлый раз… с Дэвидом.
– Правда? Никого, кроме Дэвида?
– У меня не было времени, – объяснила я. – Я всегда была страшно занята, за последние годы у меня не было ни одного свободного вечера.
– Я не верю тебе. Когда я впервые, тебя увидел, я подумал: какая опасная женщина.
– В первый раз, когда ты меня увидел, я была беременна.
– Тот раз не считается.
– Что ж, я рада знать, что выгляжу не такой безвредной, как на самом деле.
– Что бы сказал Дэвид, узнай он, где ты была? Ты ведь ничего не сказала ему?
– Конечно, нет. Я не собиралась рисковать. Наши отношения не настолько уж современны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Вы передадите Дэвиду, – сказала я на пороге, – что я пошла домой?
– Я скажу ему, – ответил Виндхэм, и я вышла на дождь. По дороге домой я раздумывала, не слишком ли глупо я себя вела. Чувство триумфа и оживленность сменились тревогой: не слишком ли опрометчиво я согласилась пойти на свидание? Дело в том, что со времени своего замужества я нигде ни с кем не встречалась. Я чувствовала, что своим согласием я обрекла себя на катастрофу. И дело не только в том, как я сказала «да»: беспомощно, поспешно; невозможность отказаться наводила меня на размышления о своем положении. Я думала о Дэвиде, о Флоре и Джозефе, о себе, и все яснее сознавала, что за последний год та часть меня, которая не была связана с обязанностями материнства, съежилась и отмерла. Я шла все быстрее и быстрее, а мое истинное «я» распрямлялось и разворачивало смятые крылья. Я ненавидела себя. Лучше бы мне было сказать: «Нет» на это приглашение и сосредоточиться на своих ливерпульских чайниках.
Я долго не могла заснуть: возрождение надежд казалось мне преддверием новых неудач и разочарований, а мне не хотелось терпеть неудачи. Я лежала и думала: как сильно я нуждалась в случайных словах мужчины, которого я почти не знаю и на чью симпатию не имею оснований рассчитывать! И тогда я ясно увидела: во мне разгорается страсть, такая внезапная, что это лишь подтверждало мою несостоятельность и инфантильность. Ребенком я, бывало, утешала себя словами: «Я еще маленькая, это пройдет». Но я больше не ребенок, и нет причин для подобной лихорадки.
Только я уснула, как пришел Дэвид. Он разбудил меня, чтобы узнать, что я думаю обо всех и о каждом в отдельности, и хотел, чтобы я прослушала его реплики. Я сердито отказалась, но мое истинное чувство было хуже, чем гнев: это было полное отчуждение. Мне часто говорили, что наш брак пойдет прахом, и неожиданно я поняла, что имелось в виду.
Глава восьмая
Утром я проснулась с головной болью: мой сон длился всего три часа. Я была измотана своим желанием вкусить запретное. Взглянув на веселое личико сынишки, я машинально улыбнулась, и он бросил грудь, тоже улыбаясь в ответ. Я подумала: глупенький, я улыбалась не тебе.
Несколько последовавших дней прошли для меня в серо-желтом тумане: ничто не могло пробудить меня, я ходила, словно сомнамбула, с тяжелой головой и опущенными руками, как будто они весили слишком много, чтобы поднять их. Оглядываясь назад, мне кажется удивительным, почему я так «расклеилась» без всяких на то оснований: такая безжизненность, такие долгие часы, такой страх проснуться, такая скука. Я и раньше скучала, но только из-за возложенных на меня обязанностей. Теперь скучной казалась вся моя жизнь. Я вспоминала тот первый раз, когда я пошла на свидание с Виндхэмом, с удивлением: сколько же было страсти, а теперь кажется, что для нее не было причин. Когда я была девочкой, подобное свидание ничего не значило бы для меня, я отнеслась бы к нему спокойно. Но теперь, после трех лет выдержки и жизни с Дэвидом, которая лишь увеличила мою способность к серьезным чувствам, теперь я ощущала намного больше желания и намного меньше надежды.
Я вспоминаю наше первое свидание с Виндхэмом. Он не заехал за мной домой, а придумал лучше и подхватил меня в укромном месте у почты. Мне понравилась его машина – бордовый «ягуар», казавшийся сделанным из цельного куска полированного дерева. Он отвез меня в ресторан. Я еще ни разу не была в Уэльсе, и приехать туда без Дэвида было как пощечина ему. Мы много пили и смотрели друг на друга через стол. Он рассказывал мне о своей жизни: о разных женщинах, и мне нравилась его готовность откровенничать. Все его интрижки носили случайный характер, а наивная готовность, с которой он принялся описывать их, желая произвести на меня впечатление своей экстравагантностью, напоминало мне то время, когда я охотно рассказывала первому встречному об умирающей матери, чтобы завладеть вниманием собеседника. И ему удалось заинтриговать меня. Я ощущала невольное восхищение этой его постоянной готовностью к откровенности.
Я не была готова к серьезным отношениям: слишком долго я была лишена мужского внимания. Я не говорю, что я из тех женщин, кто, выйдя замуж, теряют интерес к своей внешности и восхищению в глазах окружающих. Наоборот, мой внешний вид всегда был для меня важен, но существует разница между желанием привлечь внимание на улице и способностью приковать его к себе за один вечер.
Сначала я не осмеливалась рисковать. Я боялась, мне не хватало ни куража – продвинуться в своих экскурсах, ни эгоцентризма – продолжать кокетничать глазами, жестами или мимикой. Но я уже начала ощущать прежнее волнение и сердцебиение. И обнаружила, что не так уж плоха: я знала, что выгляжу импозантно, и речь моя начала приобретать понемногу раскованность и резкость, которые я годами старалась смягчать и сдерживать. Я тоже принялась рассказывать о себе. Он был из тех мужчин, которые поддаются на провокации.
А провокаций было больше, чем достаточно. Когда мы наконец покончили с едой и вернулись в машину, то упали в объятия друг друга прямо на переднем сидении, и с такой жадной чувственностью, которая даже в воспоминаниях не утратила своей силы. Мы довольно быстро оторвались друг от друга, переглядываясь и поправляя прически.
– Пора ехать, – сказала я, застегивая пальто. – Мне надо возвращаться.
Хотя Дэвид и не мог прийти домой раньше полуночи, я по-прежнему боялась. Поэтому мы поехали назад. Казалось, отступать было слишком поздно, а делать выводы – слишком рано. Я была уставшая и пьяная, большой автомобиль катил с беззвучной мощью. Я чувствовала себя убаюканной, расслабленной, и спустя некоторое время сказала:
– Боже, через какой ужас нам предстоит пройти! – Но вместо того, чтобы спросить, о чем это я, он согласился:
– Да, видимо, придется. Развеселись, никогда не бывает хуже, чем ты воображаешь, всегда найдется какое-нибудь утешение.
– В прошлый раз оно не нашлось.
– В какой прошлый раз?
– Прошлый раз… с Дэвидом.
– Правда? Никого, кроме Дэвида?
– У меня не было времени, – объяснила я. – Я всегда была страшно занята, за последние годы у меня не было ни одного свободного вечера.
– Я не верю тебе. Когда я впервые, тебя увидел, я подумал: какая опасная женщина.
– В первый раз, когда ты меня увидел, я была беременна.
– Тот раз не считается.
– Что ж, я рада знать, что выгляжу не такой безвредной, как на самом деле.
– Что бы сказал Дэвид, узнай он, где ты была? Ты ведь ничего не сказала ему?
– Конечно, нет. Я не собиралась рисковать. Наши отношения не настолько уж современны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47