Как это жестоко,
– Неужели нам необходимо играть в эту глупую игру? Ведь мы оба прекрасно знаем причины нашего брака. К чему разыгрывать этот фарс?
Улыбка пропала с лица Спенса. Он резко прижал ее к себе, так что груди Тори заныли от тесного соприкосновения с его твердыми мышцами.
– Этот, как вы изволили выразиться, фарс будет продолжаться еще какое-то время – пока я не сделаю вам ребенка… Не забывайте об этом.
– Вы, как всегда, бесконечно деликатны, – пробурчала Тори, с тревогой прислушиваясь к стуку собственного сердца. Боже, несмотря на всю его жестокость и грубость, ее тянет к этому мужчине. Наверняка это какое-то извращенное чувство – оно просто не может иметь ничего общего с порядочностью или любовью.
Его кожа жгла ей грудь. Она хотела, нет, она просто жаждала поцеловать его, прижаться крепко-крепко, чтобы ощутить его силу и власть… Но тогда… О! Она знала, что случится, если она подчинится этому человеку. Он использует ее, и она потеряет себя. Останется пустая оболочка, а он получит удовольствие и очередное доказательство своего мужского превосходства.
– Я не собираюсь быть просто жеребцом, как бы вы того ни хотели. Если вы не намерены утруждать себя, хотя бы делая вид, что вы меня любите, я не стану выполнять супружеские обязанности.
– Черт бы вас побрал! – Тори обвила руками его шею надеясь наказать его самым фальшивым из поцелуев. Но как только ее губы коснулись его губ, она забыла, что хотела разыграть пародию.
Что-то зажглось у нее внутри, и Тори не смогла от него отшатнуться. В следующее мгновение Спенс крепко прижал ее к себе, и у своего бедра она ощутила его горячую восставшую плоть. От неожиданности Тори задохнулась Губы ее раскрылись, и язык его скользнул в ее рот. Поцелуй стал совсем другим: глубоким, жадным, воспламеняющим страсть. Страсть… именно это чувство – даже не чувство еще, но ощущение – разгоралось где-то внутри ее естества. Угольки, которые давно тихо тлели, вдруг вспыхнули, и огонь побежал по венам, согревая тело и душу и кружа голову. Забыв обо всем, Тори прижалась к горячему телу мужа, смутно сознавая, что то, что жгло ее кожу у бедра, сможет утолить странный голод, разгоравшийся внизу живота… И она ответила на поцелуй. Их дыхание смешалось, и Спенс почувствовал, как она слабеет в его объятиях. Он подхватил ее на руки, и Тори была счастлива ощутить себя так бездумно и надежно устроенной, когда не нужно прямо держать спину, а можно положить голову на твердое, но удивительно удобное плечо, пальцы – на теплую кожу груди и чувствовать, как сердце Спенса стучит под ее ладонью. Он бережно опустил ее на кровать – прохладные простыни приняли в себя пылавшее тело. Тори смотрела в его золотистые, сейчас потемневшие от страсти глаза, и огонь, горевший в них, не давал утихнуть пожару в ее крови. Спенс чуть отстранился, и, не желая терять чудесное ощущение их близости, она потянулась к нему, словно утопающий, чье спасение вдруг начало отдаляться, и схватила его за руку… Кинкейд улыбнулся и погладил ее по щеке:
– Я сейчас.
Тори откинулась на подушки, в голове ее царил сумбур, и лишь одна мысль не давала ей покоя – настоящей леди не пристало испытывать подобные чувства и так желать мужчину, как желает его она…
Через секунду Спенс предстал перед ней обнаженным. Глаза Тори распахнулись. То ли она забыла, то ли одного взгляда, брошенного в то утро, было недостаточно, но она растерялась, настолько неправдоподобно большим оказался жезл его мужского достоинства. От его безупречного тела исходили волны чувственности, и Тори замерла, пораженная откликом собственного тела на его наготу. Сердце ее бешено заколотилось, и странная, тянущая боль появилась внизу живота, глубоко внутри. Не в силах бороться с собственными чувствами, Тори подняла глаза и увидела зеркало, висевшее на потолке над кроватью. В нем отражалось тело женщины, распростертое на черных шелковых простынях, с горящими от вожделения глазами и пылающими щеками – женщины, жаждущей мужчину! Викторию словно окатили ледяной водой. Это она, она сама! Боже, да чем она лучше Оливии Фонтейн – лежит здесь вот так и желает человека, который ее не любит… Ведь Кинкейд к ней равнодушен. Нет, хуже – он хочет унизить ее, отомстить за то, что она навязала ему эту сделку. Тори съежилась от стыда. Он сказал, что научит ее кое-чему… Что ж, не он первый преподносит ей подобный урок. Она уже пережила боль и унижение, когда тот, другой бросил ее у алтаря. Она должна сохранить остатки самоуважения. Конечно, она выполнит условия сделки и будет вести себя как положено леди, которая получила отличное воспитание… Но она не опустится до проявлений животной страсти, не станет тешить его мужское самолюбие и сохранит свои чувства в неприкосновенности – вот единственный способ пережить этот брак и не позволить ему растоптать ее гордость. Когда Кинкейд лег рядом и прикоснулся к ее плечу, Тори, отпрянув, гневно взглянула на него.
– Неужели вы вообще не знаете, что такое стыд? – возмущенно спросила она. – Ведь можно хотя бы погасить свет!
Спенс оторопело вгляделся в лицо Тори:
– Что случилось? – Он не был готов к столь неожиданной перемене ее настроения.
– Ничего. – Тори потянула на себя простыню.
– Поговори со мной. – Он ласково погладил ее по щеке. – Расскажи мне, что тебя пугает.
Но она отодвинулась, избегая прикосновения.
– Пожалуйста, погасите лампы. Я не хочу видеть… то, что произойдет. Если бы вы были джентльменом, мне не пришлось бы просить вас об этом.
Пробормотав что-то неразборчивое, но однозначно нелестное о чересчур добропорядочных женщинах, Спенс поспешно выбрался из кровати. Беззвучно ступая по красному ковру, он одну за другой погасил все лампы. Каюта наполнилась тенями, но Тори по-прежнему ясно различала его фигуру. Понадеявшись, что в полумраке Спенс не увидит ее лица, Тори жадно уставилась на ту часть его тела, которая притягивала и пугала ее больше всего. Через несколько секунд он уже был рядом, зашелестели простыни, и Тори напряглась в ожидании неизбежного. Она твердо пообещала себе, что будет думать о чем-нибудь постороннем и не позволит своим эмоциям участвовать в происходящем.
– Насколько я знаю, все можно сделать довольно быстро и… – Она прикусила губу, ища подходящие слова, – не причиняя женщине особых неудобств.
– Да что вы? Может, вы меня научите, как это можно сделать?
Сарказм в его голосе заставил Тори покраснеть.
– Уверена, мистер Кинкейд, вы все это проделывали не раз, и не мне вас учить.
– Но я делал это другим способом, а не так, как вы предлагаете, – не причиняя особых неудобств. Может, вы мне скажете, чего именно вы хотите?
Пальцы Тори сжались в кулаки.
– Приступайте наконец!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Неужели нам необходимо играть в эту глупую игру? Ведь мы оба прекрасно знаем причины нашего брака. К чему разыгрывать этот фарс?
Улыбка пропала с лица Спенса. Он резко прижал ее к себе, так что груди Тори заныли от тесного соприкосновения с его твердыми мышцами.
– Этот, как вы изволили выразиться, фарс будет продолжаться еще какое-то время – пока я не сделаю вам ребенка… Не забывайте об этом.
– Вы, как всегда, бесконечно деликатны, – пробурчала Тори, с тревогой прислушиваясь к стуку собственного сердца. Боже, несмотря на всю его жестокость и грубость, ее тянет к этому мужчине. Наверняка это какое-то извращенное чувство – оно просто не может иметь ничего общего с порядочностью или любовью.
Его кожа жгла ей грудь. Она хотела, нет, она просто жаждала поцеловать его, прижаться крепко-крепко, чтобы ощутить его силу и власть… Но тогда… О! Она знала, что случится, если она подчинится этому человеку. Он использует ее, и она потеряет себя. Останется пустая оболочка, а он получит удовольствие и очередное доказательство своего мужского превосходства.
– Я не собираюсь быть просто жеребцом, как бы вы того ни хотели. Если вы не намерены утруждать себя, хотя бы делая вид, что вы меня любите, я не стану выполнять супружеские обязанности.
– Черт бы вас побрал! – Тори обвила руками его шею надеясь наказать его самым фальшивым из поцелуев. Но как только ее губы коснулись его губ, она забыла, что хотела разыграть пародию.
Что-то зажглось у нее внутри, и Тори не смогла от него отшатнуться. В следующее мгновение Спенс крепко прижал ее к себе, и у своего бедра она ощутила его горячую восставшую плоть. От неожиданности Тори задохнулась Губы ее раскрылись, и язык его скользнул в ее рот. Поцелуй стал совсем другим: глубоким, жадным, воспламеняющим страсть. Страсть… именно это чувство – даже не чувство еще, но ощущение – разгоралось где-то внутри ее естества. Угольки, которые давно тихо тлели, вдруг вспыхнули, и огонь побежал по венам, согревая тело и душу и кружа голову. Забыв обо всем, Тори прижалась к горячему телу мужа, смутно сознавая, что то, что жгло ее кожу у бедра, сможет утолить странный голод, разгоравшийся внизу живота… И она ответила на поцелуй. Их дыхание смешалось, и Спенс почувствовал, как она слабеет в его объятиях. Он подхватил ее на руки, и Тори была счастлива ощутить себя так бездумно и надежно устроенной, когда не нужно прямо держать спину, а можно положить голову на твердое, но удивительно удобное плечо, пальцы – на теплую кожу груди и чувствовать, как сердце Спенса стучит под ее ладонью. Он бережно опустил ее на кровать – прохладные простыни приняли в себя пылавшее тело. Тори смотрела в его золотистые, сейчас потемневшие от страсти глаза, и огонь, горевший в них, не давал утихнуть пожару в ее крови. Спенс чуть отстранился, и, не желая терять чудесное ощущение их близости, она потянулась к нему, словно утопающий, чье спасение вдруг начало отдаляться, и схватила его за руку… Кинкейд улыбнулся и погладил ее по щеке:
– Я сейчас.
Тори откинулась на подушки, в голове ее царил сумбур, и лишь одна мысль не давала ей покоя – настоящей леди не пристало испытывать подобные чувства и так желать мужчину, как желает его она…
Через секунду Спенс предстал перед ней обнаженным. Глаза Тори распахнулись. То ли она забыла, то ли одного взгляда, брошенного в то утро, было недостаточно, но она растерялась, настолько неправдоподобно большим оказался жезл его мужского достоинства. От его безупречного тела исходили волны чувственности, и Тори замерла, пораженная откликом собственного тела на его наготу. Сердце ее бешено заколотилось, и странная, тянущая боль появилась внизу живота, глубоко внутри. Не в силах бороться с собственными чувствами, Тори подняла глаза и увидела зеркало, висевшее на потолке над кроватью. В нем отражалось тело женщины, распростертое на черных шелковых простынях, с горящими от вожделения глазами и пылающими щеками – женщины, жаждущей мужчину! Викторию словно окатили ледяной водой. Это она, она сама! Боже, да чем она лучше Оливии Фонтейн – лежит здесь вот так и желает человека, который ее не любит… Ведь Кинкейд к ней равнодушен. Нет, хуже – он хочет унизить ее, отомстить за то, что она навязала ему эту сделку. Тори съежилась от стыда. Он сказал, что научит ее кое-чему… Что ж, не он первый преподносит ей подобный урок. Она уже пережила боль и унижение, когда тот, другой бросил ее у алтаря. Она должна сохранить остатки самоуважения. Конечно, она выполнит условия сделки и будет вести себя как положено леди, которая получила отличное воспитание… Но она не опустится до проявлений животной страсти, не станет тешить его мужское самолюбие и сохранит свои чувства в неприкосновенности – вот единственный способ пережить этот брак и не позволить ему растоптать ее гордость. Когда Кинкейд лег рядом и прикоснулся к ее плечу, Тори, отпрянув, гневно взглянула на него.
– Неужели вы вообще не знаете, что такое стыд? – возмущенно спросила она. – Ведь можно хотя бы погасить свет!
Спенс оторопело вгляделся в лицо Тори:
– Что случилось? – Он не был готов к столь неожиданной перемене ее настроения.
– Ничего. – Тори потянула на себя простыню.
– Поговори со мной. – Он ласково погладил ее по щеке. – Расскажи мне, что тебя пугает.
Но она отодвинулась, избегая прикосновения.
– Пожалуйста, погасите лампы. Я не хочу видеть… то, что произойдет. Если бы вы были джентльменом, мне не пришлось бы просить вас об этом.
Пробормотав что-то неразборчивое, но однозначно нелестное о чересчур добропорядочных женщинах, Спенс поспешно выбрался из кровати. Беззвучно ступая по красному ковру, он одну за другой погасил все лампы. Каюта наполнилась тенями, но Тори по-прежнему ясно различала его фигуру. Понадеявшись, что в полумраке Спенс не увидит ее лица, Тори жадно уставилась на ту часть его тела, которая притягивала и пугала ее больше всего. Через несколько секунд он уже был рядом, зашелестели простыни, и Тори напряглась в ожидании неизбежного. Она твердо пообещала себе, что будет думать о чем-нибудь постороннем и не позволит своим эмоциям участвовать в происходящем.
– Насколько я знаю, все можно сделать довольно быстро и… – Она прикусила губу, ища подходящие слова, – не причиняя женщине особых неудобств.
– Да что вы? Может, вы меня научите, как это можно сделать?
Сарказм в его голосе заставил Тори покраснеть.
– Уверена, мистер Кинкейд, вы все это проделывали не раз, и не мне вас учить.
– Но я делал это другим способом, а не так, как вы предлагаете, – не причиняя особых неудобств. Может, вы мне скажете, чего именно вы хотите?
Пальцы Тори сжались в кулаки.
– Приступайте наконец!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80