И даже если все рушилось и сердца разбивались, это приводило к печали, но никак не к безумию. Мне кажется, есть более темное чувство, какое-то порочное, которое маскируется под любовь и заставляет людей совершать ужасные поступки.
Бенедикт подошел ближе и осветил Харриет фонарем. Она не смотрела на него, уставившись на кресло невидящим взглядом, и в ее хмурости было что-то тревожащее.
– Ты уверена, – тут он откашлялся, – что не отказалась от страсти к рассказам о привидениях ради историй о любви?
Харриет моргнула, посмотрела на него и скорчила гримаску:
– Прикуси-ка язык!
Бенедикт хмыкнул.
– Пойдем, – он кивнул на дверь, – здесь есть еще несколько комнат.
– Я понимаю, это звучит странно, – произнесла Харриет, вытерев пыльную руку об юбку и шагая вслед за Бенедиктом в комнату напротив, – и у меня нет никаких оснований так считать, но я не думаю, что Рочестер убил свою жену.
Через мгновение после этих слов дверь в третью комнату с грохотом захлопнулась. Харриет удивленно пискнула и наткнулась на Бенедикта.
Он бессознательно обнял ее за талию, не отрывая взгляда от фонаря. Пламя в нем резко вспыхнуло и погасло.
Некоторое время в комнате было слышно только их учащенное, напряженное дыхание. Потом Бенедикт произнес:
– Сквозняк.
– Да-да. Сквозняк в закрытом коридоре с наглухо заколоченными окнами, – сухо ответила Харриет, и он невольно рассмеялся.
Но улыбка его исчезла, потому что фонарь снова бесшумно загорелся.
Харриет приоткрыла рот, склонила голову набок, поглядев исподлобья сначала на фонарь, а потом на Бенедикта, и решительно повернула к двери, но замерла на месте, не успев сделать и шага. Глаза Бенедикта тоже расширились, когда он заглянул в комнату.
– Черт побери! – потрясенно произнес он: в это невозможно было поверить.
– Похоже, пожар вообще не затронул эту комнату, – выдохнула Харриет.
В камине, занимавшем большую часть комнаты, лежали кусочки несгоревших дров. Два огромных кресла с подлокотниками шириной чуть не со ствол дерева тоже стояли нетронутые. На спинках лежали подголовники с вышитыми на них большими цветами. Бенедикт подошел поближе и обнаружил лишь в одном углу комнаты небольшое обгоревшее местечко. В напольных подсвечниках застыли засохшие лужицы растопленного воска. Кушетка без спинки, придвинутая к стене, была в идеальном состоянии. Синие подушки с такой же вышивкой, как и на креслах, были чистыми и по-прежнему лежали на месте.
Бенедикт посмотрел на кушетку и внезапно представил на ней Харриет. Не сидящую, а лежащую на спине, с распущенными волосами – рыжеватые пряди метут каменный пол. Бенедикт представил себе ее расстегнутый лиф, обнаженные мягкие округлости груди и глаза, потемневшие от страсти. Юбка падает, обнажая совершенной формы лодыжки, мягкие икры, колени и бедра… Бедра, которые она приподнимает, чтобы обвить его ногами…
– Тут слишком жарко.
Слова вырвали его из мечтательного состояния. Боль и желание пронзили Бенедикта, он нахмурился и повернулся к Харриет, одновременно отметив, что в комнате действительно заметно потеплело.
Она прижимала ладони к раскрасневшимся щекам, глядя на кушетку так же напряженно, как и Бенедикт несколько мгновений назад. Почувствовав, что он на нее смотрит, Харриет встретилась с ним взглядом и быстро смущенно отвернулась.
Бенедикт почувствовал, что по спине течет пот, рубашка липнет к спине. Он посмотрел на камин, словно огонь мог по волшебству вспыхнуть в нем через сто прошедших лет. Бенедикт увидел, что волосы на затылке Харриет влажные, а из-за уха ползет капелька пота. Капелька проползла по изящной линии лица, оставила влажный след на шее и скатилась в ямку у ее основания. Засверкала, как звездочка, и с дразнящей медлительностью поползла вниз, в ложбинку между грудями.
Бенедикт аккуратно поставил фонарь на пол.
– Бенедикт, – произнесла Харриет так же прерывисто, как дышала. Грудь ее вздымалась, руки заметно дрожали. Она провела ладонями по юбке, а Бенедикт сократил расстояние между ними. – Ты это чувствуешь?
– Да, – шепнул он и прильнул к ее губам.
Харриет прожила на свете тридцать лет и давно решила, что не похожа на других женщин – она не умела сдерживаться и не разбиралась в правилах. Не в ее стиле было поддразнивать других, когда дело касалось важных вопросов, и она бы чувствовала себя полной дурой, если бы ей пришлось изображать из себя скромницу, что многие женщины делают с легкостью. Харриет была совсем другой – честной и открытой, и никогда еще она не испытывала такой благодарности к том}, что жила в мире с самой собой, чем сейчас, когда без колебаний вверила себя Бенедикту, отдавшись захлестнувшей их обоих страсти.
Его ладони горели, когда он проводил ими по ее спине, прижимая к своему пылающему жаром телу. Харриет, вздыхая, выгнулась отдавно желанного прикосновения. Бенедикт смотрел на нее голодными горящими глазами. Она вдруг вспомнила рассказы из своего детства, книжки о тропических странах, населенных туземцами, которые лазили по деревьям, как обезьяны, и ей ужасно захотелось вскарабкаться на Бенедикта в поисках восхитительных фруктов. Она хихикнула, губы ее приоткрылись, но Бенедикт слегка прикусил ее нижнюю губу, и смех на устах замер.
Пальцы Харриет впились в ткань его сюртука. Он прокладывал дорожку из жгучих поцелуев вдоль ее щеки, вниз, к основанию шеи, и наконец слизнул оттуда пот.
Рука Бенедикта прижалась к ее животу и поползла выше, лаская пышную грудь. Потом он сомкнул пальцы на рукаве и потянул его вниз с плеча и дальше, с локтя. Влажный теплый воздух на мгновение коснулся кожи Харриет, но рука Бенедикта уже нашла ее шею, большой палец нежно начал ласкать ямку у основания, шероховатая ладонь двинулась ниже, вжимаясь в обнаженную плоть, обхватила мягкую грудь, большой палец отыскал сосок и стал ласкать его тем же движением, что и ямку у основания шеи. Пальцы Харриет скользнули под рубашку Бенедикта.
Бенедикт покрывал шею Харриет короткими жгучими поцелуями, прижав ее спиной к каменной стене. Жаркое дыхание дразнило сверхчувствительную кожу на груди. Легкое прикосновение языка, легкий укус – пальцы Харриет вцепились в волосы Бенедикта, потянув его голову вперед. Молча молила она о наслаждении, которое – Харриет знала – ждало ее впереди, он уже продемонстрировал ей это невероятное облегчение.
Бенедикт ногой раздвинул ее несопротивляющиеся бедра. Потом задрал ее юбки, и кожу над чулками обдало теплым воздухом. Харриет почувствовала, как подол щекочет ей колени, а Бенедикт поднял ее вверх. Ни секунды не колеблясь, Харриет обвила ногами его талию.
Он уперся руками в стену по обеим сторонам от ее головы и прижался лбом ко лбу Харриет. Она подняла ресницы и увидела, как он пытается овладеть собой и яростным желанием, пожирающим их обоих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Бенедикт подошел ближе и осветил Харриет фонарем. Она не смотрела на него, уставившись на кресло невидящим взглядом, и в ее хмурости было что-то тревожащее.
– Ты уверена, – тут он откашлялся, – что не отказалась от страсти к рассказам о привидениях ради историй о любви?
Харриет моргнула, посмотрела на него и скорчила гримаску:
– Прикуси-ка язык!
Бенедикт хмыкнул.
– Пойдем, – он кивнул на дверь, – здесь есть еще несколько комнат.
– Я понимаю, это звучит странно, – произнесла Харриет, вытерев пыльную руку об юбку и шагая вслед за Бенедиктом в комнату напротив, – и у меня нет никаких оснований так считать, но я не думаю, что Рочестер убил свою жену.
Через мгновение после этих слов дверь в третью комнату с грохотом захлопнулась. Харриет удивленно пискнула и наткнулась на Бенедикта.
Он бессознательно обнял ее за талию, не отрывая взгляда от фонаря. Пламя в нем резко вспыхнуло и погасло.
Некоторое время в комнате было слышно только их учащенное, напряженное дыхание. Потом Бенедикт произнес:
– Сквозняк.
– Да-да. Сквозняк в закрытом коридоре с наглухо заколоченными окнами, – сухо ответила Харриет, и он невольно рассмеялся.
Но улыбка его исчезла, потому что фонарь снова бесшумно загорелся.
Харриет приоткрыла рот, склонила голову набок, поглядев исподлобья сначала на фонарь, а потом на Бенедикта, и решительно повернула к двери, но замерла на месте, не успев сделать и шага. Глаза Бенедикта тоже расширились, когда он заглянул в комнату.
– Черт побери! – потрясенно произнес он: в это невозможно было поверить.
– Похоже, пожар вообще не затронул эту комнату, – выдохнула Харриет.
В камине, занимавшем большую часть комнаты, лежали кусочки несгоревших дров. Два огромных кресла с подлокотниками шириной чуть не со ствол дерева тоже стояли нетронутые. На спинках лежали подголовники с вышитыми на них большими цветами. Бенедикт подошел поближе и обнаружил лишь в одном углу комнаты небольшое обгоревшее местечко. В напольных подсвечниках застыли засохшие лужицы растопленного воска. Кушетка без спинки, придвинутая к стене, была в идеальном состоянии. Синие подушки с такой же вышивкой, как и на креслах, были чистыми и по-прежнему лежали на месте.
Бенедикт посмотрел на кушетку и внезапно представил на ней Харриет. Не сидящую, а лежащую на спине, с распущенными волосами – рыжеватые пряди метут каменный пол. Бенедикт представил себе ее расстегнутый лиф, обнаженные мягкие округлости груди и глаза, потемневшие от страсти. Юбка падает, обнажая совершенной формы лодыжки, мягкие икры, колени и бедра… Бедра, которые она приподнимает, чтобы обвить его ногами…
– Тут слишком жарко.
Слова вырвали его из мечтательного состояния. Боль и желание пронзили Бенедикта, он нахмурился и повернулся к Харриет, одновременно отметив, что в комнате действительно заметно потеплело.
Она прижимала ладони к раскрасневшимся щекам, глядя на кушетку так же напряженно, как и Бенедикт несколько мгновений назад. Почувствовав, что он на нее смотрит, Харриет встретилась с ним взглядом и быстро смущенно отвернулась.
Бенедикт почувствовал, что по спине течет пот, рубашка липнет к спине. Он посмотрел на камин, словно огонь мог по волшебству вспыхнуть в нем через сто прошедших лет. Бенедикт увидел, что волосы на затылке Харриет влажные, а из-за уха ползет капелька пота. Капелька проползла по изящной линии лица, оставила влажный след на шее и скатилась в ямку у ее основания. Засверкала, как звездочка, и с дразнящей медлительностью поползла вниз, в ложбинку между грудями.
Бенедикт аккуратно поставил фонарь на пол.
– Бенедикт, – произнесла Харриет так же прерывисто, как дышала. Грудь ее вздымалась, руки заметно дрожали. Она провела ладонями по юбке, а Бенедикт сократил расстояние между ними. – Ты это чувствуешь?
– Да, – шепнул он и прильнул к ее губам.
Харриет прожила на свете тридцать лет и давно решила, что не похожа на других женщин – она не умела сдерживаться и не разбиралась в правилах. Не в ее стиле было поддразнивать других, когда дело касалось важных вопросов, и она бы чувствовала себя полной дурой, если бы ей пришлось изображать из себя скромницу, что многие женщины делают с легкостью. Харриет была совсем другой – честной и открытой, и никогда еще она не испытывала такой благодарности к том}, что жила в мире с самой собой, чем сейчас, когда без колебаний вверила себя Бенедикту, отдавшись захлестнувшей их обоих страсти.
Его ладони горели, когда он проводил ими по ее спине, прижимая к своему пылающему жаром телу. Харриет, вздыхая, выгнулась отдавно желанного прикосновения. Бенедикт смотрел на нее голодными горящими глазами. Она вдруг вспомнила рассказы из своего детства, книжки о тропических странах, населенных туземцами, которые лазили по деревьям, как обезьяны, и ей ужасно захотелось вскарабкаться на Бенедикта в поисках восхитительных фруктов. Она хихикнула, губы ее приоткрылись, но Бенедикт слегка прикусил ее нижнюю губу, и смех на устах замер.
Пальцы Харриет впились в ткань его сюртука. Он прокладывал дорожку из жгучих поцелуев вдоль ее щеки, вниз, к основанию шеи, и наконец слизнул оттуда пот.
Рука Бенедикта прижалась к ее животу и поползла выше, лаская пышную грудь. Потом он сомкнул пальцы на рукаве и потянул его вниз с плеча и дальше, с локтя. Влажный теплый воздух на мгновение коснулся кожи Харриет, но рука Бенедикта уже нашла ее шею, большой палец нежно начал ласкать ямку у основания, шероховатая ладонь двинулась ниже, вжимаясь в обнаженную плоть, обхватила мягкую грудь, большой палец отыскал сосок и стал ласкать его тем же движением, что и ямку у основания шеи. Пальцы Харриет скользнули под рубашку Бенедикта.
Бенедикт покрывал шею Харриет короткими жгучими поцелуями, прижав ее спиной к каменной стене. Жаркое дыхание дразнило сверхчувствительную кожу на груди. Легкое прикосновение языка, легкий укус – пальцы Харриет вцепились в волосы Бенедикта, потянув его голову вперед. Молча молила она о наслаждении, которое – Харриет знала – ждало ее впереди, он уже продемонстрировал ей это невероятное облегчение.
Бенедикт ногой раздвинул ее несопротивляющиеся бедра. Потом задрал ее юбки, и кожу над чулками обдало теплым воздухом. Харриет почувствовала, как подол щекочет ей колени, а Бенедикт поднял ее вверх. Ни секунды не колеблясь, Харриет обвила ногами его талию.
Он уперся руками в стену по обеим сторонам от ее головы и прижался лбом ко лбу Харриет. Она подняла ресницы и увидела, как он пытается овладеть собой и яростным желанием, пожирающим их обоих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76