Через минуту она напрочь забыла, как зовут генуэзца. Через две – уснула.
Жаккетта, увидев, что госпожа спит, осторожно убрала ее платье и тихо вышла, чтобы постоять на свежем воздухе и погрустить. Для создания грустного настроения Жаккетта решила повспоминать своих любимых мужчин. Правда, не так, как госпожа Жанна, томившаяся в усадьбе шейха, своего Марина.
Если бы Жаккетта предалась воспоминаниям по этой системе, то у нее за все путешествие от Кипра до Родоса минутки свободной бы не было ни на сон, ни на еду времени бы не хватило. При таком-то количестве и самом разном качестве… Нет, Жаккетта просто вспоминала, как они появлялись в ее жизни и исчезали.
Деревенские кавалеры утонули в какой-то дымке. Были – и прошли. Разве только Николя, споривший с кюре, виделся ярче других, да Жерар, невольно принявший участие в спасении Абдуллы. Всех их заслонила колоритная фигура мессира Марчелло. Он стал эталоном, как образцовый золотой ливр, хранившийся у парижских храмовников рядом с английской короной. Мессир Марчелло не ограничился обучением куаферскому ремеслу, а щедро наделил знаниями и в более интересной области… Потом балагур Франсуа… С ним, было все просто, он одинаково пылко любил всех женщин мира. Шейх… Сердце тихо и тупо заныло. Как там говорил рыжий? Любовь пятая. Харис. Основана на уважении и благодарности…
Холодный, невозмутимый шейх всех людей держал на расстоянии, да иначе и быть не могло. Но каким же он был другим, когда удавалось сократить это расстояние до таких пределов, когда между двумя сплетенными телами нельзя протиснуть даже лезвие сабли!
Быть его Ниткой Жемчуга было замечательно… Стены шатра шейха были бы прочнее крепостных стен замка Монпеза, не оборвись его жизнь так внезапно.
Жаккетта вздохнула.
Рыжий… Ох уж этот рыжий! И откуда он только взялся, солнечный ветер? Только поняла, что ненавидит его всей душой, выяснилось, что это не ненависть, а любовь. Только стала привыкать, что он рядом, – сбежал! Опять надо забывать, как скачут солнечные зайчики по его волосам и светятся звездочки в глазах… Ну одно слово – рыжий!
Перебрав всех по очереди, Жаккетта решила, что греки были правы. Мужчины настолько разные, что и чувства к ним тоже. И все они спокойно уживаются в одном сердце, ничуть друг другу не мешая.
Потому что мессир Марчелло никаким боком не соперник шейху, Франсуа тоже сам по себе, только рыжий все норовит потеснить остальных и занять в сердце самый большой угол, но кто он такой, этот рыжий? Пусть не воображает! И вообще, ребенку ясно, что с рыжими надо держать ухо востро!
Зациклившись на рыжем, Жаккетта решила, что думать хватит, и пошла в каюту.
У дверей ее поймал генуэзец. Он сунул Жаккетте в руку монету и сказал:
– Я буду тебе очень признателен, милая, если твоя госпожа получше разглядит мои достоинства и проникнется ко мне большим расположением. А я в долгу не останусь.
Жаккетта молча вошла в каюту. Ей мало улыбалась роль сводни, расписывающей перед госпожой Жанной неизвестные достоинства нахального купца. Не зная, что делать, она кинула монету на крохотный столик и завалилась спать.
Жанна проснулась первой и обнаружила новую денежную единицу в каюте.
– Это откуда? – разбудила она Жаккетту.
– А-а, это! – сказала Жаккетта, зевая во весь рот. – Это господин дал, с которым вы на палубе болтали.
– За что? – удивилась Жанна.
– За что, чтобы вы прониклись к нему большим расположением, – честно объяснила Жаккетта, не придумав со сна, что бы соврать.
– Он дал мне эту мелочь, чтобы я прониклась к нему расположением? – не поверила ушам Жанна.
– Да почему вам? – возмутилась Жаккетта. – Мне дал, чтобы я открыла вам глаза на его достоинства.
– Ну и какие же у него достоинства? – спросила Жанна, поигрывая монеткой.
– Скупой, видно, раз вы ее мелочью обозвали, – решила Жаккетта.
– Нашла достоинство! – обиделась Жанна. – Это для меня мелочь, для тебя в самый раз.
– Да не вижу я в нем никаких достоинств! – взмолилась Жаккетта.
Ей так хотелось досмотреть сон, из которого госпожа вытащила ее на самом интересном месте.
– Да, сильна ты убеждать! – хмыкнула Жанна. – А этот гусь хорош! Уже и камеристку подкупает! Я верну ему монету.
– Но он же мне дал! – вдруг захотела разбогатеть Жаккетта.
– А ты ее не заработала! – заявила Жанна. – Никаких достоинств в нем не разглядела. Значит, надо вернуть.
– А это вперед, не за работу, а за знакомство! – пробурчала Жаккетта. – Вдруг я потом разгляжу.
– Ладно, оставь себе. Сделаем вид, что я этого не знаю! – решила Жанна. – А ты, если он будет про меня спрашивать, ври с три короба.
– А про что? – удивилась Жаккетта.
– Про то, что я очень любвеобильна. Жаккетта согласно кивнула и опять заснула.
А Жанна вспомнила про заброшенное рукоделие, достала из мешка свое вышивание и отправилась на палубу демонстративно рукодельничать.
Усевшись в кресло так, чтобы не видеть берегов Кипра, который галера огибала, выходя на курс к Родосу, Жанна продолжила вышивать лик Богоматери, сделав вид, что всецело увлечена этим занятием.
Она не успела вышить даже пряди волос Девы, как генуэзец опять появился рядом с ее креслом.
Сохраняя невозмутимое выражение лица, Жанна в душе расхохоталась.
– Какой прекрасный лик! – сообщил генуэзец, почтительно рассмотрев творение Жанниных рук.
– Это Пресвятая Дева! – серьезно пояснила Жанна. – Я поклялась сделать и принести ее изображение в дар храму святой Марии у нас в Монпеза в благодарность за спасение.
– Гляжу на вас и не могу представить прекрасную даму среди мусульман!
– О, это было так ужасно! – Жанна смахнула несуществующую слезу и принялась живописать свое пребывание на Востоке. – Когда пираты продали нас, меня за бешеные деньги купил очень влиятельный шейх. Он запер меня в своем дворце, а их у него несколько, и каждый день приходил с требованием отдаться ему. Он завалил меня подарками, варварскими, но безумно дорогими. И даже подарил белого верблюда! Но я сказала ему…
Жанна аккуратно отложила шитье, стиснула ладони и подняла очи к небу.
– Я сказала: «Шейх! Вы можете сделать со мной что угодно! Вы можете взять мое тело силой, вы можете отдать меня на растерзание вашим собакам-людоедам, но мою любовь вы не получите!»
Жанна разжала ладони, вернула глаза в прежнее положение и взяла полотно.
– Шейх, как всякий дикарь, бесновался, словно дьявол. Каждый раз я думала, что не доживу до утра. Сколько подушек и ковров он изрубил своей саблей в моих покоях – просто ужас! Но я решила твердо – умру, а не сдамся!
Жанна сделала значительную паузу, поменяла нитку в игле и снова принялась врать напропалую, перемежая ложь крупицами правды.
– Но самое страшное было не это. У шейха имелся целый гарем жен, где заправляла его любимая жена, толстая, как стельная корова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Жаккетта, увидев, что госпожа спит, осторожно убрала ее платье и тихо вышла, чтобы постоять на свежем воздухе и погрустить. Для создания грустного настроения Жаккетта решила повспоминать своих любимых мужчин. Правда, не так, как госпожа Жанна, томившаяся в усадьбе шейха, своего Марина.
Если бы Жаккетта предалась воспоминаниям по этой системе, то у нее за все путешествие от Кипра до Родоса минутки свободной бы не было ни на сон, ни на еду времени бы не хватило. При таком-то количестве и самом разном качестве… Нет, Жаккетта просто вспоминала, как они появлялись в ее жизни и исчезали.
Деревенские кавалеры утонули в какой-то дымке. Были – и прошли. Разве только Николя, споривший с кюре, виделся ярче других, да Жерар, невольно принявший участие в спасении Абдуллы. Всех их заслонила колоритная фигура мессира Марчелло. Он стал эталоном, как образцовый золотой ливр, хранившийся у парижских храмовников рядом с английской короной. Мессир Марчелло не ограничился обучением куаферскому ремеслу, а щедро наделил знаниями и в более интересной области… Потом балагур Франсуа… С ним, было все просто, он одинаково пылко любил всех женщин мира. Шейх… Сердце тихо и тупо заныло. Как там говорил рыжий? Любовь пятая. Харис. Основана на уважении и благодарности…
Холодный, невозмутимый шейх всех людей держал на расстоянии, да иначе и быть не могло. Но каким же он был другим, когда удавалось сократить это расстояние до таких пределов, когда между двумя сплетенными телами нельзя протиснуть даже лезвие сабли!
Быть его Ниткой Жемчуга было замечательно… Стены шатра шейха были бы прочнее крепостных стен замка Монпеза, не оборвись его жизнь так внезапно.
Жаккетта вздохнула.
Рыжий… Ох уж этот рыжий! И откуда он только взялся, солнечный ветер? Только поняла, что ненавидит его всей душой, выяснилось, что это не ненависть, а любовь. Только стала привыкать, что он рядом, – сбежал! Опять надо забывать, как скачут солнечные зайчики по его волосам и светятся звездочки в глазах… Ну одно слово – рыжий!
Перебрав всех по очереди, Жаккетта решила, что греки были правы. Мужчины настолько разные, что и чувства к ним тоже. И все они спокойно уживаются в одном сердце, ничуть друг другу не мешая.
Потому что мессир Марчелло никаким боком не соперник шейху, Франсуа тоже сам по себе, только рыжий все норовит потеснить остальных и занять в сердце самый большой угол, но кто он такой, этот рыжий? Пусть не воображает! И вообще, ребенку ясно, что с рыжими надо держать ухо востро!
Зациклившись на рыжем, Жаккетта решила, что думать хватит, и пошла в каюту.
У дверей ее поймал генуэзец. Он сунул Жаккетте в руку монету и сказал:
– Я буду тебе очень признателен, милая, если твоя госпожа получше разглядит мои достоинства и проникнется ко мне большим расположением. А я в долгу не останусь.
Жаккетта молча вошла в каюту. Ей мало улыбалась роль сводни, расписывающей перед госпожой Жанной неизвестные достоинства нахального купца. Не зная, что делать, она кинула монету на крохотный столик и завалилась спать.
Жанна проснулась первой и обнаружила новую денежную единицу в каюте.
– Это откуда? – разбудила она Жаккетту.
– А-а, это! – сказала Жаккетта, зевая во весь рот. – Это господин дал, с которым вы на палубе болтали.
– За что? – удивилась Жанна.
– За что, чтобы вы прониклись к нему большим расположением, – честно объяснила Жаккетта, не придумав со сна, что бы соврать.
– Он дал мне эту мелочь, чтобы я прониклась к нему расположением? – не поверила ушам Жанна.
– Да почему вам? – возмутилась Жаккетта. – Мне дал, чтобы я открыла вам глаза на его достоинства.
– Ну и какие же у него достоинства? – спросила Жанна, поигрывая монеткой.
– Скупой, видно, раз вы ее мелочью обозвали, – решила Жаккетта.
– Нашла достоинство! – обиделась Жанна. – Это для меня мелочь, для тебя в самый раз.
– Да не вижу я в нем никаких достоинств! – взмолилась Жаккетта.
Ей так хотелось досмотреть сон, из которого госпожа вытащила ее на самом интересном месте.
– Да, сильна ты убеждать! – хмыкнула Жанна. – А этот гусь хорош! Уже и камеристку подкупает! Я верну ему монету.
– Но он же мне дал! – вдруг захотела разбогатеть Жаккетта.
– А ты ее не заработала! – заявила Жанна. – Никаких достоинств в нем не разглядела. Значит, надо вернуть.
– А это вперед, не за работу, а за знакомство! – пробурчала Жаккетта. – Вдруг я потом разгляжу.
– Ладно, оставь себе. Сделаем вид, что я этого не знаю! – решила Жанна. – А ты, если он будет про меня спрашивать, ври с три короба.
– А про что? – удивилась Жаккетта.
– Про то, что я очень любвеобильна. Жаккетта согласно кивнула и опять заснула.
А Жанна вспомнила про заброшенное рукоделие, достала из мешка свое вышивание и отправилась на палубу демонстративно рукодельничать.
Усевшись в кресло так, чтобы не видеть берегов Кипра, который галера огибала, выходя на курс к Родосу, Жанна продолжила вышивать лик Богоматери, сделав вид, что всецело увлечена этим занятием.
Она не успела вышить даже пряди волос Девы, как генуэзец опять появился рядом с ее креслом.
Сохраняя невозмутимое выражение лица, Жанна в душе расхохоталась.
– Какой прекрасный лик! – сообщил генуэзец, почтительно рассмотрев творение Жанниных рук.
– Это Пресвятая Дева! – серьезно пояснила Жанна. – Я поклялась сделать и принести ее изображение в дар храму святой Марии у нас в Монпеза в благодарность за спасение.
– Гляжу на вас и не могу представить прекрасную даму среди мусульман!
– О, это было так ужасно! – Жанна смахнула несуществующую слезу и принялась живописать свое пребывание на Востоке. – Когда пираты продали нас, меня за бешеные деньги купил очень влиятельный шейх. Он запер меня в своем дворце, а их у него несколько, и каждый день приходил с требованием отдаться ему. Он завалил меня подарками, варварскими, но безумно дорогими. И даже подарил белого верблюда! Но я сказала ему…
Жанна аккуратно отложила шитье, стиснула ладони и подняла очи к небу.
– Я сказала: «Шейх! Вы можете сделать со мной что угодно! Вы можете взять мое тело силой, вы можете отдать меня на растерзание вашим собакам-людоедам, но мою любовь вы не получите!»
Жанна разжала ладони, вернула глаза в прежнее положение и взяла полотно.
– Шейх, как всякий дикарь, бесновался, словно дьявол. Каждый раз я думала, что не доживу до утра. Сколько подушек и ковров он изрубил своей саблей в моих покоях – просто ужас! Но я решила твердо – умру, а не сдамся!
Жанна сделала значительную паузу, поменяла нитку в игле и снова принялась врать напропалую, перемежая ложь крупицами правды.
– Но самое страшное было не это. У шейха имелся целый гарем жен, где заправляла его любимая жена, толстая, как стельная корова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74