Этот кошмарный сон преследовал ее уже в течение нескольких лет, и каждый раз он облекался все новыми деталями: то она видела себя на кладбище, то в маленькой часовне где-то в лесу, то в церкви. Однажды ей приснился даже собор Святого Петра. И каждый раз во сне она с бьющимся сердцем стояла у надгробия, читая надпись на плите, и каждый раз, дрожа от страха, просыпалась, обливаясь холодным потом. Но самым удручающим было не то, что этот сон регулярно повторялся (что само по себе могло бы стать предметом психоаналитического исследования), а то, что в основе этого сна лежал реальный эпизод. Однажды она действительно стояла у этой плиты.
Это было много лет назад. Анна только что окончила среднюю школу и махнула в Испанию во время каникул. Взяв напрокат машину, она исколесила всю страну вдоль и поперек. Был август. Стояла палящая жара, и Анна боялась, что в радиаторе закипит вода. Она оказалась в Кастилии, а точнее – в Авиле, городе святой Терезы. Она разыскала небольшой, полузабытый монастырь Святого Фомы – на окраине Авилы по совету заправщика бензоколонки.
Он рассказал ей, что ни в одном путеводителе для туристов нет ни малейшего упоминания об этом монастыре, что это настоящая находка для путешественника и такого она нигде не увидит. Что особенного было в этом монастыре, он не сказал, но эта идея заинтриговала Анну. Она показалось ей таинственной и загадочной.
Был полдень. Анна вошла в монастырь. Крытая галерея вокруг монастырского двора, небольшой запущенный сад из-за жары были пусты, как и в ее снах. В поисках той достопримечательности она прочесала всю территорию монастыря и обнаружила склеп – тот самый склеп, который с тех пор неотступно преследовал и пугал ее в снах.
Он был очень неказистый, белый, простой, с единственной могилой из серого невзрачного мрамора, но Анна сразу же поняла – это и есть та самая достопримечательность, о которой рассказывал заправщик бензоколонки. Могила обладала необыкновенной притягательной силой, но отнюдь не благодаря своей художественности и красоте. Она привлекала к себе необычностью царящей здесь атмосферы. Войдя в склеп, Анна задрожала, хотя здесь было не холоднее, чем в самой церкви. Здесь не висело никакой паутины, не летали мухи, не ползали жуки. Казалось, всякая живая тварь избегала это жуткое место. Да и самой Анне сразу же захотелось бежать отсюда. Особого желания узнать, кто здесь покоится, у нее не было, и только из чистого любопытства она не ушла сразу. Надо хотя бы взглянуть, что написано на плите. Анна прочла буквы и цифры, выгравированные так глубоко, будто гравер долго корпел над ними, вырезая их задолго до смерти. Казалось, что этих стен не коснулись ни тлен, ни пыль. Прочитав имя усопшего, она поняла, почему.
На плите крупными буквами было написано: «Томас де Торкемада, 1420–1498. Requiscat in pace – Да почиет с миром».
Анна вздрогнула, вспомнив ту страшную минуту. Томас де Торкемада в конце XV века был главой испанской инквизиции, настолько основательно выполнившим свою задачу, что даже церковь, с ее средневековыми предрассудками, после его смерти не отважилась освятить его тело. Даже в XX столетии его могила служила свидетельством необыкновенной жестокости, нетерпимости и фанатизма человека, который держал в страхе всю Испанию. Тогда, стоя как вкопанная у его могилы, Анна, казалось, слышала дикие крики его жертв, умерших мученической смертью на костре или под страшными пытками. Торкемада был воплощением зла. Однако в сегодняшнем сне она отчетливо видела на плите другое имя: «Джакомо де Пацци». Эти слова глубоко врезались ей в память.
Анну бил озноб, зуб не попадал на зуб. Она быстро натянула на себя одеяло и глубже зарылась под ним, но дрожь не проходила. Джакомо де Пацци. Почему на плите стояло это имя? Что это могло означать?
В эту ночь Анна не находила сна. Мысли не давали ей покоя. Она ворочалась с одного бока на другой, но сон не приходил. Под утро, когда забрезжил рассвет и в комнату через тяжелые ставни и занавеси стали проникать слабые лучи солнца, она не выдержала и, вскочив с кровати, позвонила в колокольчик, стоявший на столике у изголовья.
На звон колокольчика быстро явилась Людмила. Ее вид красноречиво говорил о том, что она только что проснулась. Платье было надето небрежно, и по пути она подтыкала под чепчик свои заплетенные в толстую косу темно-каштановые волосы.
– Синьорина, вы меня звали? – Сделав книксен, она от удивления широко раскрыла глаза: Анна была не в постели, как обычно в этот час, а стояла возле комода, полностью одетая. Людмила на миг оцепенела.
– Синьорина… вы уже… – залепетала она.
– Да, я уже оделаоь, – нетерпеливо сказала Анна, стягивая волосы узлом и скалывая их заколками, украшенными мелкими серебряными бабочками. – Приготовь мне завтрак в библиотеке: немного сыра, хлеба, молока и одно яблоко. И передай Энрико, чтобы кучер приготовил карету.
– Вы куда-то собрались? Но…
Анна отвернулась. Дурацкое выражение лица молодой служанки действовало ей на нервы.
– Как ты догадалась? Да, иначе зачем бы мне понадобилась карета? – Она раздраженно тряхнула головой и посмотрелась в зеркало. – Да поживее, я очень спешу.
– Но, синьорина, разве вам разрешено выходить из дома? Матильда приказала…
Анна стиснула зубы до скрежета.
– Кто здесь служанка, а кто – госпожа? – крикнула разъяренная Анна, хлопнув зеркальцем по комоду. – Если бы я нуждалась в совете Матильды, я бы спросила ее сама. И попрошу запомнить: дело служанки – выполнять любые приказания госпожи, какими бы странными они тебе не казались.
– Синьорина…
– Ясно. Вижу, что от тебя толку не добьешься.
Подобрав юбки, Анна прошла мимо служанки и покинула комнату.
– Синьорина, что вы задумали? Куда вы собрались?
Схватившись за ручку двери, Анна обернулась.
– Я иду в кухню и сама приготовлю там завтрак. А потом ухожу. Пешком.
Хлопнув за собой дверью, она слышала испуганные выкрики служанки.
В кухне завтракали слуги, сидя за длинным, чисто выскобленным деревянным столом: Матильда, Энрико, старшая повариха, кучер, конюх, прачка, служанки и мальчики на побегушках.
Только две маленькие кухарки не имели права сидеть вместе с ними за одним столом. В то время как остальные отламывали крупные ломти хлеба, ели сыр и, чавкая, пили молоко, эти бедняжки чистили овощи и месили тесто.
В кухне стояла полная тишина. Увидев стоящую в дверях Анну, слуги широко раскрыли рты. Энрико даже уронил в миску с молоком кусок хлеба, и по его безукоризненно чистой ливрее разлетелись брызги. А Матильду чуть было не хватил удар.
– Синьорина… – радостно вскрикнула кухарка, всплеснув руками, единственная, способная произнести слово. – Что вы здесь делаете?
– Хочу позавтракать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Это было много лет назад. Анна только что окончила среднюю школу и махнула в Испанию во время каникул. Взяв напрокат машину, она исколесила всю страну вдоль и поперек. Был август. Стояла палящая жара, и Анна боялась, что в радиаторе закипит вода. Она оказалась в Кастилии, а точнее – в Авиле, городе святой Терезы. Она разыскала небольшой, полузабытый монастырь Святого Фомы – на окраине Авилы по совету заправщика бензоколонки.
Он рассказал ей, что ни в одном путеводителе для туристов нет ни малейшего упоминания об этом монастыре, что это настоящая находка для путешественника и такого она нигде не увидит. Что особенного было в этом монастыре, он не сказал, но эта идея заинтриговала Анну. Она показалось ей таинственной и загадочной.
Был полдень. Анна вошла в монастырь. Крытая галерея вокруг монастырского двора, небольшой запущенный сад из-за жары были пусты, как и в ее снах. В поисках той достопримечательности она прочесала всю территорию монастыря и обнаружила склеп – тот самый склеп, который с тех пор неотступно преследовал и пугал ее в снах.
Он был очень неказистый, белый, простой, с единственной могилой из серого невзрачного мрамора, но Анна сразу же поняла – это и есть та самая достопримечательность, о которой рассказывал заправщик бензоколонки. Могила обладала необыкновенной притягательной силой, но отнюдь не благодаря своей художественности и красоте. Она привлекала к себе необычностью царящей здесь атмосферы. Войдя в склеп, Анна задрожала, хотя здесь было не холоднее, чем в самой церкви. Здесь не висело никакой паутины, не летали мухи, не ползали жуки. Казалось, всякая живая тварь избегала это жуткое место. Да и самой Анне сразу же захотелось бежать отсюда. Особого желания узнать, кто здесь покоится, у нее не было, и только из чистого любопытства она не ушла сразу. Надо хотя бы взглянуть, что написано на плите. Анна прочла буквы и цифры, выгравированные так глубоко, будто гравер долго корпел над ними, вырезая их задолго до смерти. Казалось, что этих стен не коснулись ни тлен, ни пыль. Прочитав имя усопшего, она поняла, почему.
На плите крупными буквами было написано: «Томас де Торкемада, 1420–1498. Requiscat in pace – Да почиет с миром».
Анна вздрогнула, вспомнив ту страшную минуту. Томас де Торкемада в конце XV века был главой испанской инквизиции, настолько основательно выполнившим свою задачу, что даже церковь, с ее средневековыми предрассудками, после его смерти не отважилась освятить его тело. Даже в XX столетии его могила служила свидетельством необыкновенной жестокости, нетерпимости и фанатизма человека, который держал в страхе всю Испанию. Тогда, стоя как вкопанная у его могилы, Анна, казалось, слышала дикие крики его жертв, умерших мученической смертью на костре или под страшными пытками. Торкемада был воплощением зла. Однако в сегодняшнем сне она отчетливо видела на плите другое имя: «Джакомо де Пацци». Эти слова глубоко врезались ей в память.
Анну бил озноб, зуб не попадал на зуб. Она быстро натянула на себя одеяло и глубже зарылась под ним, но дрожь не проходила. Джакомо де Пацци. Почему на плите стояло это имя? Что это могло означать?
В эту ночь Анна не находила сна. Мысли не давали ей покоя. Она ворочалась с одного бока на другой, но сон не приходил. Под утро, когда забрезжил рассвет и в комнату через тяжелые ставни и занавеси стали проникать слабые лучи солнца, она не выдержала и, вскочив с кровати, позвонила в колокольчик, стоявший на столике у изголовья.
На звон колокольчика быстро явилась Людмила. Ее вид красноречиво говорил о том, что она только что проснулась. Платье было надето небрежно, и по пути она подтыкала под чепчик свои заплетенные в толстую косу темно-каштановые волосы.
– Синьорина, вы меня звали? – Сделав книксен, она от удивления широко раскрыла глаза: Анна была не в постели, как обычно в этот час, а стояла возле комода, полностью одетая. Людмила на миг оцепенела.
– Синьорина… вы уже… – залепетала она.
– Да, я уже оделаоь, – нетерпеливо сказала Анна, стягивая волосы узлом и скалывая их заколками, украшенными мелкими серебряными бабочками. – Приготовь мне завтрак в библиотеке: немного сыра, хлеба, молока и одно яблоко. И передай Энрико, чтобы кучер приготовил карету.
– Вы куда-то собрались? Но…
Анна отвернулась. Дурацкое выражение лица молодой служанки действовало ей на нервы.
– Как ты догадалась? Да, иначе зачем бы мне понадобилась карета? – Она раздраженно тряхнула головой и посмотрелась в зеркало. – Да поживее, я очень спешу.
– Но, синьорина, разве вам разрешено выходить из дома? Матильда приказала…
Анна стиснула зубы до скрежета.
– Кто здесь служанка, а кто – госпожа? – крикнула разъяренная Анна, хлопнув зеркальцем по комоду. – Если бы я нуждалась в совете Матильды, я бы спросила ее сама. И попрошу запомнить: дело служанки – выполнять любые приказания госпожи, какими бы странными они тебе не казались.
– Синьорина…
– Ясно. Вижу, что от тебя толку не добьешься.
Подобрав юбки, Анна прошла мимо служанки и покинула комнату.
– Синьорина, что вы задумали? Куда вы собрались?
Схватившись за ручку двери, Анна обернулась.
– Я иду в кухню и сама приготовлю там завтрак. А потом ухожу. Пешком.
Хлопнув за собой дверью, она слышала испуганные выкрики служанки.
В кухне завтракали слуги, сидя за длинным, чисто выскобленным деревянным столом: Матильда, Энрико, старшая повариха, кучер, конюх, прачка, служанки и мальчики на побегушках.
Только две маленькие кухарки не имели права сидеть вместе с ними за одним столом. В то время как остальные отламывали крупные ломти хлеба, ели сыр и, чавкая, пили молоко, эти бедняжки чистили овощи и месили тесто.
В кухне стояла полная тишина. Увидев стоящую в дверях Анну, слуги широко раскрыли рты. Энрико даже уронил в миску с молоком кусок хлеба, и по его безукоризненно чистой ливрее разлетелись брызги. А Матильду чуть было не хватил удар.
– Синьорина… – радостно вскрикнула кухарка, всплеснув руками, единственная, способная произнести слово. – Что вы здесь делаете?
– Хочу позавтракать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86