Думал послать за ним кого-нибудь, как ты отнесешься к скачке под луной? Ты не боишься лошадей?
Она закусила губу и потрясла головой, стараясь сдержать восторг. Лошадь! Как давно она не сидела верхом, не чувствовала, как под ней ходят мускулы, не летела вскачь!
– Я буду рада прокатиться, – сказала она и пискнула от восторга.
Он без усилий взял ее на руки.
– Миледи, конь вас ждет. Нельзя терять времени.
Имоджин улыбнулась и сказала скорее себе:
– О, Роберт, если бы ты знал, как много времени я потеряла.
Она погладила бархатную морду лошади; Даггер мягко подышал ей в ладонь, повернул голову и толкнул в спину. Она оцепенела, а потом тихо засмеялась.
– О, ты меня простил за то, что тебя разбудили? Почему-то я не думаю, что сэр Роберт такой же отходчивый. – Ветер доносил до нее чертыхания Роберта; она улыбнулась.
Странно, но она не боялась вспышек его темперамента. Ее смущение никуда не делось, но она со все возрастающей ясностью понимала: Роберт не похож ни на одного мужчину, которого она встречала. К нему не применимы правила, которым она долго следовала ради сохранения жизни. К счастью, она быстро выучила новые. И узнала, какой бы властью ни обладал Роберт как ее господин и муж, он умеет быть бесконечно нежным, боится причинить ей боль и, кажется, действительно заботится о ней.
Еще она узнала, что он один обладает способностью растопить черную темноту внутри ее.
Она потерлась лицом о шею лошади, вдохнула полузабытый запах, надеясь, что в воспоминаниях о давней наивности сумеет убежать от мучительной надежды, пробудившейся в душе. Она как никто другой должна была знать, что надежда – прибежище дураков. Что нежные не выживают в этой жизни, что надежда – единственное опасное оружие, направленное против тебя. Но Роберт разрушал все старательно выстроенные стены, с ним Имоджин начинала верить, что мир вокруг наполнен светом и надеждой.
Чуть улыбнувшись, она подумала: судя по ругательствам, сотрясающим воздух, одна только надежда не приведет их в башню.
– Ты уверен, что тебе не Нужна моя помощь? – спросила Имоджин, но в ответ услышала только пыхтение.
Короткая тишина и вдруг треск дерева, а за ним восхищенный присвист.
– Черт возьми, ты была права! Под этим дряхлым люком каменная лестница! – Роберт так и лучился энтузиазмом и энергией.
– Не надо так уж удивляться, а то можно подумать, ты считал, что я врала, – сказала она с напускной строгостью, стараясь игнорировать трепет, вызванный прикосновением его руки.
– Ну как тебе сказать… – протянул он и театрально застонал, увидев нацеленный в живот кулак. Он легко перехватил ее руку и сжал. – Нет, не врала, но тебя могли неправильно информировать.
Она подняла брови и сменила тему:
– Ну раз ты открыл дверь, наверное, следует туда войти. – Она безуспешно старалась скрыть возбуждение и подавить страх, который ему сопутствовал.
«Роджер, я здесь, – мысленно обратилась она к брату, – я все-таки здесь, в твоей башне, несмотря на все твои угрозы и насмешки. Я здесь, но я так боюсь…»
Держась за стену, она спустилась по крутой лестнице и вошла в короткий коридор. Грубый камень скреб по ладони. Она дрожала, холод этих камней пробирал до костей.
Как будто в каждом камне был Роджер.
– Я здесь, Роджер, – прошептала она, как заклинание от злых духов. – Я здесь.
Роберт кинул на нее любопытный взгляд, увидел бледное, напряженное лицо, но все ее чувства перекрывала стена несокрушимого мужества.
Он сжал зубы и невольно взялся за меч. Очень хотелось спросить, куда подевалась ее прежняя уверенность, чего она так боится. Почему в этом подземелье она вдруг стала казаться такой хрупкой, что, держа ее за руку, он боялся разбить ее на тысячу кусков.
Вместо этого он спросил:
– Сколько лет этой башне?
Она пожала плечами.
– Ее построили на второй год после того, как я сюда приехала. Планировалось еще многое построить, но… – Передней вставали первые дни ее пребывания в этом аду. В застоявшемся воздухе коридора как будто пролетело дуновение былого ужаса. Башня была частью ада, и Имоджин невольно отдернула руку от холодной стены.
Роберт прикусил язык. Если он на нее поднажмет, она может совсем замкнуться, и хотя ради ее блага он решил быть терпеливым, ему это с трудом давалось.
Он молча притянул ее к себе, и они стали медленно подниматься. Когда дошли до верха лестницы, Роберт вложил ей в руку фонарь.
– Подержи. – Он стал ощупывать стену, отыскивая дверь. Стук кулака по камню сообщил Имоджин о неудаче.
– Слева от двери должна быть гравировка в виде вложенных колец. Нажми сначала на внутренний круг, потом на третий по счету, потом на четвертый, потом на второй, – тихо подсказала она. Ее лицо было мертвенно-бледным.
Он с беспокойством поглядел на нее, но сделал, как она велела, – отыскал круги и поочередно нажал. Они поддавались с удивительной легкостью. Когда он нажал на последний, по коридору разнесся скрип пробудившихся к жизни ржавых петель, и дверь открылась.
– Черт возьми, никогда не видел ничего подобного.
– Роджер нанял конструктора. Как я помню, он был очень доволен результатом. – Она поежилась. Упоминание этого имени внутри его же творения казалось заклинанием дьявола.
Она сунула фонарь Роберту:
– Возьми. Мне он вряд ли понадобится.
Он быстро схватил горящий фонарь, но, видимо, недостаточно быстро: запахло горелой шерстью. Он вглядывался в ее лицо, не в силах совладать с тревогой: чувствовалось, что Имоджин напряжена и сильно напугана. Из-за этого запертая башня стала казаться зловещей, полной мрачных тайн, и ему это не нравилось.
Плечи одеревенели. Роберт прошел многие войны и знал, что безрассудно игнорировать предчувствие, у него было такое ощущение, что он со связанными руками сражается с невидимым врагом.
Стиснув зубы, свободной рукой он обнял Имоджин, вошел в комнату и остановился, пораженный картиной, которую осветил фонарь. Он все ожидал увидеть в угрюмой башне, но только не это.
Перед ним была пещера сокровищ!
У одной стены начиналась витая лестница, поднимающаяся к самому потолку, а все остальное пространство было забито вещами. Мебель, рулоны шкур и гобеленов, ящики один на другом; в тех, у которых не было крышки, сверкало золото и серебро.
Из одного упавшего ящика вывалились книги и рассыпались по полу; под светом фонаря сияли кожаные обложки, инкрустированные драгоценными камнями.
– Матерь Божья! – ахнул Роберт. – Черт возьми, что это такое?
Она улыбнулась.
– Моя жизнь. – Она отпустила его руку и, протянув руки, двинулась вперед. Роберт зажег свечу в подсвечнике, стоявшем у двери, повесил на стену фонарь и молча пошел за ней.
Она дотронулась до скатанного гобелена и пробежала дрожащей рукой по изнанке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Она закусила губу и потрясла головой, стараясь сдержать восторг. Лошадь! Как давно она не сидела верхом, не чувствовала, как под ней ходят мускулы, не летела вскачь!
– Я буду рада прокатиться, – сказала она и пискнула от восторга.
Он без усилий взял ее на руки.
– Миледи, конь вас ждет. Нельзя терять времени.
Имоджин улыбнулась и сказала скорее себе:
– О, Роберт, если бы ты знал, как много времени я потеряла.
Она погладила бархатную морду лошади; Даггер мягко подышал ей в ладонь, повернул голову и толкнул в спину. Она оцепенела, а потом тихо засмеялась.
– О, ты меня простил за то, что тебя разбудили? Почему-то я не думаю, что сэр Роберт такой же отходчивый. – Ветер доносил до нее чертыхания Роберта; она улыбнулась.
Странно, но она не боялась вспышек его темперамента. Ее смущение никуда не делось, но она со все возрастающей ясностью понимала: Роберт не похож ни на одного мужчину, которого она встречала. К нему не применимы правила, которым она долго следовала ради сохранения жизни. К счастью, она быстро выучила новые. И узнала, какой бы властью ни обладал Роберт как ее господин и муж, он умеет быть бесконечно нежным, боится причинить ей боль и, кажется, действительно заботится о ней.
Еще она узнала, что он один обладает способностью растопить черную темноту внутри ее.
Она потерлась лицом о шею лошади, вдохнула полузабытый запах, надеясь, что в воспоминаниях о давней наивности сумеет убежать от мучительной надежды, пробудившейся в душе. Она как никто другой должна была знать, что надежда – прибежище дураков. Что нежные не выживают в этой жизни, что надежда – единственное опасное оружие, направленное против тебя. Но Роберт разрушал все старательно выстроенные стены, с ним Имоджин начинала верить, что мир вокруг наполнен светом и надеждой.
Чуть улыбнувшись, она подумала: судя по ругательствам, сотрясающим воздух, одна только надежда не приведет их в башню.
– Ты уверен, что тебе не Нужна моя помощь? – спросила Имоджин, но в ответ услышала только пыхтение.
Короткая тишина и вдруг треск дерева, а за ним восхищенный присвист.
– Черт возьми, ты была права! Под этим дряхлым люком каменная лестница! – Роберт так и лучился энтузиазмом и энергией.
– Не надо так уж удивляться, а то можно подумать, ты считал, что я врала, – сказала она с напускной строгостью, стараясь игнорировать трепет, вызванный прикосновением его руки.
– Ну как тебе сказать… – протянул он и театрально застонал, увидев нацеленный в живот кулак. Он легко перехватил ее руку и сжал. – Нет, не врала, но тебя могли неправильно информировать.
Она подняла брови и сменила тему:
– Ну раз ты открыл дверь, наверное, следует туда войти. – Она безуспешно старалась скрыть возбуждение и подавить страх, который ему сопутствовал.
«Роджер, я здесь, – мысленно обратилась она к брату, – я все-таки здесь, в твоей башне, несмотря на все твои угрозы и насмешки. Я здесь, но я так боюсь…»
Держась за стену, она спустилась по крутой лестнице и вошла в короткий коридор. Грубый камень скреб по ладони. Она дрожала, холод этих камней пробирал до костей.
Как будто в каждом камне был Роджер.
– Я здесь, Роджер, – прошептала она, как заклинание от злых духов. – Я здесь.
Роберт кинул на нее любопытный взгляд, увидел бледное, напряженное лицо, но все ее чувства перекрывала стена несокрушимого мужества.
Он сжал зубы и невольно взялся за меч. Очень хотелось спросить, куда подевалась ее прежняя уверенность, чего она так боится. Почему в этом подземелье она вдруг стала казаться такой хрупкой, что, держа ее за руку, он боялся разбить ее на тысячу кусков.
Вместо этого он спросил:
– Сколько лет этой башне?
Она пожала плечами.
– Ее построили на второй год после того, как я сюда приехала. Планировалось еще многое построить, но… – Передней вставали первые дни ее пребывания в этом аду. В застоявшемся воздухе коридора как будто пролетело дуновение былого ужаса. Башня была частью ада, и Имоджин невольно отдернула руку от холодной стены.
Роберт прикусил язык. Если он на нее поднажмет, она может совсем замкнуться, и хотя ради ее блага он решил быть терпеливым, ему это с трудом давалось.
Он молча притянул ее к себе, и они стали медленно подниматься. Когда дошли до верха лестницы, Роберт вложил ей в руку фонарь.
– Подержи. – Он стал ощупывать стену, отыскивая дверь. Стук кулака по камню сообщил Имоджин о неудаче.
– Слева от двери должна быть гравировка в виде вложенных колец. Нажми сначала на внутренний круг, потом на третий по счету, потом на четвертый, потом на второй, – тихо подсказала она. Ее лицо было мертвенно-бледным.
Он с беспокойством поглядел на нее, но сделал, как она велела, – отыскал круги и поочередно нажал. Они поддавались с удивительной легкостью. Когда он нажал на последний, по коридору разнесся скрип пробудившихся к жизни ржавых петель, и дверь открылась.
– Черт возьми, никогда не видел ничего подобного.
– Роджер нанял конструктора. Как я помню, он был очень доволен результатом. – Она поежилась. Упоминание этого имени внутри его же творения казалось заклинанием дьявола.
Она сунула фонарь Роберту:
– Возьми. Мне он вряд ли понадобится.
Он быстро схватил горящий фонарь, но, видимо, недостаточно быстро: запахло горелой шерстью. Он вглядывался в ее лицо, не в силах совладать с тревогой: чувствовалось, что Имоджин напряжена и сильно напугана. Из-за этого запертая башня стала казаться зловещей, полной мрачных тайн, и ему это не нравилось.
Плечи одеревенели. Роберт прошел многие войны и знал, что безрассудно игнорировать предчувствие, у него было такое ощущение, что он со связанными руками сражается с невидимым врагом.
Стиснув зубы, свободной рукой он обнял Имоджин, вошел в комнату и остановился, пораженный картиной, которую осветил фонарь. Он все ожидал увидеть в угрюмой башне, но только не это.
Перед ним была пещера сокровищ!
У одной стены начиналась витая лестница, поднимающаяся к самому потолку, а все остальное пространство было забито вещами. Мебель, рулоны шкур и гобеленов, ящики один на другом; в тех, у которых не было крышки, сверкало золото и серебро.
Из одного упавшего ящика вывалились книги и рассыпались по полу; под светом фонаря сияли кожаные обложки, инкрустированные драгоценными камнями.
– Матерь Божья! – ахнул Роберт. – Черт возьми, что это такое?
Она улыбнулась.
– Моя жизнь. – Она отпустила его руку и, протянув руки, двинулась вперед. Роберт зажег свечу в подсвечнике, стоявшем у двери, повесил на стену фонарь и молча пошел за ней.
Она дотронулась до скатанного гобелена и пробежала дрожащей рукой по изнанке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67