Желание переполняло ее, бродило в крови, обжигало кожу, опускалось вниз, вызывая томительную пустоту. Тихий крик рвался у нее из груди, она с трудом подавила его. Ее охватила паника. Ощущение было слишком чарующим, слишком неожиданным и всеобъемлющим, Оно вполне могло бы подчинить себе, стать необходимостью, из-за которой даже счастливые вдовы снова выходили замуж. Она хотела остановить это, вернуть все на свои места, как раньше, но где-то в глубине души понимала, что было слишком поздно. Слишком поздно.
Ее сила воли исчезла, уступив место глубокой молчаливой истоме. Она протянула руку ему за сипну, избегая дотрагиваться до повязки, ее ошеломили мускулы, перекатывавшиеся под кожей, и обжигающее прикосновение его губ во впадине между ее грудей. Она приподнялась, и он медленно снял с нее платье, следуя за сползающей тканью нежными прикосновениями губ и языка.
О, он знал все выпуклости и ложбины женского тела, знал, сколько нужно осторожности и терпения, чтобы разжечь в них пламя. Его вторжение было нежным, он нес восторг и радость. Сердце Сирен бешено колотилось, она лежала, замирая, погружаясь в захлестывавшие ее волны наслаждения. Захваченная его великолепием и неожиданностью, она плыла в потоке чувственности, граничившей с болезненной судорогой. Беспомощно отдававшаяся во власть экстаза, она волновалась от тихих звуков, напряженного дыхания, слабого шуршания постели и ощущения быстро бегущего времени. И все же она не могла помешать нараставшему внутри нее яростному напряжению, настойчивому, стремлению, застывшему в ожидании.
Острый восторг пронзил ее так неожиданно, что она выгнулась, подавляя застрявший в горле вскрик, и судорожно стиснула его руки. Он быстро скинул брюки и устроился у нее между бедер. Его вторжение, пылкое и стремительное, на мгновение принесло обжигающую боль, которая удивительным образом ослабла, когда он проник глубже. Ее вздох облегчения и блаженства коснулся его плеча.
Он двигался над ней с рассчитанной силой, и она приникла к нему, поднимаясь навстречу его устремлению, которое так долго подавлялось, так героически сдерживалось, соединяя его со своим. Вместе в темноте, слившиеся воедино и в то же время отделенные друг от друга, они напряженно двигались к ожидавшему невыразимому блаженству. Его вспышка озарила их, чтобы слить или испепелить, покорить или одарить редкой милостью, и было оно так ослепительно, как ничто другое на свете.
Глава 5
К рассвету судно стало покачиваться на швартовах. Низко над головой заворчал гром. Ветер свистел вокруг крыши каюты. Сирен проснулась внезапно. Она долго вглядывалась в темноту, сбитая с толку твердым полом под собой и своей странной скрюченной позой на боку, тогда как она должна была уютно покачиваться в гамаке. Потом она вспомнила.
Рене лежал рядом, охватывая ее сзади своим длинным телом. Его рука покоилась у нее на талии, пальцы обнимали ее грудь. Своей наготой она чувствовала выступы мускулов на его ногах и жесткие волосы его тела. Покой его тепла окружал ее под медвежьей шкурой, хоть вдыхаемый воздух был холодным.
Она не собиралась засыпать вместе с ним. Ей не верилось, что она провела почти всю ночь в его объятиях. И даже сейчас ей не хотелось шевелиться, хотя затекшие мышцы требовали вытянуться. Не потому, что ей очень нравилось ее положение, вовсе нет, просто она бы предпочла пока не будить Рене. Сначала ей нужно было собраться с духом и мыслями и решить, как ей следует вести себя с ним.
И еще нужно было решить, что теперь делать. Если потеря девственности преследовала цель убедить Бретонов дать ей большую самостоятельность, следовательно, они должны узнать, что она больше не девушка. Сделать это оказалось вдруг невероятно трудно.
Они едва ли обрадуются — вот основная мысль, но не она больше всего тревожила Сирен. Главное — как найти слова, чтобы объяснить свое новое положение. Она не боялась Пьера и Жана; они ни разу не подняли на нее руки. Она поняла, что страшится их осуждения.
А вот что они сделают с Рене — совсем иной вопрос. Он все время тревожил ее в глубине души, и все же одного она не учла: она будет нести ответственность за то, что обрушится на него. Сейчас он еще не мог по-настоящему защищаться. При обычных обстоятельствах, когда Рене оправится от ран, ему, несомненно, будет по силам справиться с любыми проблемами. Наверное, прошлый опыт очень поможет ему.
Эта последняя, довольно язвительная мысль вызвала у нее раздражение. Его опыт ее совершенно не касался, и вообще он пошел ей на пользу. Каким именно образом он оказался ей полезен, она не хотела думать, но, поразмыслив, не смогла припомнить, чтобы прошедшей ночью раны как-то повлияли на его способности любовника. Возможно, в его обращении с ней было больше осторожности и нежности, меньше решительности, но ей казалось, что его сила или ее отсутствие здесь вовсе неуместны. Это немного сбивало с толку, но и приносило облегчение. Она рада, что он не будет беззащитен перед ее покровителями.
И врасплох его не застанут — он больше не спал. Она не понимала, почему так уверена в этом: он не шевельнулся, не издал ни звука. И все-таки она бы поклялась, что он насторожился. Пока она обдумывала это, гром снова загрохотал над раскачивавшимся, приседавшим судном.
Внезапно она догадалась, что его выдало, — напрягшиеся мышцы. Для того была причина. За опущенной занавеской раздался шорох и легкий скрип — один из Бретонов вылез из гамака. Судя по тому, откуда доносился звук, это был Пьер. Секунду спустя, зажегся желтый огонек свечи. Видимо, его разбудила гроза и сильная качка. Было необходимо проверить прочность швартовов.
Сирен невольно дернулась, словно собираясь вскочить и кинуться к своему гамаку. Рука Рене, обнимавшая се, напряглась, удерживая ее. Она затихла. Он был прав, лучше не шуметь, не делать резких движений, чтобы не привлекать внимания. С другой стороны, занавеску, отгораживавшую се угол, на ночь почти всегда поднимали после того, как Сирен переоденется. То, что она была опущена, могло бы вызвать подозрение.
Ну и что? Разве она не этого хотела? Разве не лучше было, если бы их нашли так, чем пускаться в путаные объяснения?
Сирен расслабилась и лежала совершенно неподвижно. Если их с Рене увидят, то только потому, что так и было задумано. Такой притворный фатализм успокаивал ее нервы.
Наружная дверь каюты отворилась и снова захлопнулась. Сквозь стену ясно слышались шаги на палубе. Над головой по кровле забарабанил дождь. Он усиливался. Потом дверь в каюту распахнулась, впустив порыв ветра, который захлопал занавеской, приподняв ее и отбросив в сторону. Сирен увидела из-под нее, что Пьер стоит в дверях на фоне хлещущего во тьме дождя. Он смотрел прямо на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98