В ней все еще бушевал гаев, но она понимала, что с этим человеком следует вести себя спокойно. Она должна управлять своими эмоциями и всей ситуацией в целом. Опустив кусочек ткани в прохладную жидкость, она сосчитала про себя до десяти. Сначала по-валлийски, затем по-английски.
— Держите руки над миской, — велела она, довольная тем, что голос ее звучит ровно.
Девушка улыбнулась, разворачивая намокшую тряпочку. Хотя примочка была целебной, Уинн знала, что сначала раздраженную кожу будет больно жечь. Уинн отжала ткань над протянутыми руками, но когда он всего лишь едва заметно поморщился, она удивленно посмотрела на него.
Взгляд, с которым она встретилась, был пристальным и холодным. И немного грозным.
— Здорово жжет, но, несомненно, так и надо. — Его слова прозвучали как утверждение, а не как вопрос.
— Примочка и должна жечь, чтобы отпугнуть злых духов, — машинально ответила она, как обычно отвечала всем больным. — Чем больше жжет, тем лучше лечит…
Слова замерли у нее на губах, когда она поняла, что он не верит ни одному ее слову. Уинн вздрогнула под его враждебным взглядом и сосредоточилась на своей ненавистной задаче.
— Поверните руки ладонями вверх. — Она снова отжала примочку ему на руки.
Ей доставило бы огромное удовольствие, если бы снадобья на этот раз не помогли, но Уинн была неспособна лечить хуже, чем умела.
И вовсе не потому, что она хотела помочь ему. Как раз наоборот. Но он принял ее за шарлатанку, знающую только несколько лечебных трав. И хотя ей, конечно, было все равно, что он думает, какое-то безрассудство побуждало Уинн доказать, что он ошибается и у нее есть дар свыше. Ей хотелось потрясти англичанина своими способностями, утереть ему нос.
Она не сводила глаз с красных потрескавшихся рук, мысленно приказывая им вылечиться и все время ополаскивая их примочкой из розовой воды. Он еще увидит. Она способна облегчить боль так же хорошо, как и вызвать ее. Даже еще лучше.
С решительным выражением лица Уинн взглянула ни Него, но только на секунду. Она помнила, что нужно избегать смотреть ему в глаза и дотрагиваться до него.
— Теперь пусть руки обсохнут на ветру. Ничего не трогайте.
— Вот как? — воскликнул он недоверчиво. — Но теперь жжет еще сильней, чем прежде.
— Когда кожа полностью обсохнет, я нанесу эту мазь, — сердито отрезала она.
И это была ее ошибка, потому что, как только их взгляды встретились, она не смогла отвести глаз. И хотя в них отражалась ледяная ярость, он, казалось, легко потопил это чувство в бездонной глубине своих бархатных карих Очей. Гнев, страх, презрение — все эти эмоции он принял и усмирял своим ровным взглядом, пока от них не осталось и следа. Она заморгала, почувствовав, что он заглядывает, как ей показалось, дальше, в самую потаенную глубину. Уинн потупилась, пробормотав проклятие.
Он рассмеялся.
— По-английски это, кажется, означает «негодяй»?
Уинн ощетинилась, услышав в его словах насмешку. Нет, еще раз ему не подловить ее. Она молча занималась своим делом, последний раз перемешала густую желтую мазь и поставила горшочек на землю, между ними.
Значит, он смеется над ней? Хорошо же, она это запомнит. Уинн на секунду прижала кончики пальцев к глазам, затем опустила руки и три раза обвела круг над горшочком.
— Войди в меня, Праматерь всех людей. Отдай свои целебные силы этому человеку, который нуждается в твоей помощи.
Затем она наклонилась вперед, опустив ладони на покрытую мхом землю по обе стороны от горшочка, ее распущенные волосы упали до земли, образовав завесу, аметистовый амулет медленно раскачивался над ним по кругу.
«Ну и сколько же мне так стоять?» — подумала она. Будь сейчас перед ней суеверная старуха, пришедшая за припаркой на суставы, или чувствительный юноша, нуждающийся в приворотном зелье для девушки, по которой он томится, она оставалась бы неподвижной до тех пор, пока не ощутила бы их дошедшую до предела нервозность. Но перед ней был циничный англичанин. Лучше не перестараться. У нее еще будут другие возможности добиться своего.
Когда Уинн подняла голову, ей удалось изобразить строгость и не выдать своих чувств. Она также не стала смотреть ему в глаза, хотя поняла, что он вопросительно заглядывает ей в лицо.
— Нанесите на кожу мазь тонким слоем. Один раз сейчас и второй раз перед сном. К утру должно все пройти. — Девушка подвинула к нему горшочек и начала собирать остальные вещи, чтобы уйти. Но затем ее словно дьявол какой-то подтолкнул, и она добавила:
— Вам будет нетрудно управлять лошадью, когда завтра поутру вы отправитесь в дорогу с вашими людьми.
Он потянулся больной рукой за мазью, но ничего не ответил. Наступила долгая пауза, и Уинн затаила дыхание, ожидая, когда он заговорит. Она заставила себя выдохнуть, затем медленно набрала в легкие воздух. Что же его держит?
Почему он не скажет так или иначе, согласен ли отказаться от своей чудовищной затеи?
Она была готова вот-вот взорваться, когда Фицуэрин внезапно вытянул руку и схватил ее запястье. Одним сильным рывком он лишил ее равновесия. Чтобы не упасть на него, она уперлась свободной рукой ему в бедро, и лицо ее оказалось в нескольких дюймах от его лица.
— Мы еще с одним делом не покончили, Уинн. И я не уеду, пока не улажу его. — Он замолчал под ее бешеным взглядом, но не ослабил хватки. — Оно не касается детей. А только тебя и меня.
— Это вы начали войну, не я, — прошипела она. — Если вы воображаете, что я отступлю, тогда вы еще больший болван, чем я предполагала.
Он рассмеялся в ответ, и она почувствовала его теплое дыхание на своей щеке.
— Ты свирепая маленькая вояка, дорогая. Но не войной я хочу заниматься с тобою. Любовью. Пылкой, страстной, неутомимой. — Он перешел на тихий хрипловатый шепот, придвигаясь к ней еще ближе. — Только ты и я. И возможно, ты приготовишь какой-нибудь особый напиток, чтобы продлить удовольствие.
После этого он игриво потянул ее за мочку уха, осторожно прикусив.
Когда он отстранился, Уинн могла лишь тупо смотреть на него, приоткрыв рот. Казалось, собственное тело ей больше не принадлежит. Она ловила ртом воздух под громкое, как удары молота, биение сердца и ощущала, что в самой се глубине начинает разгораться адское пламя. Она была совершенно сражена его вкрадчивой откровенностью, потрясена чувствами, которых не понимала, поставлена в тупик тем, что слей происходит.
Только когда он еще шире улыбнулся и опять придвинулся к ней, Уинн вышла из оцепенения.
— Нет! — закричала она, резко отпрянув. Но он все еще удерживал запястье, а ее другая рука, как она внезапно поняла, все еще упиралась ему в бедро, такое мускулистое и твердое под тонкой шерстяной тканью. Такое теплое и незнакомое.
— Отпустите меня, — пробормотала она, отказываясь смотреть ему в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Держите руки над миской, — велела она, довольная тем, что голос ее звучит ровно.
Девушка улыбнулась, разворачивая намокшую тряпочку. Хотя примочка была целебной, Уинн знала, что сначала раздраженную кожу будет больно жечь. Уинн отжала ткань над протянутыми руками, но когда он всего лишь едва заметно поморщился, она удивленно посмотрела на него.
Взгляд, с которым она встретилась, был пристальным и холодным. И немного грозным.
— Здорово жжет, но, несомненно, так и надо. — Его слова прозвучали как утверждение, а не как вопрос.
— Примочка и должна жечь, чтобы отпугнуть злых духов, — машинально ответила она, как обычно отвечала всем больным. — Чем больше жжет, тем лучше лечит…
Слова замерли у нее на губах, когда она поняла, что он не верит ни одному ее слову. Уинн вздрогнула под его враждебным взглядом и сосредоточилась на своей ненавистной задаче.
— Поверните руки ладонями вверх. — Она снова отжала примочку ему на руки.
Ей доставило бы огромное удовольствие, если бы снадобья на этот раз не помогли, но Уинн была неспособна лечить хуже, чем умела.
И вовсе не потому, что она хотела помочь ему. Как раз наоборот. Но он принял ее за шарлатанку, знающую только несколько лечебных трав. И хотя ей, конечно, было все равно, что он думает, какое-то безрассудство побуждало Уинн доказать, что он ошибается и у нее есть дар свыше. Ей хотелось потрясти англичанина своими способностями, утереть ему нос.
Она не сводила глаз с красных потрескавшихся рук, мысленно приказывая им вылечиться и все время ополаскивая их примочкой из розовой воды. Он еще увидит. Она способна облегчить боль так же хорошо, как и вызвать ее. Даже еще лучше.
С решительным выражением лица Уинн взглянула ни Него, но только на секунду. Она помнила, что нужно избегать смотреть ему в глаза и дотрагиваться до него.
— Теперь пусть руки обсохнут на ветру. Ничего не трогайте.
— Вот как? — воскликнул он недоверчиво. — Но теперь жжет еще сильней, чем прежде.
— Когда кожа полностью обсохнет, я нанесу эту мазь, — сердито отрезала она.
И это была ее ошибка, потому что, как только их взгляды встретились, она не смогла отвести глаз. И хотя в них отражалась ледяная ярость, он, казалось, легко потопил это чувство в бездонной глубине своих бархатных карих Очей. Гнев, страх, презрение — все эти эмоции он принял и усмирял своим ровным взглядом, пока от них не осталось и следа. Она заморгала, почувствовав, что он заглядывает, как ей показалось, дальше, в самую потаенную глубину. Уинн потупилась, пробормотав проклятие.
Он рассмеялся.
— По-английски это, кажется, означает «негодяй»?
Уинн ощетинилась, услышав в его словах насмешку. Нет, еще раз ему не подловить ее. Она молча занималась своим делом, последний раз перемешала густую желтую мазь и поставила горшочек на землю, между ними.
Значит, он смеется над ней? Хорошо же, она это запомнит. Уинн на секунду прижала кончики пальцев к глазам, затем опустила руки и три раза обвела круг над горшочком.
— Войди в меня, Праматерь всех людей. Отдай свои целебные силы этому человеку, который нуждается в твоей помощи.
Затем она наклонилась вперед, опустив ладони на покрытую мхом землю по обе стороны от горшочка, ее распущенные волосы упали до земли, образовав завесу, аметистовый амулет медленно раскачивался над ним по кругу.
«Ну и сколько же мне так стоять?» — подумала она. Будь сейчас перед ней суеверная старуха, пришедшая за припаркой на суставы, или чувствительный юноша, нуждающийся в приворотном зелье для девушки, по которой он томится, она оставалась бы неподвижной до тех пор, пока не ощутила бы их дошедшую до предела нервозность. Но перед ней был циничный англичанин. Лучше не перестараться. У нее еще будут другие возможности добиться своего.
Когда Уинн подняла голову, ей удалось изобразить строгость и не выдать своих чувств. Она также не стала смотреть ему в глаза, хотя поняла, что он вопросительно заглядывает ей в лицо.
— Нанесите на кожу мазь тонким слоем. Один раз сейчас и второй раз перед сном. К утру должно все пройти. — Девушка подвинула к нему горшочек и начала собирать остальные вещи, чтобы уйти. Но затем ее словно дьявол какой-то подтолкнул, и она добавила:
— Вам будет нетрудно управлять лошадью, когда завтра поутру вы отправитесь в дорогу с вашими людьми.
Он потянулся больной рукой за мазью, но ничего не ответил. Наступила долгая пауза, и Уинн затаила дыхание, ожидая, когда он заговорит. Она заставила себя выдохнуть, затем медленно набрала в легкие воздух. Что же его держит?
Почему он не скажет так или иначе, согласен ли отказаться от своей чудовищной затеи?
Она была готова вот-вот взорваться, когда Фицуэрин внезапно вытянул руку и схватил ее запястье. Одним сильным рывком он лишил ее равновесия. Чтобы не упасть на него, она уперлась свободной рукой ему в бедро, и лицо ее оказалось в нескольких дюймах от его лица.
— Мы еще с одним делом не покончили, Уинн. И я не уеду, пока не улажу его. — Он замолчал под ее бешеным взглядом, но не ослабил хватки. — Оно не касается детей. А только тебя и меня.
— Это вы начали войну, не я, — прошипела она. — Если вы воображаете, что я отступлю, тогда вы еще больший болван, чем я предполагала.
Он рассмеялся в ответ, и она почувствовала его теплое дыхание на своей щеке.
— Ты свирепая маленькая вояка, дорогая. Но не войной я хочу заниматься с тобою. Любовью. Пылкой, страстной, неутомимой. — Он перешел на тихий хрипловатый шепот, придвигаясь к ней еще ближе. — Только ты и я. И возможно, ты приготовишь какой-нибудь особый напиток, чтобы продлить удовольствие.
После этого он игриво потянул ее за мочку уха, осторожно прикусив.
Когда он отстранился, Уинн могла лишь тупо смотреть на него, приоткрыв рот. Казалось, собственное тело ей больше не принадлежит. Она ловила ртом воздух под громкое, как удары молота, биение сердца и ощущала, что в самой се глубине начинает разгораться адское пламя. Она была совершенно сражена его вкрадчивой откровенностью, потрясена чувствами, которых не понимала, поставлена в тупик тем, что слей происходит.
Только когда он еще шире улыбнулся и опять придвинулся к ней, Уинн вышла из оцепенения.
— Нет! — закричала она, резко отпрянув. Но он все еще удерживал запястье, а ее другая рука, как она внезапно поняла, все еще упиралась ему в бедро, такое мускулистое и твердое под тонкой шерстяной тканью. Такое теплое и незнакомое.
— Отпустите меня, — пробормотала она, отказываясь смотреть ему в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88