Иногда он приходил домой на обед, а иногда Кэтлин приезжала к нему с корзиной еды, и они устраивались под каким-нибудь тенистым деревом.
Обед был любимым временем для Рэйфа. Кэтлин отлично готовила, и он жаловался, что толстеет. Но ему нравилась не сама еда, ему нравилась Кэтлин. Она была воплощенной радостью. Он восхищался ее улыбкой, смехом и тем, как она балует его. После обеда они обычно разговаривали, Кэтлин что-то штопала или вышивала, пока Рэйф просматривал счета ранчо.
Но лучшим временем дня было время отхода ко сну, и с каждым вечером они ложились спать все раньше и раньше, а их страсть друг к другу становилась все сильнее и сильнее. Рэйф не переставал удивляться тому, как он нуждается в Кэтлин. Сейчас она принадлежала ему во всех отношениях, и все же его страсть к ней бушевала, как пожар. Если он обнимал ее, то обнаруживал, что хочет большего, но и это означало только короткую передышку.
И Кэтлин чувствовала то же самое. Она, казалось, никак не могла насытиться Рэйфом. Она нуждалась в его прикосновениях, как в воздухе, чтобы дышать, и как в воде, чтобы пить. Его улыбка очаровывала ее, а прикосновения заставляли затаить дыхание.
Дни пролетали быстро. Лето пошло на убыль, листья изменили цвет, облачив деревья в великолепные платья ярко-оранжевого, золотого и пурпурного цветов. Лошади стали линять, а животы коров раздулись из-за телят, которые должны были родиться весной, и начало раздувать брюхо у Черного Ветра. Конюшню перестроили; ее сделали больше, чем раньше.
Хал и Уишфул решили остаться на зиму, и Кэтлин знала, что это из-за Рэйфа. Они больше не считали его посторонним. Он умел общаться с людьми, был честен и справедлив, как ее отец; он всегда охотно выслушивал их жалобы и предложения.
Они собрали остатки урожая и доверху наполнили сеновал на зиму. Кэтлин чувствовала приливы гордости за хорошо сделанную работу, когда смотрела на свои стенные шкафы, где каждая полка была заставлена аккуратно помеченными банками.
Зима пришла вместе с порывами ветра и дождя, сорвала с деревьев последние листья и заставила реки выйти из берегов. Если погода позволяла, Рэйф много времени проводил на улице, ухаживая за скотом, проверяя, не упали ли заборы и не снесло ли в реку их обломки.
Первый снег накрыл землю мантией чистейшей белизны. Река замерзла, и ковбои стали носить сено коровам. Это была тяжелая работа. Кэтлин не хотела, чтобы Рэйф выходил на улицу в такой холод, но Рэйф не мог послать своих помощников и не пойти сам.
– Он не мог бы поступить лучше, – сказал Поли Кэтлин однажды вечером за ужином. Рэйф работал так же упорно, как и все, и люди уважали его за это.
За несколько дней до Рождества Кэтлин сказала, что хочет елку. Рэйф странно посмотрел на нее, а потом улыбнулся.
– Рождественскую елку, – сказал он, растягивая слова. – Это было бы красиво.
– Похоже, что ты никогда раньше не слышал об этом, – заметила Кэтлин, недоверчиво глядя на него.
Рэйф засмеялся.
– Ну, лакота не особенно праздновали Рождество, – напомнил он ей. – В последний раз я видел елку в Новом Орлеане, в публичном доме.
– Рэйф!
– Это правда. Девочки не работали накануне Рождества. Они украсили елку и потом сидели вокруг нее, вспоминая лучших клиентов.
– Тебя они не забывали? – спросила Кэтлин с ноткой сарказма в голосе.
– А ты как думаешь, – сказал Рэйф, подмигивая ей.
– Ты шутишь!
Рэйф смотрел на Кэтлин, не зная, как лучше ответить. Если сказать правду, она разозлится. Лучше было бы соврать, с сожалением подумал он. Но ему не хотелось лгать ей.
– Это было давно, Кэтлин, – заверил Рэйф, глядя на нее очень серьезно.
Она знала, какую жизнь он вел в Новом Орлеане, он упоминал об этом раньше. Но сейчас они были женаты, и ее ужасно ранило то, что он был близок с другими женщинами.
– Кэтлин, прости меня.
– Все в порядке, – сказала она, избегая его взгляда. – Я знаю, что ты не был святым. – Он водил кончиками пальцев по ее руке, вызывая дрожь удовольствия.
– Я не сержусь.
– Ты сердишься. Ты ревнуешь, да?
– Конечно, нет.
– Признайся, моя Кэти. Ты ревнуешь, потому что я был с другими женщинами. Но у нас с тобой не так, Кэтлин. Раньше никогда не было так, как у нас с тобой.
– Правда, Рэйф?
– Правда.
Она прижалась к нему, положив голову на плечо. На улице падали кружевные снежинки, но внутри было тепло, очень тепло. Он не сказал слов, которые она хотела услышать, но обязательно сказал бы. Она знала, что сказал бы.
Слабо горела лампа, и Рэйф начал ласкать ее; тепло его глаз согревало лучше, чем пламя камина; его губы лучше слов говорили, что он любит ее, нуждается в ней.
Она подчинилась его губам, давая себе обещание, что никогда не будет ревновать и сомневаться в его любви. Она станет единственной женщиной в его будущем, единственной, с кем он захочет быть и без кого не сможет обойтись.
ГЛАВА 13
Пришла весна, и на деревьях, что потянулись ветвями к небесам, появилась молодая листва. Трава пробивалась сквозь последние островки снега, и казалось, птицы запели веселее, вознося к небу свои утренние гимны. Черный Ветер должна была скоро ожеребиться. Скотт, Поли и другие стали ездить по холмам и каньонам, сгоняя скот на ранчо. Отец Кэтлин заключил сделку на продажу восьмисот голов в форт Ларами, и Рэйф обдумывал, как перегнать туда скот. Он не намеревался брать Кэтлин с собой, но у нее на этот счет были другие мысли, которые она до поры до времени благоразумно держала при себе.
Рэйф много времени проводил на улице, занимаясь хозяйством, а она принялась за весеннюю уборку: скребла полы, мыла окна, вытряхивала ковры, сушила постельные принадлежности.
Однажды вечером за ужином Рэйф сказал ей, что зима принесла кое-какие потери. Пока что они нашли четырнадцать мертвых коров и телят. Большинство животных были застигнуты вьюгой и погибли от холода.
Но такие потери были обычным явлением, и Кэтлин не очень сокрушалась по этому поводу. Каждый день она проводила некоторое время в загонах для скота, наблюдая, как ковбои клеймят телят. Было пыльно, и пыль прилипала к потным рукам и лицам ковбоев. Телята не хотели расставаться со своими матерями, а коровы не хотели покидать малышей, и ковбои громко и замысловато ругались, когда пригибали испуганных телят к земле и выжигали на теле клеймо в виде буквы «С» в круге и кастрировали бычков.
Обычно Кэтлин избегала этой процедуры, но Рэйф был в загоне и притягивал ее как магнит. Он быстро научился обращаться с тавро, и она с гордостью наблюдала, как он работает наравне со Скоттом, Нейтом и Уишфулом. В отличие от других ковбоев Рэйф работал без рубашки, и его мускулы перекатывались под бронзовой кожей, зажигая в груди Кэтлин огоньки желания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Обед был любимым временем для Рэйфа. Кэтлин отлично готовила, и он жаловался, что толстеет. Но ему нравилась не сама еда, ему нравилась Кэтлин. Она была воплощенной радостью. Он восхищался ее улыбкой, смехом и тем, как она балует его. После обеда они обычно разговаривали, Кэтлин что-то штопала или вышивала, пока Рэйф просматривал счета ранчо.
Но лучшим временем дня было время отхода ко сну, и с каждым вечером они ложились спать все раньше и раньше, а их страсть друг к другу становилась все сильнее и сильнее. Рэйф не переставал удивляться тому, как он нуждается в Кэтлин. Сейчас она принадлежала ему во всех отношениях, и все же его страсть к ней бушевала, как пожар. Если он обнимал ее, то обнаруживал, что хочет большего, но и это означало только короткую передышку.
И Кэтлин чувствовала то же самое. Она, казалось, никак не могла насытиться Рэйфом. Она нуждалась в его прикосновениях, как в воздухе, чтобы дышать, и как в воде, чтобы пить. Его улыбка очаровывала ее, а прикосновения заставляли затаить дыхание.
Дни пролетали быстро. Лето пошло на убыль, листья изменили цвет, облачив деревья в великолепные платья ярко-оранжевого, золотого и пурпурного цветов. Лошади стали линять, а животы коров раздулись из-за телят, которые должны были родиться весной, и начало раздувать брюхо у Черного Ветра. Конюшню перестроили; ее сделали больше, чем раньше.
Хал и Уишфул решили остаться на зиму, и Кэтлин знала, что это из-за Рэйфа. Они больше не считали его посторонним. Он умел общаться с людьми, был честен и справедлив, как ее отец; он всегда охотно выслушивал их жалобы и предложения.
Они собрали остатки урожая и доверху наполнили сеновал на зиму. Кэтлин чувствовала приливы гордости за хорошо сделанную работу, когда смотрела на свои стенные шкафы, где каждая полка была заставлена аккуратно помеченными банками.
Зима пришла вместе с порывами ветра и дождя, сорвала с деревьев последние листья и заставила реки выйти из берегов. Если погода позволяла, Рэйф много времени проводил на улице, ухаживая за скотом, проверяя, не упали ли заборы и не снесло ли в реку их обломки.
Первый снег накрыл землю мантией чистейшей белизны. Река замерзла, и ковбои стали носить сено коровам. Это была тяжелая работа. Кэтлин не хотела, чтобы Рэйф выходил на улицу в такой холод, но Рэйф не мог послать своих помощников и не пойти сам.
– Он не мог бы поступить лучше, – сказал Поли Кэтлин однажды вечером за ужином. Рэйф работал так же упорно, как и все, и люди уважали его за это.
За несколько дней до Рождества Кэтлин сказала, что хочет елку. Рэйф странно посмотрел на нее, а потом улыбнулся.
– Рождественскую елку, – сказал он, растягивая слова. – Это было бы красиво.
– Похоже, что ты никогда раньше не слышал об этом, – заметила Кэтлин, недоверчиво глядя на него.
Рэйф засмеялся.
– Ну, лакота не особенно праздновали Рождество, – напомнил он ей. – В последний раз я видел елку в Новом Орлеане, в публичном доме.
– Рэйф!
– Это правда. Девочки не работали накануне Рождества. Они украсили елку и потом сидели вокруг нее, вспоминая лучших клиентов.
– Тебя они не забывали? – спросила Кэтлин с ноткой сарказма в голосе.
– А ты как думаешь, – сказал Рэйф, подмигивая ей.
– Ты шутишь!
Рэйф смотрел на Кэтлин, не зная, как лучше ответить. Если сказать правду, она разозлится. Лучше было бы соврать, с сожалением подумал он. Но ему не хотелось лгать ей.
– Это было давно, Кэтлин, – заверил Рэйф, глядя на нее очень серьезно.
Она знала, какую жизнь он вел в Новом Орлеане, он упоминал об этом раньше. Но сейчас они были женаты, и ее ужасно ранило то, что он был близок с другими женщинами.
– Кэтлин, прости меня.
– Все в порядке, – сказала она, избегая его взгляда. – Я знаю, что ты не был святым. – Он водил кончиками пальцев по ее руке, вызывая дрожь удовольствия.
– Я не сержусь.
– Ты сердишься. Ты ревнуешь, да?
– Конечно, нет.
– Признайся, моя Кэти. Ты ревнуешь, потому что я был с другими женщинами. Но у нас с тобой не так, Кэтлин. Раньше никогда не было так, как у нас с тобой.
– Правда, Рэйф?
– Правда.
Она прижалась к нему, положив голову на плечо. На улице падали кружевные снежинки, но внутри было тепло, очень тепло. Он не сказал слов, которые она хотела услышать, но обязательно сказал бы. Она знала, что сказал бы.
Слабо горела лампа, и Рэйф начал ласкать ее; тепло его глаз согревало лучше, чем пламя камина; его губы лучше слов говорили, что он любит ее, нуждается в ней.
Она подчинилась его губам, давая себе обещание, что никогда не будет ревновать и сомневаться в его любви. Она станет единственной женщиной в его будущем, единственной, с кем он захочет быть и без кого не сможет обойтись.
ГЛАВА 13
Пришла весна, и на деревьях, что потянулись ветвями к небесам, появилась молодая листва. Трава пробивалась сквозь последние островки снега, и казалось, птицы запели веселее, вознося к небу свои утренние гимны. Черный Ветер должна была скоро ожеребиться. Скотт, Поли и другие стали ездить по холмам и каньонам, сгоняя скот на ранчо. Отец Кэтлин заключил сделку на продажу восьмисот голов в форт Ларами, и Рэйф обдумывал, как перегнать туда скот. Он не намеревался брать Кэтлин с собой, но у нее на этот счет были другие мысли, которые она до поры до времени благоразумно держала при себе.
Рэйф много времени проводил на улице, занимаясь хозяйством, а она принялась за весеннюю уборку: скребла полы, мыла окна, вытряхивала ковры, сушила постельные принадлежности.
Однажды вечером за ужином Рэйф сказал ей, что зима принесла кое-какие потери. Пока что они нашли четырнадцать мертвых коров и телят. Большинство животных были застигнуты вьюгой и погибли от холода.
Но такие потери были обычным явлением, и Кэтлин не очень сокрушалась по этому поводу. Каждый день она проводила некоторое время в загонах для скота, наблюдая, как ковбои клеймят телят. Было пыльно, и пыль прилипала к потным рукам и лицам ковбоев. Телята не хотели расставаться со своими матерями, а коровы не хотели покидать малышей, и ковбои громко и замысловато ругались, когда пригибали испуганных телят к земле и выжигали на теле клеймо в виде буквы «С» в круге и кастрировали бычков.
Обычно Кэтлин избегала этой процедуры, но Рэйф был в загоне и притягивал ее как магнит. Он быстро научился обращаться с тавро, и она с гордостью наблюдала, как он работает наравне со Скоттом, Нейтом и Уишфулом. В отличие от других ковбоев Рэйф работал без рубашки, и его мускулы перекатывались под бронзовой кожей, зажигая в груди Кэтлин огоньки желания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65