Им не терпелось отправиться домой, хотя Арни предстояло остаться здесь надолго, как полагала Сигрид, перевязывая его раны.
Сигрид полюбила их всех, и к своему удивлению даже Финна. Он не стал более мягок в выражениях, но словесные перепалки между ним и Сигрид уже не были такими злобными. В конце концов оба они перестали воспринимать все это всерьез.
Однажды она спросила у него, почему он испытывал такую привязанность к королю Олаву. Ей хотелось побольше узнать о короле.
— Лучше него короля нет…
— Я уже слышала об этом, — перебила она его. — И я не согласна с тобой. Он отнял у меня мужа и двоих сыновей, а также сына моего брата.
— Разве тот муж, который теперь есть у тебя, недостаточно хорош для тебя? — вспылил он.
— Вот уж не думала, что ты беспокоишься о том, как я отношусь к Кальву! Ведь ты советовал королю убить его, когда он предлагал королю мир!
— Одно дело, если я поливаю его грязью… — Финн осекся. — Известно ли тебе, что подразумевал Кальв под миром? — спросил он.
— Думаю, что он подразумевал под этим именно мир, — сказала Сигрид. — Я была так зла на него, когда он отправлялся на восток, что готова была выцарапать ему глаза.
— Тогда я ему не поверил, — сказал Финн. — И даже сейчас я сомневаюсь в его намерениях.
— Ты просто не доверяешь людям. Вот также ты не мог поверить, что Эльвир был христианином.
— Он не был христианином!
— Он похоронен возле церкви в Мэрине по приказу короля Олава, — сказала Сигрид. — Если ты мне не веришь, спроси священника Энунда.
Некоторое время Финн молчал.
— Думаю, что Эльвир обманул короля, сказав, что он христианин, — наконец произнес он.
— Что он от этого выигрывал?
— Он рассчитывал на то, что король позволит тебе и твоим сыновьям сохранить его владения и собственность.
Немного помолчав, он добавил:
— Теперь я лучше понимаю, что заставило короля так горько раскаиваться в том, что он приказал убить Турира Эльвирссона.
— Он раскаивался?
— Он сохранил жизнь двум сторонникам короля Кнута, попавшим в его руки во время его бегства через Норвегию в Гардарики. И он сказал, что надеется, что это послужит выкупом за ту жизнь, которую он загубил. Он говорил и многое другое… — продолжал Финн, тогда как Сигрид молчала. — Он сам признавал, что нередко правил страной жестоко и своевольно.
— Легко раскаиваться задним числом, — сухо заметила Сигрид. И она поняла, что получила горький урок.
Вскоре после праздника Святого Варфоломея наступили необычайно теплые для этого времени дни.
Сыновья Арни по-прежнему находились в Эгга, но Финну и Торбергу не сиделось на месте; Кальв дал им корабль, так что они могли отправиться на юг. Отношения между братьями были все еще прохладными, но несколько лучше, чем в первое время после сражения.
Однажды вечером Кальв вместе с несколькими работниками спустился к фьорду, чтобы устроить состязание на воде. Сигрид сидела на кухне, пряла и болтала с Арни Арнисоном, когда одна из служанок вбежала, запыхавшись, и закричала:
— Наступает конец мира! Близится Рагнарок, волк поедает солнце!
Сигрид выскочила во двор.
Там уже собралось много народу; они причитали, стонали, указывали куда-то. И точно, черное облако закрывало солнце, хотя небо было ясным.
Сигрид смертельно испугалась. Она принялась креститься, как и все остальные; потом побежала искать своих детей. Вернувшись, она держала на руках Сунниву, а Тронд стоял рядом с ней.
Многие упали на колени; одни бормотали молитвы, другие призывали святых, кое-кто называл имена старых богов.
И по мере того, как облако медленно закрывало солнечный диск, страх овладевал ею; ей казалось, что ее вот-вот задушит какое-то чудовище.
Она почувствовала некоторое облегчение, когда Кальв со своими работниками поднялся в усадьбу — словно это чем-то могло ей помочь.
Но тьма становилась все гуще и гуще.
Сигрид не осмеливалась больше оставаться во дворе. Она побежала в дом, держа на руках Сунниву и таща за собой Тронда, из кухни побежала в зал, потом обратно. Кальв остановил ее.
— Хуже смерти ничего нет, — сказал он. — И рано или поздно мы все умрем.
Его спокойствие передалось ей. Она остановилась и огляделась по сторонам, и на глаза ей попался священник Йон; Кальв тоже увидел его.
— Я хочу исповедоваться, — сказал он. — И мне кажется, что ты тоже должна сделать это.
«Разумеется, он прав», — подумала Сигрид. Она удивлялась только, почему ей самой не пришло это в голову. И она направилась вместе с ним к священнику.
— Пойдемте в церковь, — сказал священник Йон. — Желающих исповедоваться много.
Он тоже был странно спокоен. И в церковь за ним направилась целая толпа.
Через некоторое время Сигрид и Кальв вышли обратно. И когда они стояли у дверей церкви вместе с детьми, он положил ей на плечо руку и указал на юго-восток — и она посмотрела туда.
Тьма сгущалась, словно при страшном ненастьи. Солнечный свет угасал.
Суннива заплакала; она понимала, что что-то не так. Тронд побледнел, кусая себе губу.
Кальв глубоко вздохнул.
— Лучшей смерти и не придумаешь, — сказал он. — Мы исповедовались, Бог простит нас на своем суде.
«Он прав», — подумала опять Сигрид. Но даже его уверенность не могла победить в ней растерянность и страх перед неизвестным, встреча с которым ей предстояла. Она посмотрела на него.
Однажды она подумала, что он похож на большую ель; всегда один и тот же, зимой и летом, в тихую погоду и в шторм. Он принял крещение, сдержал свое обещание; и впоследствии у него не возникало сомнений в правильности учения. То, что говорили священники, он принимал беспрекословно. Она же была лиственным деревом, она менялась — с робкой весны до щедрого лета, с пламенеющей осени до промозглой зимы. Она могла принимать наставления священников или противиться им; ощущать близость Бога или думать, что он отвернулся от нее.
Становилось все темнее и темнее; затаив дыханье, она посматривала на солнечный диск. И она застонала, когда от солнца остался лишь узкий, тусклый серп, который в следующий миг исчез, а вместе с ним — небо и земля.
Стало так тихо, словно весь мир затаил дыханье, замолкли даже птицы.
И она услышала доносящийся со двора жалобный крик, которому тут же начали вторить крики в других дворах.
Перекрестившись, она опустилась на колени, прижав к себе Сунниву, и принялась бормотать «Отче наш».
Кальв и Тронд опустились на колени рядом с ней.
Но ничего не произошло. Открыв через некоторое время глаза, она повернулась к востоку, надеясь увидеть на небе Божий знак.
Но там ничего не было.
И снова стало светлеть. Солнечный диск становился все больше и больше, запели птицы. Жалобный крик во дворе затих; в голосах людей зазвучала надежда.
— Господь знает, что это было за знамение, — сказал Кальв, поднимаясь с колен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Сигрид полюбила их всех, и к своему удивлению даже Финна. Он не стал более мягок в выражениях, но словесные перепалки между ним и Сигрид уже не были такими злобными. В конце концов оба они перестали воспринимать все это всерьез.
Однажды она спросила у него, почему он испытывал такую привязанность к королю Олаву. Ей хотелось побольше узнать о короле.
— Лучше него короля нет…
— Я уже слышала об этом, — перебила она его. — И я не согласна с тобой. Он отнял у меня мужа и двоих сыновей, а также сына моего брата.
— Разве тот муж, который теперь есть у тебя, недостаточно хорош для тебя? — вспылил он.
— Вот уж не думала, что ты беспокоишься о том, как я отношусь к Кальву! Ведь ты советовал королю убить его, когда он предлагал королю мир!
— Одно дело, если я поливаю его грязью… — Финн осекся. — Известно ли тебе, что подразумевал Кальв под миром? — спросил он.
— Думаю, что он подразумевал под этим именно мир, — сказала Сигрид. — Я была так зла на него, когда он отправлялся на восток, что готова была выцарапать ему глаза.
— Тогда я ему не поверил, — сказал Финн. — И даже сейчас я сомневаюсь в его намерениях.
— Ты просто не доверяешь людям. Вот также ты не мог поверить, что Эльвир был христианином.
— Он не был христианином!
— Он похоронен возле церкви в Мэрине по приказу короля Олава, — сказала Сигрид. — Если ты мне не веришь, спроси священника Энунда.
Некоторое время Финн молчал.
— Думаю, что Эльвир обманул короля, сказав, что он христианин, — наконец произнес он.
— Что он от этого выигрывал?
— Он рассчитывал на то, что король позволит тебе и твоим сыновьям сохранить его владения и собственность.
Немного помолчав, он добавил:
— Теперь я лучше понимаю, что заставило короля так горько раскаиваться в том, что он приказал убить Турира Эльвирссона.
— Он раскаивался?
— Он сохранил жизнь двум сторонникам короля Кнута, попавшим в его руки во время его бегства через Норвегию в Гардарики. И он сказал, что надеется, что это послужит выкупом за ту жизнь, которую он загубил. Он говорил и многое другое… — продолжал Финн, тогда как Сигрид молчала. — Он сам признавал, что нередко правил страной жестоко и своевольно.
— Легко раскаиваться задним числом, — сухо заметила Сигрид. И она поняла, что получила горький урок.
Вскоре после праздника Святого Варфоломея наступили необычайно теплые для этого времени дни.
Сыновья Арни по-прежнему находились в Эгга, но Финну и Торбергу не сиделось на месте; Кальв дал им корабль, так что они могли отправиться на юг. Отношения между братьями были все еще прохладными, но несколько лучше, чем в первое время после сражения.
Однажды вечером Кальв вместе с несколькими работниками спустился к фьорду, чтобы устроить состязание на воде. Сигрид сидела на кухне, пряла и болтала с Арни Арнисоном, когда одна из служанок вбежала, запыхавшись, и закричала:
— Наступает конец мира! Близится Рагнарок, волк поедает солнце!
Сигрид выскочила во двор.
Там уже собралось много народу; они причитали, стонали, указывали куда-то. И точно, черное облако закрывало солнце, хотя небо было ясным.
Сигрид смертельно испугалась. Она принялась креститься, как и все остальные; потом побежала искать своих детей. Вернувшись, она держала на руках Сунниву, а Тронд стоял рядом с ней.
Многие упали на колени; одни бормотали молитвы, другие призывали святых, кое-кто называл имена старых богов.
И по мере того, как облако медленно закрывало солнечный диск, страх овладевал ею; ей казалось, что ее вот-вот задушит какое-то чудовище.
Она почувствовала некоторое облегчение, когда Кальв со своими работниками поднялся в усадьбу — словно это чем-то могло ей помочь.
Но тьма становилась все гуще и гуще.
Сигрид не осмеливалась больше оставаться во дворе. Она побежала в дом, держа на руках Сунниву и таща за собой Тронда, из кухни побежала в зал, потом обратно. Кальв остановил ее.
— Хуже смерти ничего нет, — сказал он. — И рано или поздно мы все умрем.
Его спокойствие передалось ей. Она остановилась и огляделась по сторонам, и на глаза ей попался священник Йон; Кальв тоже увидел его.
— Я хочу исповедоваться, — сказал он. — И мне кажется, что ты тоже должна сделать это.
«Разумеется, он прав», — подумала Сигрид. Она удивлялась только, почему ей самой не пришло это в голову. И она направилась вместе с ним к священнику.
— Пойдемте в церковь, — сказал священник Йон. — Желающих исповедоваться много.
Он тоже был странно спокоен. И в церковь за ним направилась целая толпа.
Через некоторое время Сигрид и Кальв вышли обратно. И когда они стояли у дверей церкви вместе с детьми, он положил ей на плечо руку и указал на юго-восток — и она посмотрела туда.
Тьма сгущалась, словно при страшном ненастьи. Солнечный свет угасал.
Суннива заплакала; она понимала, что что-то не так. Тронд побледнел, кусая себе губу.
Кальв глубоко вздохнул.
— Лучшей смерти и не придумаешь, — сказал он. — Мы исповедовались, Бог простит нас на своем суде.
«Он прав», — подумала опять Сигрид. Но даже его уверенность не могла победить в ней растерянность и страх перед неизвестным, встреча с которым ей предстояла. Она посмотрела на него.
Однажды она подумала, что он похож на большую ель; всегда один и тот же, зимой и летом, в тихую погоду и в шторм. Он принял крещение, сдержал свое обещание; и впоследствии у него не возникало сомнений в правильности учения. То, что говорили священники, он принимал беспрекословно. Она же была лиственным деревом, она менялась — с робкой весны до щедрого лета, с пламенеющей осени до промозглой зимы. Она могла принимать наставления священников или противиться им; ощущать близость Бога или думать, что он отвернулся от нее.
Становилось все темнее и темнее; затаив дыханье, она посматривала на солнечный диск. И она застонала, когда от солнца остался лишь узкий, тусклый серп, который в следующий миг исчез, а вместе с ним — небо и земля.
Стало так тихо, словно весь мир затаил дыханье, замолкли даже птицы.
И она услышала доносящийся со двора жалобный крик, которому тут же начали вторить крики в других дворах.
Перекрестившись, она опустилась на колени, прижав к себе Сунниву, и принялась бормотать «Отче наш».
Кальв и Тронд опустились на колени рядом с ней.
Но ничего не произошло. Открыв через некоторое время глаза, она повернулась к востоку, надеясь увидеть на небе Божий знак.
Но там ничего не было.
И снова стало светлеть. Солнечный диск становился все больше и больше, запели птицы. Жалобный крик во дворе затих; в голосах людей зазвучала надежда.
— Господь знает, что это было за знамение, — сказал Кальв, поднимаясь с колен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69