Я ждал лишь конца войны, чтобы рассчитаться с тобой и с персом. У тебя и у Кира — одно на уме, оба вы хотите лишить меня трона. Когда-то я Эсагилу подозревал в том, что она ведет подкоп под мой трон, но теперь вижу, этим занимаешься ты, Набусардар.
— Государь, не понимаю, как можно говорить такое в эту минуту?
— Ты не желаешь понимать! — грубо оборвал его царь.
— В то время как я ежедневно подвергал свою жизнь опасности ради тебя и народа, ты, выходит, слушал наветы моих недругов? Поняв, что с помощью Кира ей Не прибрать к рукам вавилонский престол, Эсагида стала заигрывать с тобой, иного выхода у нее не оставалось. Не так давно ты молился в ее храме и принес Мардуку щедрые жертвы. Ты снова готов отдать свой народ в рабство Эсагиле. Не за это умирали мужественные сыны Вавилонии!
— Не забывайся! Перед тобой твой повелитель, сын богов! Хотя ты и первый после богов и царя муж в государстве, однако будь осмотрителен. Тебе не мешает поучиться скромности.
Набусардар стиснул зубы и, словно острием меча, пронзил царя взглядом.
— Да, да, не мешает, — повторил Валтасар, — во мне и то нет столько гордыни и чванства, а я царь. Боги не благоволят к заносчивым. Советую склонить перед ними главу!
— С каких это пор царь царей покорился Мардуку? Если память мне не изменяет, два рода тому назад ты бросил Мардуку вызов.
— Мардук помог нам одержать победу.
— Выходит, не Набусардар, а Мардук защищал от врагов стены Вавилона?
— Истинно, Мардук, царь небес, наместником которого на земле являюсь я. возмущенный до глубины души, Набусардар тяжело дышал.
— Отчего же владыка небес не сокрушил персов под Холмами?
— Оттого, что я его презрел, и он отвернулся от меня. Но отныне мы снова с ним в ладах. Эсагила безоговорочно признала меня властелином Вавилона, ибо таковым признает меня ее бог. Теперь мне некого опасаться. Ни тебя, ни Навуходоносора, ни богов, ни черни. Я снова царь, истинный царь.
И он облегченно вздохнул, словно гора свалилась у него с плеч.
Набусардар привык к причудам царя, но война изнурила его, и на этот раз у него не было ни желания, ни сил переубеждать Валтасара. Он молча выслушал возмутительные речи царя, стараясь сохранить присутствие духа.
На молчание Набусардара царь довольно рассмеялся:
— У меня немало врагов, и многим придется не по вкусу эта победа. Многие кривили душой, заверяя меня в своих добрых чувствах, теперь свою притворную любовь они сменят на откровенную ненависть. Но отныне мне все нипочем. Обойдусь без вашей любви, мне нужно, чтобы вы боялись меня! Наконец-то я чувствую себя настоящим царем, и никто не посмеет перечить моему слову. Даже ты, Набусардар, хотя ты мудр и нередко тщишься посрамить меня. Отныне буду повелевать я, один я. Ты же неукоснительно станешь делать то, что я тебе прикажу.
В такие минуты решения и высказывания Валтасара обычно были чреваты опасными последствиями, и поэтому Набусардар крепился.
— Будешь делать то, что я сочту нужным, князь. Наперед знаю, что тебе хочется возразить, но не вздумай этого делать. — Он повысил голос, отчеканивая каждое слово! — После долгих месяцев отчаяния боги вновь ниспослали мне счастье. Война тяготила меня. И вот горны возвестили победу над персами. Я прикажу открыть царские закрома и раздать пищу беднякам. Прикажу открыть винные подвалы, рабы выкатят бочки на улицу, и пусть мои подданные вдосталь пьют и веселятся. Воины, что охраняют стены, тоже пускай спустятся вниз и пируют!
— Воины, что охраняют стены? — в ужасе переспросил Набусардар.
— Да, и воины, что охраняют стены, — разгневался царь. — Но разве не говорил я тебе, что отныне законом будет лишь мое слово? Да, и солдаты, что охраняют стены, тоже. Пусть веселятся, пусть знают, каков их повелитель. — Царь недоверчиво покосился на Набусардара. — Или ты хочешь, чтобы армия, моя армия, превозносила тебя одного?
— Поспешая к тебе, государь, я не предполагал, что ты встретишь меня подобными речами.
— Для тебя мои речи всегда плохи, князь; слушая меня, ты слышал лишь себя самого. Другие злословили у меня за спиной, а ты дерзил мне в глаза, мне, царю. От одного твоего взгляда я становился кротким, уступал тебе. Отныне все будет иначе. Я царь, истинный и могущественный! Попробуй воспротивиться мне, и ты узнаешь, как остер мой меч! Твое счастье, что сию минуту я жажду не крови, а веселья. Веселья, какое неизменно царило в Муджалибе, чтоб на ложах в трапезных было полно захмелевших. — Валтасар расхохотался. — И не только на ложах, но и на полу, так чтоб ступить было некуда. Розы, олеандры, ветви мирта и лавра, запах нарда и благовонных смол… А вокруг все князья да военачальники, да дворцовые наложницы. На самом мягком ложе — я с той гречанкой-рабыней. — Лицо царя внезапно преобразилось. — Не припомню теперь, как ее звали, но она меня любила, крепко любила, по-настоящему. Перед смертью она призналась мне в этом. О Набусардар, знаешь ли ты, что такое настоящая любовь? Прежде я об этом никогда не думал. А с той поры, как умерла гречанка, я тоскую, тоскую по великой женской любви. Эта скифская девушка Дария, ты ее знаешь… о, у нее во взоре я читаю о такой любви… Она непреступна, холодна, как север, и ее бдительная воля всегда направлена против царя, точно стрелы на оттянутой тетиве воинов ее племени. Но это придает ей прелести. Когда приближаешься к ней, она защищается кинжалом, а когда ее возьмешь — трепещет, будто струна. Я взял ее силой, и пока длилась осада, утолял жажду из родника ее лона. Она великолепна и когда сопротивляется, и когда трепещет от страсти. О, как благодарен я богам за то, что они послали ее мне! С нею я был счастлив.
Веки его медленно опустились, растроганный царь мягко улыбнулся.
— Да, с нею я был очень счастлив… Набусардар… Я был с нею так счастлив, как ни с одной другой женщиной. Она бесподобна, когда кровь, ее воспламеняется страстью и негой. Хищный коршун и тот обратился бы в кроткого голубя, однажды познав это. Одно воспоминание о днях и ночах, проведенных с нею, делает человека снисходительнее и добрей. Видишь, я даже запамятовал, что минуту назад мы с тобой говорили, как враги, Набусардар. При мысли о ней угасает даже ненависть. Я все прощаю тебе. Счастье примирило меня с тобой.
Набусардар склонил голову.
— Да, Набусардар, я всегда поверял тебе тайны сердца, не потому, что ты после богов и царя первый муж в государстве, а потому, что так судил Мардук. Бог положил тебе явиться ко мне в этот ранний час и услышать о моем безмерном счастье.
— Ты хорошо знаешь, государь, что Мардук — не мой повелитель.
— Когда я расскажу, какое чудо явил он мне, ты тоже признаешь его своим господином и богом. Тебе неведомо о том, что в начале войны посетила меня великая печаль. Кир стоял у ворот Вавилона, а у меня не было наследника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217
— Государь, не понимаю, как можно говорить такое в эту минуту?
— Ты не желаешь понимать! — грубо оборвал его царь.
— В то время как я ежедневно подвергал свою жизнь опасности ради тебя и народа, ты, выходит, слушал наветы моих недругов? Поняв, что с помощью Кира ей Не прибрать к рукам вавилонский престол, Эсагида стала заигрывать с тобой, иного выхода у нее не оставалось. Не так давно ты молился в ее храме и принес Мардуку щедрые жертвы. Ты снова готов отдать свой народ в рабство Эсагиле. Не за это умирали мужественные сыны Вавилонии!
— Не забывайся! Перед тобой твой повелитель, сын богов! Хотя ты и первый после богов и царя муж в государстве, однако будь осмотрителен. Тебе не мешает поучиться скромности.
Набусардар стиснул зубы и, словно острием меча, пронзил царя взглядом.
— Да, да, не мешает, — повторил Валтасар, — во мне и то нет столько гордыни и чванства, а я царь. Боги не благоволят к заносчивым. Советую склонить перед ними главу!
— С каких это пор царь царей покорился Мардуку? Если память мне не изменяет, два рода тому назад ты бросил Мардуку вызов.
— Мардук помог нам одержать победу.
— Выходит, не Набусардар, а Мардук защищал от врагов стены Вавилона?
— Истинно, Мардук, царь небес, наместником которого на земле являюсь я. возмущенный до глубины души, Набусардар тяжело дышал.
— Отчего же владыка небес не сокрушил персов под Холмами?
— Оттого, что я его презрел, и он отвернулся от меня. Но отныне мы снова с ним в ладах. Эсагила безоговорочно признала меня властелином Вавилона, ибо таковым признает меня ее бог. Теперь мне некого опасаться. Ни тебя, ни Навуходоносора, ни богов, ни черни. Я снова царь, истинный царь.
И он облегченно вздохнул, словно гора свалилась у него с плеч.
Набусардар привык к причудам царя, но война изнурила его, и на этот раз у него не было ни желания, ни сил переубеждать Валтасара. Он молча выслушал возмутительные речи царя, стараясь сохранить присутствие духа.
На молчание Набусардара царь довольно рассмеялся:
— У меня немало врагов, и многим придется не по вкусу эта победа. Многие кривили душой, заверяя меня в своих добрых чувствах, теперь свою притворную любовь они сменят на откровенную ненависть. Но отныне мне все нипочем. Обойдусь без вашей любви, мне нужно, чтобы вы боялись меня! Наконец-то я чувствую себя настоящим царем, и никто не посмеет перечить моему слову. Даже ты, Набусардар, хотя ты мудр и нередко тщишься посрамить меня. Отныне буду повелевать я, один я. Ты же неукоснительно станешь делать то, что я тебе прикажу.
В такие минуты решения и высказывания Валтасара обычно были чреваты опасными последствиями, и поэтому Набусардар крепился.
— Будешь делать то, что я сочту нужным, князь. Наперед знаю, что тебе хочется возразить, но не вздумай этого делать. — Он повысил голос, отчеканивая каждое слово! — После долгих месяцев отчаяния боги вновь ниспослали мне счастье. Война тяготила меня. И вот горны возвестили победу над персами. Я прикажу открыть царские закрома и раздать пищу беднякам. Прикажу открыть винные подвалы, рабы выкатят бочки на улицу, и пусть мои подданные вдосталь пьют и веселятся. Воины, что охраняют стены, тоже пускай спустятся вниз и пируют!
— Воины, что охраняют стены? — в ужасе переспросил Набусардар.
— Да, и воины, что охраняют стены, — разгневался царь. — Но разве не говорил я тебе, что отныне законом будет лишь мое слово? Да, и солдаты, что охраняют стены, тоже. Пусть веселятся, пусть знают, каков их повелитель. — Царь недоверчиво покосился на Набусардара. — Или ты хочешь, чтобы армия, моя армия, превозносила тебя одного?
— Поспешая к тебе, государь, я не предполагал, что ты встретишь меня подобными речами.
— Для тебя мои речи всегда плохи, князь; слушая меня, ты слышал лишь себя самого. Другие злословили у меня за спиной, а ты дерзил мне в глаза, мне, царю. От одного твоего взгляда я становился кротким, уступал тебе. Отныне все будет иначе. Я царь, истинный и могущественный! Попробуй воспротивиться мне, и ты узнаешь, как остер мой меч! Твое счастье, что сию минуту я жажду не крови, а веселья. Веселья, какое неизменно царило в Муджалибе, чтоб на ложах в трапезных было полно захмелевших. — Валтасар расхохотался. — И не только на ложах, но и на полу, так чтоб ступить было некуда. Розы, олеандры, ветви мирта и лавра, запах нарда и благовонных смол… А вокруг все князья да военачальники, да дворцовые наложницы. На самом мягком ложе — я с той гречанкой-рабыней. — Лицо царя внезапно преобразилось. — Не припомню теперь, как ее звали, но она меня любила, крепко любила, по-настоящему. Перед смертью она призналась мне в этом. О Набусардар, знаешь ли ты, что такое настоящая любовь? Прежде я об этом никогда не думал. А с той поры, как умерла гречанка, я тоскую, тоскую по великой женской любви. Эта скифская девушка Дария, ты ее знаешь… о, у нее во взоре я читаю о такой любви… Она непреступна, холодна, как север, и ее бдительная воля всегда направлена против царя, точно стрелы на оттянутой тетиве воинов ее племени. Но это придает ей прелести. Когда приближаешься к ней, она защищается кинжалом, а когда ее возьмешь — трепещет, будто струна. Я взял ее силой, и пока длилась осада, утолял жажду из родника ее лона. Она великолепна и когда сопротивляется, и когда трепещет от страсти. О, как благодарен я богам за то, что они послали ее мне! С нею я был счастлив.
Веки его медленно опустились, растроганный царь мягко улыбнулся.
— Да, с нею я был очень счастлив… Набусардар… Я был с нею так счастлив, как ни с одной другой женщиной. Она бесподобна, когда кровь, ее воспламеняется страстью и негой. Хищный коршун и тот обратился бы в кроткого голубя, однажды познав это. Одно воспоминание о днях и ночах, проведенных с нею, делает человека снисходительнее и добрей. Видишь, я даже запамятовал, что минуту назад мы с тобой говорили, как враги, Набусардар. При мысли о ней угасает даже ненависть. Я все прощаю тебе. Счастье примирило меня с тобой.
Набусардар склонил голову.
— Да, Набусардар, я всегда поверял тебе тайны сердца, не потому, что ты после богов и царя первый муж в государстве, а потому, что так судил Мардук. Бог положил тебе явиться ко мне в этот ранний час и услышать о моем безмерном счастье.
— Ты хорошо знаешь, государь, что Мардук — не мой повелитель.
— Когда я расскажу, какое чудо явил он мне, ты тоже признаешь его своим господином и богом. Тебе неведомо о том, что в начале войны посетила меня великая печаль. Кир стоял у ворот Вавилона, а у меня не было наследника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217