Люди, вообще говоря, только одно предпочитают собственной работе: смотреть, как работают другие. Даже если речь идет о такого рода деятельности, которую человек, по трезвом размышлении, и правда охотнее выполнял бы сам. Так что вокруг Прометея всегда крутились «болельщики». Один заглянул вроде бы поговорить насчет заказа, другой зашел к Кузнецу по-соседски, что-то продать, о чем-то спросить, чьи-то слова передать — уловки известные! — а сам так и прилипал к месту, не сводя глаз с работающего Прометея.
Хозяину это очень не нравилось. В мастерской ступить негде от ротозеев, только под ногами мешаются, злился Кузнец.
Отчасти, быть может, он злился по той же причине, по какой у нас — например, в автосервисе — не любят заказчиков, готовых «здесь и подождать, пока сделаете». Машину-то ведь не смазывают, неисправность не устраняют, добротные детали растаскивают. К чему тут глаз непосвященного?! И заказчика гонят прочь, ссылаясь на трудовую дисциплину и соответствующее указание министра.
Отчасти же и главным образом причина была та, о которой я уже говорил: любой умелец всячески старался спрятать от чужих глаз секреты своего мастерства.
Кузнец ворчал: «Чего сидят, проходу нет от них», — Прометей заступался, говорил примирительно: они же в сторонке держатся, никому не мешают. В конце концов, не выдержал Кузнец, высказался (цитата не дословная):
— Сударь, вся моя наука от отца моего, его наследие. И я передам ее сыну. Ведь это мой хлеб, этим я живу! А он тут постоит, поглазеет, подсмотрит, дома сам попробует делать по-моему, а там и пустится подхалтуривать, клиентуру мою отобьет! Мастерство — дело великое, одаривать им направо-налево негоже.
А Прометей ему: он всем людям равно даровал ремесла.
Видел Кузнец — есть вещи, которые Прометею не втолкуешь. Тогда-то он и придумал запрятать его в самый дальний угол — «вам, господин мой, здесь будет куда удобнее!» — возле каменной стены, огибавшей его усадьбу. В помощники подсылал к нему сыновей да кого-нибудь из рабов половчей, посмышленей — эти-то пусть учатся. Зато другим возле Прометея попросту не оставалось места. Причем доброжелательный бог, я думаю, и не заметил подвоха. Этот конфликт был улажен.
Второй конфликт состоял в том, что Кузнец волей-неволей начал поторапливать Прометея. Заказы на «божественную» работу так и сыпались, Кузнец мечтал и на складе иметь хоть немного этих поделок про запас, но какое там! — уже в очередь приходилось устанавливать заказчиков (знатных из знатных, сливки города!), номерки им выдавать да то и дело оправдываться, прощения просить за задержку.
Он показал Прометею целый ряд хитроумных уловок: как ускорить чеканку, как пошире высверливать винтовые стыки, делать нарезку поплоще, паять кое-как, для виду — «и так продержится, сколько нужно, зато быстрее!» — как, варьируя несколько готовых шаблонов, создать видимость совершенно оригинального, неповторимого изделия. И так далее. Перечислять все эти трюки не буду, вдруг да сыщется среди них такая хитрость, какую еще не освоили наши мастера. Не мне же подавать им идею на основании моих микенских изысканий!
А Прометей объяснял, что, во-первых, работать имеет смысл лишь добротно, красиво, тогда и сам человек будет получать от своей работы удовольствие. Затем: хорошее качество работы хороших людей создает, а хорошие люди и все житье-бытье устраивают по-хорошему. «Если я подсовываю другому несовершенную работу, этот другой тут же соображает: ага, значит, сходит и так. И уже сам выполняет свою работу спустя рукава. Если завтра ты переселяешь, скажем, рабочего-корабельщика в новое жилье, а в этом новом жилье пол стоит горбом, дверная ручка при первом же прикосновении отлетает, окна и двери толком не закрываются, — все это не просто для корабельщика того неприятность, это становится общественным злом, которое наваливается на всех, словно лавина! И послезавтра корабельщик такое судно сляпает, что Пилос тут же вернет его нам, даже смотреть не станет — я Нестора знаю, — а кто тогда у нас его купит, разве что Аркадия, на свои-то гроши! Ты, Кузнец, пойми: я такие вещи хочу выпускать из рук моих, чтобы тот человек, кто станет ими пользоваться, завтра стал бы лучше, чем он есть сегодня. Чтобы, только взглянув на эту вещь, он тотчас уразумел: человеку должно сравняться с богами, стать совершенным!»
И опять Кузнец видел, что Прометею невозможно растолковать самые простые вещи. Что ему оставалось делать? Ограничить повышенный спрос, установив избирательные цены, с помощью этих же цен вознаградить и себя.
Словом, этот конфликт тоже был как-то улажен.
Третий — затянувшийся надолго — конфликт был более давнего происхождения. Собственно говоря, он возник еще в ту пору, когда Прометей использовал для поделок свою же цепь. Источник конфликта — очевидные изъяны микенского металлоплавильного дела. Когда Прометей плавил цепь, больно было смотреть, сколько железа пропадает зазря. То же было и с другими металлами. Раскопки подтверждают: выброшенный за ненадобностью шлак имел еще весьма высокое содержание металла. Таким образом, очевидно, и мы можем считать доказанным даже без привлечения специальных источников; Прометей сделал Кузнецу важные рационализаторские предложения. Печь нужно перестроить заново, так же как и воздуходувку. Пойдем далее: теперь, когда заказы посыпались как из рога изобилия, дворец же охотно слал в помощь Кузнецу все новых и новых рабов, у наковален росли горы сырья и готовой продукции, и повсюду толпился народ, отчего то и дело создавались «пробки», парализуя работу. Прометей, каким мы его знаем, не мог взирать безучастно на всю эту бестолковщину и плохую организацию труда — он, что ни день, вносил новые предложения: о переоборудовании мастерской, об изготовлении шаблонных изделий конвейерным способом и тому подобное.
Иначе говоря, он предлагал Кузнецу проект полной реконструкции производства на современном уровне.
Какой мы должны сделать из этого вывод? Что Кузнец все это круто, напрочь отверг? Просто так, из примитивного консерватизма? Не будем все же так презирать микенского Кузнеца. (Греки! Культурный народ!) Нет, ведь Кузнец, в конце-то концов, был кузнец , у него тоже сердце обливалось кровью, когда видел он, сколько дорогого металла пропадает в шлаке низа что, а рабы топчутся без настоящего применения. Но что мог он ответить богу?
— Дорогой господин мой, у меня столько заказов на типовое бронзовое оружие и корабельную снасть, что с сорока рабами не поспеваю управляться. Что же будет, ежели я хоть на день остановлю все ради реконструкции этой! Да и вообще: все мое хозяйство, вот это, какое видите, досталось мне еще от отца моего, не про наши времена слаживалось, не на троянское силовое равновесие рассчитывалось!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Хозяину это очень не нравилось. В мастерской ступить негде от ротозеев, только под ногами мешаются, злился Кузнец.
Отчасти, быть может, он злился по той же причине, по какой у нас — например, в автосервисе — не любят заказчиков, готовых «здесь и подождать, пока сделаете». Машину-то ведь не смазывают, неисправность не устраняют, добротные детали растаскивают. К чему тут глаз непосвященного?! И заказчика гонят прочь, ссылаясь на трудовую дисциплину и соответствующее указание министра.
Отчасти же и главным образом причина была та, о которой я уже говорил: любой умелец всячески старался спрятать от чужих глаз секреты своего мастерства.
Кузнец ворчал: «Чего сидят, проходу нет от них», — Прометей заступался, говорил примирительно: они же в сторонке держатся, никому не мешают. В конце концов, не выдержал Кузнец, высказался (цитата не дословная):
— Сударь, вся моя наука от отца моего, его наследие. И я передам ее сыну. Ведь это мой хлеб, этим я живу! А он тут постоит, поглазеет, подсмотрит, дома сам попробует делать по-моему, а там и пустится подхалтуривать, клиентуру мою отобьет! Мастерство — дело великое, одаривать им направо-налево негоже.
А Прометей ему: он всем людям равно даровал ремесла.
Видел Кузнец — есть вещи, которые Прометею не втолкуешь. Тогда-то он и придумал запрятать его в самый дальний угол — «вам, господин мой, здесь будет куда удобнее!» — возле каменной стены, огибавшей его усадьбу. В помощники подсылал к нему сыновей да кого-нибудь из рабов половчей, посмышленей — эти-то пусть учатся. Зато другим возле Прометея попросту не оставалось места. Причем доброжелательный бог, я думаю, и не заметил подвоха. Этот конфликт был улажен.
Второй конфликт состоял в том, что Кузнец волей-неволей начал поторапливать Прометея. Заказы на «божественную» работу так и сыпались, Кузнец мечтал и на складе иметь хоть немного этих поделок про запас, но какое там! — уже в очередь приходилось устанавливать заказчиков (знатных из знатных, сливки города!), номерки им выдавать да то и дело оправдываться, прощения просить за задержку.
Он показал Прометею целый ряд хитроумных уловок: как ускорить чеканку, как пошире высверливать винтовые стыки, делать нарезку поплоще, паять кое-как, для виду — «и так продержится, сколько нужно, зато быстрее!» — как, варьируя несколько готовых шаблонов, создать видимость совершенно оригинального, неповторимого изделия. И так далее. Перечислять все эти трюки не буду, вдруг да сыщется среди них такая хитрость, какую еще не освоили наши мастера. Не мне же подавать им идею на основании моих микенских изысканий!
А Прометей объяснял, что, во-первых, работать имеет смысл лишь добротно, красиво, тогда и сам человек будет получать от своей работы удовольствие. Затем: хорошее качество работы хороших людей создает, а хорошие люди и все житье-бытье устраивают по-хорошему. «Если я подсовываю другому несовершенную работу, этот другой тут же соображает: ага, значит, сходит и так. И уже сам выполняет свою работу спустя рукава. Если завтра ты переселяешь, скажем, рабочего-корабельщика в новое жилье, а в этом новом жилье пол стоит горбом, дверная ручка при первом же прикосновении отлетает, окна и двери толком не закрываются, — все это не просто для корабельщика того неприятность, это становится общественным злом, которое наваливается на всех, словно лавина! И послезавтра корабельщик такое судно сляпает, что Пилос тут же вернет его нам, даже смотреть не станет — я Нестора знаю, — а кто тогда у нас его купит, разве что Аркадия, на свои-то гроши! Ты, Кузнец, пойми: я такие вещи хочу выпускать из рук моих, чтобы тот человек, кто станет ими пользоваться, завтра стал бы лучше, чем он есть сегодня. Чтобы, только взглянув на эту вещь, он тотчас уразумел: человеку должно сравняться с богами, стать совершенным!»
И опять Кузнец видел, что Прометею невозможно растолковать самые простые вещи. Что ему оставалось делать? Ограничить повышенный спрос, установив избирательные цены, с помощью этих же цен вознаградить и себя.
Словом, этот конфликт тоже был как-то улажен.
Третий — затянувшийся надолго — конфликт был более давнего происхождения. Собственно говоря, он возник еще в ту пору, когда Прометей использовал для поделок свою же цепь. Источник конфликта — очевидные изъяны микенского металлоплавильного дела. Когда Прометей плавил цепь, больно было смотреть, сколько железа пропадает зазря. То же было и с другими металлами. Раскопки подтверждают: выброшенный за ненадобностью шлак имел еще весьма высокое содержание металла. Таким образом, очевидно, и мы можем считать доказанным даже без привлечения специальных источников; Прометей сделал Кузнецу важные рационализаторские предложения. Печь нужно перестроить заново, так же как и воздуходувку. Пойдем далее: теперь, когда заказы посыпались как из рога изобилия, дворец же охотно слал в помощь Кузнецу все новых и новых рабов, у наковален росли горы сырья и готовой продукции, и повсюду толпился народ, отчего то и дело создавались «пробки», парализуя работу. Прометей, каким мы его знаем, не мог взирать безучастно на всю эту бестолковщину и плохую организацию труда — он, что ни день, вносил новые предложения: о переоборудовании мастерской, об изготовлении шаблонных изделий конвейерным способом и тому подобное.
Иначе говоря, он предлагал Кузнецу проект полной реконструкции производства на современном уровне.
Какой мы должны сделать из этого вывод? Что Кузнец все это круто, напрочь отверг? Просто так, из примитивного консерватизма? Не будем все же так презирать микенского Кузнеца. (Греки! Культурный народ!) Нет, ведь Кузнец, в конце-то концов, был кузнец , у него тоже сердце обливалось кровью, когда видел он, сколько дорогого металла пропадает в шлаке низа что, а рабы топчутся без настоящего применения. Но что мог он ответить богу?
— Дорогой господин мой, у меня столько заказов на типовое бронзовое оружие и корабельную снасть, что с сорока рабами не поспеваю управляться. Что же будет, ежели я хоть на день остановлю все ради реконструкции этой! Да и вообще: все мое хозяйство, вот это, какое видите, досталось мне еще от отца моего, не про наши времена слаживалось, не на троянское силовое равновесие рассчитывалось!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119