Второй схватил пулемет за дугу и вместе с ним скатился в ров. А к оставшемуся наверху уже кто-то пополз, изо всех сил прижимаясь к земле. Сначала Андрей не мог понять, кто это: ползет быстро, по всем правилам, будто рыба в воде плывет. Не Адамчук ли послал кого-нибудь на помощь? Начинало смеркаться, не разобрать… И вдруг Сокольный едва не вскрикнул: сумка, санитарная сумка с красным крестом!
– Не прекращайте огня! – обернулся Андрей. – Что там с пулеметом?
– Ленты меняют, товарищ старший сержант!
Наши артиллеристы били метко и часто, снижая активность врага. Это вселяло какую-то надежду на спасение тех двух бойцов, – нет, пожалуй, не двух, а одного, второму едва ли уже нужна помощь.
Сокольный вдруг выругался сквозь зубы: еще один пополз! Куда смотрит Адамчук, почему разрешает людям идти на такой риск? Или это сам Адамчук и пополз к санинструктору?
…Приблизившись к неподвижному пулеметчику, Мария попыталась тащить его в ров, но у девушки не было для этого ни сил, ни опыта. У подоспевшего бойца тоже не клеилось: протащил немного и остановился, выпустил раненого. В ту же минуту Мария обхватила пулеметчика за плечи, приподняла и, пригнувшись к самой земле, бросилась в ров. Боец, помогавший ей, с видимым усилием медленно-медленно пополз следом. Как-то болезненно, неуверенно, но пополз.
У Андрея отлегло от сердца. Вскоре пулемет в первом отделении заработал яростно и ожесточенно. Бойцы окопались и поддержали его дружным огнем из винтовок и ручных пулеметов. Стреляли прицельно, по-хозяйски экономя боеприпасы. Фронт взвода сразу расширился, стал сильнее, а густеющий сумрак еще больше укреплял уверенность в благополучном исходе боя.
Все больше крепла эта уверенность и у Сокольного. Он был на правом фланге, определял место для запасного пулеметного гнезда, когда туда пришла Мария.
– Ваше задание выполнила, – устало доложила она, неумело и смешно приставив к уху забинтованную руку.
– Вы ранены? – спросил Андрей.
– Нет, – ответила санинструктор, – на острый камень напоролась.
– Что касается задания, – сдерживая невольную дрожь в голосе, продолжал Андрей, – так вы его даже перевыполнили. Сделали то, чего я не приказывал. Между прочим, такое перевыполнение не всегда рекомендуется.
– Иначе я не могла, – тихо и просто сказала Мария.
– Что в отделении? Кто из бойцов первым бросился к пулемету?
– Александров.
Андрей побелел.
– Что с ним?
– Убит, – Мария поникла. – Рана очень тяжелая, сквозная, в грудь.
– Убит?.. – Андрей растерянно, словно бы с недоверием, смотрел на девушку. Смотрел долго, молча. Ему не верилось, страшно было поверить, что вражеская пуля оборвала жизнь человека, который успел стать таким близким. Неужели не будет больше во взводе этого спокойного, рассудительного и бесстрашного бойца? Казалось, взвод опустеет без него, а сам Андрей неизбежно утратит уверенность в своих силах и поступках. Александров погиб в ту минуту, когда, возможно, проявил самую высшую силу духа и самопожертвования, поднялся на такую ступень отваги, на которую не каждый способен подняться!
Мария как будто почувствовала состояние Сокольного, прочла его мысли.
– Если придется умирать, – тихо, почти торжественно сказала она, – надо умереть, как этот боец. Я и раньше так думала.
Андрей повернул к ней задумчивое, все еще бледное лицо, но молчал, как бы решая что-то важное и неотложное для себя.
– Там еще один пулеметчик ранен, – продолжала девушка. – Дважды. Второй раз, когда помогал мне. А остальные все в строю. Их спасло то, что под обстрелом притворились мертвыми. Но стоило ударить нашим орудиям, как Адамчук подал команду. И тогда Александров…
Совсем рядом разорвалась мина, с восточного края оврага посыпалась земля, и вместе с ней сверху кубарем скатился человек. Сокольный оглянулся. Перед ним, старательно счищая с карабина землю, стоял на коленях Зайцев. Он был без пилотки, на темени белели две плешинки, одна большая, другая поменьше, пряжка ремня блестела на боку. Увидев Андрея, боец весело заморгал песочными от солнца ресницами, поправил ремень, вытащил из кармана и надел на голову пилотку.
– С корабля на бал! – бодро сказал он. – Как раз к вам попал. Задание выполнил, товарищ старший сержант!
– Спасибо! – от души поблагодарил Андрей и протянул ему раненую правую руку. Мария сверкнула глазами, однако сдержалась, ничего не сказала.
– Командир роты приказал, – продолжал Зайцев, – держаться до темноты, а потом сняться с этой обороны и ожидать приказа на прежнем месте.
– Ясно! – Сокольный с повеселевшим лицом повернулся к санинструктору. – Навестите раненых!
– Есть!
Мария ушла, но вскоре вернулась и сурово спросила:
– Вы приказали раненым занять боевые позиции?
– А что?
– Как представитель медицины я отменяю ваш приказ!
Андрей пожал здоровым плечом.
– Но такого приказа не было.
– Однако ж и запрещения не было, – мягче сказала девушка. – А я запрещаю.
– Думаете, послушаются?
– Обязательно.
– Ну что ж, приказывайте! – и Андрей широко улыбнулся.
Медленно, будто с оглядкой, густели сумерки. Редким синеватым туманом постепенно заволакивались заметно искривленная нашими снарядами ветряная мельница и силосная башня. Пулеметчики все еще вели по ним огонь, хотя рассчитывать на точность его было уже трудно. Крайние хаты деревни стали словно бы отдаляться, расплывались вдали. Дым от разрывов снарядов стлался возле них по земле и, сливаясь с туманом, был почти незаметен. Почернела пашня, на которой недавно лежали бойцы первого отделения. На обрывистом краю оврага, изборожденном щелями для стрельбы, покрылась росой густая, не тронутая скотом трава. Лежа на краю окопа, Андрей повел по ней рукою и ощутил на ладони свежий, влажноватый холодок. От этого ощущения страшно захотелось пить. Видно, жажда давно уже мучила его, но все время заглушалась другими заботами, другими, самыми неотложными делами. А теперь во рту стало сухо от неприятной горечи порохового дыма, смешанного с пылью.
Приползли по рву бойцы первого отделения. Адамчук, да и все, кто не первый день участвует в боях, знали, что ночью немцы не сунутся в атаку. Во взводе стало веселее: слышался сдержанный, но бодрый разговор, обмен шутливыми приветствиями, репликами.
Что значит самая маленькая победа в бою!
Еще не разбит враг, – ничего, все равно он не прошел дальше. Притих, затаился. И поэтому маленькая победа кажется большой и значительной. Рождается уверенность, что живет она не только тут, в своем подразделении, среди небольшой группы людей, а будет и дальше жить на всей советской земле, в каждом подразделении, в каждой части великого советского фронта! Конечно, впереди горячие, трудные бои, и завоеванная взводом передышка может оказаться очень короткой, и все же от этого радость не становится меньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
– Не прекращайте огня! – обернулся Андрей. – Что там с пулеметом?
– Ленты меняют, товарищ старший сержант!
Наши артиллеристы били метко и часто, снижая активность врага. Это вселяло какую-то надежду на спасение тех двух бойцов, – нет, пожалуй, не двух, а одного, второму едва ли уже нужна помощь.
Сокольный вдруг выругался сквозь зубы: еще один пополз! Куда смотрит Адамчук, почему разрешает людям идти на такой риск? Или это сам Адамчук и пополз к санинструктору?
…Приблизившись к неподвижному пулеметчику, Мария попыталась тащить его в ров, но у девушки не было для этого ни сил, ни опыта. У подоспевшего бойца тоже не клеилось: протащил немного и остановился, выпустил раненого. В ту же минуту Мария обхватила пулеметчика за плечи, приподняла и, пригнувшись к самой земле, бросилась в ров. Боец, помогавший ей, с видимым усилием медленно-медленно пополз следом. Как-то болезненно, неуверенно, но пополз.
У Андрея отлегло от сердца. Вскоре пулемет в первом отделении заработал яростно и ожесточенно. Бойцы окопались и поддержали его дружным огнем из винтовок и ручных пулеметов. Стреляли прицельно, по-хозяйски экономя боеприпасы. Фронт взвода сразу расширился, стал сильнее, а густеющий сумрак еще больше укреплял уверенность в благополучном исходе боя.
Все больше крепла эта уверенность и у Сокольного. Он был на правом фланге, определял место для запасного пулеметного гнезда, когда туда пришла Мария.
– Ваше задание выполнила, – устало доложила она, неумело и смешно приставив к уху забинтованную руку.
– Вы ранены? – спросил Андрей.
– Нет, – ответила санинструктор, – на острый камень напоролась.
– Что касается задания, – сдерживая невольную дрожь в голосе, продолжал Андрей, – так вы его даже перевыполнили. Сделали то, чего я не приказывал. Между прочим, такое перевыполнение не всегда рекомендуется.
– Иначе я не могла, – тихо и просто сказала Мария.
– Что в отделении? Кто из бойцов первым бросился к пулемету?
– Александров.
Андрей побелел.
– Что с ним?
– Убит, – Мария поникла. – Рана очень тяжелая, сквозная, в грудь.
– Убит?.. – Андрей растерянно, словно бы с недоверием, смотрел на девушку. Смотрел долго, молча. Ему не верилось, страшно было поверить, что вражеская пуля оборвала жизнь человека, который успел стать таким близким. Неужели не будет больше во взводе этого спокойного, рассудительного и бесстрашного бойца? Казалось, взвод опустеет без него, а сам Андрей неизбежно утратит уверенность в своих силах и поступках. Александров погиб в ту минуту, когда, возможно, проявил самую высшую силу духа и самопожертвования, поднялся на такую ступень отваги, на которую не каждый способен подняться!
Мария как будто почувствовала состояние Сокольного, прочла его мысли.
– Если придется умирать, – тихо, почти торжественно сказала она, – надо умереть, как этот боец. Я и раньше так думала.
Андрей повернул к ней задумчивое, все еще бледное лицо, но молчал, как бы решая что-то важное и неотложное для себя.
– Там еще один пулеметчик ранен, – продолжала девушка. – Дважды. Второй раз, когда помогал мне. А остальные все в строю. Их спасло то, что под обстрелом притворились мертвыми. Но стоило ударить нашим орудиям, как Адамчук подал команду. И тогда Александров…
Совсем рядом разорвалась мина, с восточного края оврага посыпалась земля, и вместе с ней сверху кубарем скатился человек. Сокольный оглянулся. Перед ним, старательно счищая с карабина землю, стоял на коленях Зайцев. Он был без пилотки, на темени белели две плешинки, одна большая, другая поменьше, пряжка ремня блестела на боку. Увидев Андрея, боец весело заморгал песочными от солнца ресницами, поправил ремень, вытащил из кармана и надел на голову пилотку.
– С корабля на бал! – бодро сказал он. – Как раз к вам попал. Задание выполнил, товарищ старший сержант!
– Спасибо! – от души поблагодарил Андрей и протянул ему раненую правую руку. Мария сверкнула глазами, однако сдержалась, ничего не сказала.
– Командир роты приказал, – продолжал Зайцев, – держаться до темноты, а потом сняться с этой обороны и ожидать приказа на прежнем месте.
– Ясно! – Сокольный с повеселевшим лицом повернулся к санинструктору. – Навестите раненых!
– Есть!
Мария ушла, но вскоре вернулась и сурово спросила:
– Вы приказали раненым занять боевые позиции?
– А что?
– Как представитель медицины я отменяю ваш приказ!
Андрей пожал здоровым плечом.
– Но такого приказа не было.
– Однако ж и запрещения не было, – мягче сказала девушка. – А я запрещаю.
– Думаете, послушаются?
– Обязательно.
– Ну что ж, приказывайте! – и Андрей широко улыбнулся.
Медленно, будто с оглядкой, густели сумерки. Редким синеватым туманом постепенно заволакивались заметно искривленная нашими снарядами ветряная мельница и силосная башня. Пулеметчики все еще вели по ним огонь, хотя рассчитывать на точность его было уже трудно. Крайние хаты деревни стали словно бы отдаляться, расплывались вдали. Дым от разрывов снарядов стлался возле них по земле и, сливаясь с туманом, был почти незаметен. Почернела пашня, на которой недавно лежали бойцы первого отделения. На обрывистом краю оврага, изборожденном щелями для стрельбы, покрылась росой густая, не тронутая скотом трава. Лежа на краю окопа, Андрей повел по ней рукою и ощутил на ладони свежий, влажноватый холодок. От этого ощущения страшно захотелось пить. Видно, жажда давно уже мучила его, но все время заглушалась другими заботами, другими, самыми неотложными делами. А теперь во рту стало сухо от неприятной горечи порохового дыма, смешанного с пылью.
Приползли по рву бойцы первого отделения. Адамчук, да и все, кто не первый день участвует в боях, знали, что ночью немцы не сунутся в атаку. Во взводе стало веселее: слышался сдержанный, но бодрый разговор, обмен шутливыми приветствиями, репликами.
Что значит самая маленькая победа в бою!
Еще не разбит враг, – ничего, все равно он не прошел дальше. Притих, затаился. И поэтому маленькая победа кажется большой и значительной. Рождается уверенность, что живет она не только тут, в своем подразделении, среди небольшой группы людей, а будет и дальше жить на всей советской земле, в каждом подразделении, в каждой части великого советского фронта! Конечно, впереди горячие, трудные бои, и завоеванная взводом передышка может оказаться очень короткой, и все же от этого радость не становится меньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102