Он все усиливался, быстро приближаясь, и пораженные, испуганные люди невольно втянули головы в плечи, все ниже пригибаясь к земле.
— Это «черный дромадер»! — крикнул кто-то.
* * *
Но это была не камнеметная машина «черный дромадер», два века назад пытавшаяся сокрушить эти стены. Чугунное крутящееся ядро ударило в самый верх крепостной башни, отбив один из зубцов, и комья сухой глины посыпались вниз на толпу. Другое ядро перелетело стену и попало в середину площади, убив привязанного к колышку коня.
— Джунгары… Все на стены!
Это загремел голос подоспевшего Елчибек-батыра. Но люди и без того уже бежали каждый к своему месту на стене. На угловой башне выделялась могучая фигура кузнеца Науана — внука и правнука людей, из века в век защищавших Сауран от незваных пришельцев.
— О наш жырау, поберегите себя! — крикнул он, увидя, что Бухар-жырау вместе со всеми полез на стену.
Но вещий певец был уже наверху. Приложив ладонь к глазам, он жадно вглядывался в даль, туда, где за холмами разворачивалась страшная джунгарская конница. Двадцать поставленных джунгарам китайскими правителями пушек вели огонь по крепости, стремясь запугать ее защитников. Командовал джунгарскими пушками плененный некогда в стычке джунгар с русским отрядом унтер-офицер из шведов Ренат. А пять тысяч всадников на низкорослых монгольских лошадях под прикрытием пушечных залпов лавой мчались к стенам крепости. Но здесь уже все было готово к отпору, и, когда подскакали они, их встретили мушкетные выстрелы и град стрел. Горячее масло лили на них сверху, скатывали им на головы тяжелые камни. И все же сотни полторы джунгар из первой линии прорвались на стену. С двух сторон полезли они на башню, стремясь захватить ее. Если бы им удалось укрепиться в ней, судьба Саурана была бы решена. Но там встретил их отряд горожан во главе с кузнецом Науаном. И, словно наткнувшись на железную стену, посыпались в ров враги, изрубленные топорами и старыми дедовскими мечами-алдаспанами. Не жалея себя, схватывались с джунгарами защитники башни и падали вместе, разбиваясь о каменные выступы. С тыла врагов атаковали те из горожан, кто остался в живых на стенах, и опасность была ликвидирована…
Все так же несокрушимо стоял на верху башни Науан-батыр, но когда Бухар-жырау добрался до него, то увидел, что лицо у кузнеца совсем белое. Кровью было залито все вокруг, а в груди Науана торчал обломок тяжелой джунгарской пики. Непонятно было, как еще стоит он на ногах. Глаза кузнеца смотрели на жырау.
— О мой Науан!..
Бухар-жырау подхватил на руки Науан-батыра, бережно опустил его на камни. Он захотел вытащить вражеское копье из груди, но кузнец отрицательно покачал головой. Губы умирающего что-то шептали. Бухар-жырау наклонился к его лицу.
— Мой жырау… Вы… вы так и не закончили рассказ о моих предках… О Кияке…
Руки батыра начали холодеть, и Бухар-жырау сложил их у него на груди.
А джунгарская конница уже отхлынула от стен славного города. Это был один из отрядов, попытавшихся с ходу овладеть Саураном. Первый штурм был самым сильным. Еще несколько раз бросались джунгары на приступ, но их уверенно отбивали. Увидя, что Сауран им не взять, они сняли осаду…
* * *
И зима, как всегда во время войны, была в том году неслыханно лютой. Уже в октябре затянуло льдом все степные реки и озера. Из-за своей мелководности многие из них промерзли до дна. Всю зиму бушевал, не переставая ни на день, свирепый буран. В редкие промежутки, когда устанавливалась тишина на земле, небо стояло красным от жгучего мороза. Плевок всадника превращался в камень, не долетая до земли. Даже волки коченели в степи в эту зиму. Что уж тут было говорить о людях и овцах. Неимоверно трудно приходилось кочевникам-казахам. Но не легче было и чужеземцам-джунгарам. Словно в наказание, погиб весь награбленный в казахских и киргизских аулах скот. Джут напал на не привыкших к местным невзгодам джунгарских лошадей.
Еще страшнее оказалась весна. Джут перебросился в степь, и смерть косила людей и скот от Каспия до Алтая. Уцелевшие аулы откочевывали к северу, где можно было что-нибудь выменять в приграничных российских городах и как-то перебиться. В сказаниях остались эти годы как «времена великого бедствия».
Лишь на третий год опомнились казахские кочевья от страшной беды. Отдельные отряды батыров начали одерживать первые победы над нойонами Сыбан Раптана. Самую первую победу над врагом одержал Тайлак-батыр из Младшего жуза со своим племянником Санырак-батыром из Большого жуза. Битва произошла в междуречье Буланты и Буленты, впадающих в реку Сарысу, а место это до сих пор называется Калмак кырлган — «Место смерти джунгар».
Тогда же вся степь заговорила и о восемнадцатилетнем вожде, который не переставая тревожил джунгар, неожиданно нападая на их отряды и уничтожая их полностью, до последнего человека. Пощады он не ведал. С безудержной отвагой бросался он в бой, и клич его был «Аблай!». Джунгары уже стали бояться этого имени, а при встрече с ним хан Абулхаир узнал в нем того самого подростка-пастуха, которого встретил как-то, заблудившись в тугаях Сейхундарьи с Бухаром-жырау. Из знатного рода оказался этот юноша, и все говорило за то, что у Абулхаира на пути к власти над всей степью появился еще соперник…
Вскоре произошла знаменитая битва при озере Алакуль, на юго-востоке от Балхаша, на Анракайских сопках, в которой объединенное казахское войско всех трех жузов во главе с ханом Абулхаиром разгромило уже крупные силы самого джунгарского контайчи, и джунгарские всадники вынуждены были бежать вниз по реке Или к своим стойбищам. Это могло стать началом конца джунгарского нашествия на страну казахов. И как всегда, помешало этому межродовая рознь. Она всегда начиналась среди племен, едва улучшалось общее положение…
Умер хан Булат. По всему было ясно, что во главе всех казахов должен стать хан Абулхаир. Его победы над джунгарами, боевой опыт и авторитет среди воинов были неоспоримы. Но по оставленному чингизидами завещанию не имел права стать великим ханом отпрыск младшей ветви. На белой кошме был поднят старший сын хана Булата — Абильмамбет. Обидевшийся Абулхаир увел свое войско к берегам Иргиза — на земли Младшего жуза. Ушел с большинством своего ополчения и хан Самеке, тоже рассчитывавший на великий ханский престол. Снова осталась беззащитной казахская земля…
И только отдельные батыры со своими отрядами создавали какой-то заслон откормившемуся и готовому к новым захватам войску кровавого контайчи Сыбан Раптана. Среди этих батыров был и славный Кабанбай с двумя сотнями джигитов. Зимовал он в Казалинске, при бывшей ставке Абулхаир-хана, а летом нападал на джунгарские разъезды, доходя порой до самого Туркестана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Это «черный дромадер»! — крикнул кто-то.
* * *
Но это была не камнеметная машина «черный дромадер», два века назад пытавшаяся сокрушить эти стены. Чугунное крутящееся ядро ударило в самый верх крепостной башни, отбив один из зубцов, и комья сухой глины посыпались вниз на толпу. Другое ядро перелетело стену и попало в середину площади, убив привязанного к колышку коня.
— Джунгары… Все на стены!
Это загремел голос подоспевшего Елчибек-батыра. Но люди и без того уже бежали каждый к своему месту на стене. На угловой башне выделялась могучая фигура кузнеца Науана — внука и правнука людей, из века в век защищавших Сауран от незваных пришельцев.
— О наш жырау, поберегите себя! — крикнул он, увидя, что Бухар-жырау вместе со всеми полез на стену.
Но вещий певец был уже наверху. Приложив ладонь к глазам, он жадно вглядывался в даль, туда, где за холмами разворачивалась страшная джунгарская конница. Двадцать поставленных джунгарам китайскими правителями пушек вели огонь по крепости, стремясь запугать ее защитников. Командовал джунгарскими пушками плененный некогда в стычке джунгар с русским отрядом унтер-офицер из шведов Ренат. А пять тысяч всадников на низкорослых монгольских лошадях под прикрытием пушечных залпов лавой мчались к стенам крепости. Но здесь уже все было готово к отпору, и, когда подскакали они, их встретили мушкетные выстрелы и град стрел. Горячее масло лили на них сверху, скатывали им на головы тяжелые камни. И все же сотни полторы джунгар из первой линии прорвались на стену. С двух сторон полезли они на башню, стремясь захватить ее. Если бы им удалось укрепиться в ней, судьба Саурана была бы решена. Но там встретил их отряд горожан во главе с кузнецом Науаном. И, словно наткнувшись на железную стену, посыпались в ров враги, изрубленные топорами и старыми дедовскими мечами-алдаспанами. Не жалея себя, схватывались с джунгарами защитники башни и падали вместе, разбиваясь о каменные выступы. С тыла врагов атаковали те из горожан, кто остался в живых на стенах, и опасность была ликвидирована…
Все так же несокрушимо стоял на верху башни Науан-батыр, но когда Бухар-жырау добрался до него, то увидел, что лицо у кузнеца совсем белое. Кровью было залито все вокруг, а в груди Науана торчал обломок тяжелой джунгарской пики. Непонятно было, как еще стоит он на ногах. Глаза кузнеца смотрели на жырау.
— О мой Науан!..
Бухар-жырау подхватил на руки Науан-батыра, бережно опустил его на камни. Он захотел вытащить вражеское копье из груди, но кузнец отрицательно покачал головой. Губы умирающего что-то шептали. Бухар-жырау наклонился к его лицу.
— Мой жырау… Вы… вы так и не закончили рассказ о моих предках… О Кияке…
Руки батыра начали холодеть, и Бухар-жырау сложил их у него на груди.
А джунгарская конница уже отхлынула от стен славного города. Это был один из отрядов, попытавшихся с ходу овладеть Саураном. Первый штурм был самым сильным. Еще несколько раз бросались джунгары на приступ, но их уверенно отбивали. Увидя, что Сауран им не взять, они сняли осаду…
* * *
И зима, как всегда во время войны, была в том году неслыханно лютой. Уже в октябре затянуло льдом все степные реки и озера. Из-за своей мелководности многие из них промерзли до дна. Всю зиму бушевал, не переставая ни на день, свирепый буран. В редкие промежутки, когда устанавливалась тишина на земле, небо стояло красным от жгучего мороза. Плевок всадника превращался в камень, не долетая до земли. Даже волки коченели в степи в эту зиму. Что уж тут было говорить о людях и овцах. Неимоверно трудно приходилось кочевникам-казахам. Но не легче было и чужеземцам-джунгарам. Словно в наказание, погиб весь награбленный в казахских и киргизских аулах скот. Джут напал на не привыкших к местным невзгодам джунгарских лошадей.
Еще страшнее оказалась весна. Джут перебросился в степь, и смерть косила людей и скот от Каспия до Алтая. Уцелевшие аулы откочевывали к северу, где можно было что-нибудь выменять в приграничных российских городах и как-то перебиться. В сказаниях остались эти годы как «времена великого бедствия».
Лишь на третий год опомнились казахские кочевья от страшной беды. Отдельные отряды батыров начали одерживать первые победы над нойонами Сыбан Раптана. Самую первую победу над врагом одержал Тайлак-батыр из Младшего жуза со своим племянником Санырак-батыром из Большого жуза. Битва произошла в междуречье Буланты и Буленты, впадающих в реку Сарысу, а место это до сих пор называется Калмак кырлган — «Место смерти джунгар».
Тогда же вся степь заговорила и о восемнадцатилетнем вожде, который не переставая тревожил джунгар, неожиданно нападая на их отряды и уничтожая их полностью, до последнего человека. Пощады он не ведал. С безудержной отвагой бросался он в бой, и клич его был «Аблай!». Джунгары уже стали бояться этого имени, а при встрече с ним хан Абулхаир узнал в нем того самого подростка-пастуха, которого встретил как-то, заблудившись в тугаях Сейхундарьи с Бухаром-жырау. Из знатного рода оказался этот юноша, и все говорило за то, что у Абулхаира на пути к власти над всей степью появился еще соперник…
Вскоре произошла знаменитая битва при озере Алакуль, на юго-востоке от Балхаша, на Анракайских сопках, в которой объединенное казахское войско всех трех жузов во главе с ханом Абулхаиром разгромило уже крупные силы самого джунгарского контайчи, и джунгарские всадники вынуждены были бежать вниз по реке Или к своим стойбищам. Это могло стать началом конца джунгарского нашествия на страну казахов. И как всегда, помешало этому межродовая рознь. Она всегда начиналась среди племен, едва улучшалось общее положение…
Умер хан Булат. По всему было ясно, что во главе всех казахов должен стать хан Абулхаир. Его победы над джунгарами, боевой опыт и авторитет среди воинов были неоспоримы. Но по оставленному чингизидами завещанию не имел права стать великим ханом отпрыск младшей ветви. На белой кошме был поднят старший сын хана Булата — Абильмамбет. Обидевшийся Абулхаир увел свое войско к берегам Иргиза — на земли Младшего жуза. Ушел с большинством своего ополчения и хан Самеке, тоже рассчитывавший на великий ханский престол. Снова осталась беззащитной казахская земля…
И только отдельные батыры со своими отрядами создавали какой-то заслон откормившемуся и готовому к новым захватам войску кровавого контайчи Сыбан Раптана. Среди этих батыров был и славный Кабанбай с двумя сотнями джигитов. Зимовал он в Казалинске, при бывшей ставке Абулхаир-хана, а летом нападал на джунгарские разъезды, доходя порой до самого Туркестана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88