— Да никакого. Работодатель, и все тут.
Подумав, Оса спросила:
— Вы ведь шесть лет у него работали, верно? Хелльстрём кивнул.
— Около того. С тех пор, как они построили тут дачу.
— За это время, наверно, немало с ним переговорили. Хотя бы в машине.
Хелльстрём отрицательно покачал головой.
— В машине мы никогда не разговаривали. А так-то речь шла все больше о саде.
— Вы знали, какие фильмы снимал директор Петрус?
— Я не видел его фильмов. В кино почти не хожу.
— Вы знали, что ваша дочь снималась в одной из его картин?
Он снова покачал головой.
— Нет.
Оса внимательно смотрела на него, но он отвел глаза. Потом спросил:
— В массовке, что ли?
— Она снималась в порнографическом фильме. Он быстро глянул на нее:
— Нет, я этого не знал.
Она продолжала смотреть на него. Подождав, сказала:
— Вы, должно быть, сильно привязаны к дочери. Сильнее, чем большинство отцов. И она к вам. Ведь у вас и у нее больше никого не было.
Хелльстрём кивнул.
— Да, только мы двое. Во всяком случае, пока она была маленькая, я жил только ею.
Он выпрямился, закурил новую сигарету.
— Но теперь она взрослая, сама себе хозяйка. Я больше не собираюсь вмешиваться в ее жизнь.
— Что вы делали в то утро, когда был убит директор Петрус?
— Работал здесь, надо полагать.
— Вы ведь знаете, о каком дне идет речь, это было в четверг шестого июня.
— Я редко отсюда отлучаюсь, и мой рабочий день начинается рано. Должно быть, и тот четверг ничем не отличался от других дней.
— Кто-нибудь может подтвердить, что вы были здесь? Скажем, кто-нибудь из ваших работодателей?
— Не знаю. У меня ведь такая работа, самостоятельная. Делай, что положено, а когда делаешь, роли не играет. Но обычно я приступаю около восьми. — Помолчав, он добавил: — Я его не убивал. У меня не было для этого никаких причин.
— Возможно, — вступил Мартин Бек. — И все-таки было бы неплохо, если бы кто-нибудь мог подтвердить, что вы находились здесь утром шестого июня.
— Не знаю, кто бы мог это сделать. Я живу один. Когда не занят в саду, вожусь в сарае. Всегда какое-нибудь дело находится.
— Пожалуй, придется нам все-таки поговорить с вашими работодателями и другими людьми, которые могли вас видеть, — сказал Мартин Бек. — На всякий случай.
Хелльстрём пожал плечами.
— Это когда же было. Я и сам не помню, чем занимался в то утро.
— Да, не так-то легко вспомнить, — поддакнул Мартин Бек.
— А что произошло в Копенгагене, когда вы встретили дочь? — спросила Оса.
— Ничего особенного. Она жила в маленькой квартирке, где принимала своих клиентов. Так прямо и сказала. Болтала что-то о предстоящих съемках в кино, дескать, нынешнее занятие только временное, и оно ее вполне устраивает, потому что она хорошо зарабатывает. Но все равно, как только начнет сниматься, оставит проституцию. Обещала писать, но я до сих пор не получил ни строчки. Вот и все. Выпроводила меня через час и сказала, что не поедет домой. Дескать, и мне незачем больше приезжать. А я и не собираюсь. Я ее совсем вычеркнул. Махнул рукой.
— Давно она ушла из дому?
— Да сразу, как только школу кончила. Жила у подруг в городе. Иногда наведывалась сюда. Довольно редко. Потом и вовсе пропала, и наконец я выяснил, что она в Копенгагене.
— Вы знали о ее отношениях с директором Петрусом?
— Отношениях? Какие у них могли быть отношения. Может, она и снималась у него, а так-то она для него была всего лишь дочерью садовника. И для всего их семейства. Оттого небось и не захотела жить в этом поселке снобов, где неимущих ни во что не ставят.
— Вы не знаете, дома сейчас кто-нибудь из ваших хозяев? — спросил Мартин Бек. — Я бы сходил, спросил, видели вас в то утро или нет.
— Не знаю. А вы проверьте. Да только вряд ли они следят, чем я занимаюсь.
Мартин Бек подмигнул Осе и встал. Оса налила еще чаю себе и Хелльстрёму и откинулась поудобнее на диване.
Хозяйка оказалась дома и на вопрос Мартина Бека в самом деле ответила, что ей не приходило в голову следить за садовником, лишь бы он делал все, что положено. К тому же он работает и на других участках, уходит и приходит, когда ему надо.
Мартин Бек направился обратно к дому Хелльстрёма. Он знал, что Оса умеет заставить людей говорить. Пожалуй, без него беседа даже лучше получится.
Он заглянул в гараж.
Там было пусто, если не считать запасные покрышки, свернутый шланг и двадцатипятилитровую канистру.
Дверь в сарай была приоткрыта, и он вошел туда.
Рейка, которую обстругивал Хелльстрём, была зажата в тисках верстака. У одной стены стоял различный садовый инвентарь; над верстаком висел плотничий и слесарный инструмент. Около самой двери притулилась газонокосилка, дальше к стене были прислонены свежеокрашенные оранжерейные рамы.
Стоя у верстака, Мартин Бек провел пальцем по гладкой поверхности сосновой рейки; вдруг глаза его остановились на каком-то предмете в углу, наполовину прикрытом кипой черных хлорвиниловых мешков.
Он прошел в угол и вытащил из-за мешков квадратную железную решетку. Она состояла из прочной рамы с впаянными в нее четырьмя восьмиугольными прутьями. Широкий просвет в середине и следы пайки на раме говорили о том, что первоначально прутьев было пять.
Он взял решетку и вернулся в дом Хелльстрёма.
Оса сидела с кружкой в руке и о чем-то говорила, когда он вошел в комнату. Увидев, что он принес, она замолкла.
Хелльстрём обернулся, посмотрел сперва на Мартина Бека, потом на решетку.
— Я нашел эту штуку в вашем сарае, — сказал Мартин Бек.
— Решетка из старого дома, который снесли, когда Петрус задумал строить свою виллу, — сообщил Хелльстрём. — Ею было забрано подвальное окошко. Я подумал, что она может пригодиться для чего-нибудь, так с тех пор и стоит.
— И она пригодилась вам, если не ошибаюсь. Хелльстрём ничего не ответил. Повернулся к столу и тщательно затушил сигарету.
— Одного прута не хватает, — сказал Мартин Бек.
— Его там с самого начала не было, — отозвался Хелльстрём.
Оса поднялась.
— Сомневаюсь, — произнес Мартин Бек. — Придется вам поехать с нами, попробуем разобраться.
Хелльстрём продолжал сидеть. Потом встал, прошел в прихожую и надел куртку.
Он первым вышел за ворота и спокойно ждал около машины, пока Мартин Бек укладывал решетку в багажник.
Оса заняла место за рулем, Хелльстрём и Мартин Бек сели сзади.
Всю дорогу до полицейского управления они молчали.
X
Прошло почти три часа, прежде чем Стюре Хелльстрём признал себя виновным в убийстве Вальтера Петруса.
Куда меньше времени понадобилось, чтобы установить, что железный прут, послуживший орудием убийства, представлял собой недостающее звено в решетке, которую Мартин Бек нашел в сарае садовника.
Хелльстрём на это заявил, что прут уже отсутствовал, когда он шесть лет назад прибрал решетку, и мог попасть в любые руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96