Девушка вела себя наивно, но это, как известно, не является преступлением.
Рокотун проковылял к своему столику, полистал бумаги и, стоя спиной к судье и присяжным, заключил:
— Я требую, чтобы Ребекка Линд была оправдана и обвинение отвергнуто. О каких-либо альтернативных предложениях не может быть речи, поскольку всякому разумному человеку должно быть ясно, что она ни в чем не виновна и, следовательно, ни о каком наказании говорить не приходится.
Суд совещался недолго, меньше получаса. Затем было зачитано постановление.
Ребекка Линд была оправдана, с освобождением из-под стражи в зале суда. Однако обвинение не было отвергнуто. Пятеро присяжных голосовали за оправдание, двое — против. Судья требовал осуждения обвиняемой.
В коридоре Бульдозер Ульссон подошел к Мартину Беку:
— Вот видишь. Зря ты растерялся, выиграл бы бутылку виски.
— Думаешь обжаловать приговор?
— Нет. Неужели у меня не найдется других дел, кроме как сидеть целый день в апелляционном суде и препираться с Рокотуном? Да еще по такому поводу?
И он заспешил к выходу.
Подошел Рокотун. Его хромота еще больше усилилась.
— Спасибо, что поддержал, — сказал он. — Не каждый на это способен.
— Мне показалось, что я уловил суть твоих мыслей.
— В том-то и вся беда, — отозвался Рокотун, — многие улавливают суть, да мало кто готов за нее постоять.
Рокотун задумчиво поглядел на Рею, откусывая кончик сигары.
— В перерыве у меня состоялась интересная и полезная беседа с этой девушкой, женщиной, дамой.
— Ее фамилия Нильсен, — сообщил Мартин Бек. — Рея Нильсен.
— Благодарю, — тепло произнес Роксен. — Иногда мне сдается, что я проигрываю некоторые дела из-за фамилий. Как бы то ни было, госпоже Нильссон следовало бы пойти в юристы. В десять минут она проанализировала все дело и сделала резюме, на которое прокурору понадобилось бы несколько месяцев, будь он вообще на это способен.
— Гм-м, — произнес Мартин Бек. — Обжалуй он приговор, в апелляционном суде вряд ли проиграл бы.
— Что ж, — ответил Рокотун, — надо учитывать психологию противника. Он не станет обжаловать приговор после проигрыша в первой инстанции.
— Почему это? — спросила Рея.
— Ему важнее, чтобы о нем думали как о человеке, который настолько занят, что у него ни на что не хватает времени. Будь все прокуроры такими, как Бульдозер, скоро половина населения страны очутилась бы в тюрьме.
Рея сделала гримасу.
— В общем, спасибо, — заключил Рокотун и заковылял восвояси.
В подъезде он остановился и закурил свою сигару. И так как он одновременно рыгнул, то покинул дворец правосудия окутанный огромным облаком дыма.
Мартин Бек проводил адвоката задумчивым взглядом. Потом спросил:
— Куда пойдешь?
— Домой.
— К себе или ко мне?
— К тебе. Давно уже не была у тебя.
В данном случае это «давно» измерялось четырьмя днями.
IV
Мартин Бек жил в Старом городе на улице Чёпмангатан, в самом центре Стокгольма. Дом был вполне приличный, даже с лифтом; любой, кроме закоренелых снобов, владеющих виллами, парками и плавательными бассейнами в аристократических пригородах — Сальтшёбаден, Юрсхольм, — сказал бы, что у него не квартира, а мечта. Ему и впрямь здорово повезло, и самое поразительное, что он получил эту квартиру без жульничества, взяток и закулисных махинаций, с помощью которых работники полицейского ведомства обычно добивались всяких благ. После чего он даже собрался с духом и разорвал длившийся восемнадцать лет весьма неудачный брак.
Потом ему опять не повезло, один психопат прострелил ему грудь, он год пролежал в больнице, и когда выписался, то чувствовал себя не в своей тарелке. Служба ему осточертела, и он с ужасом думал о перспективе провести оставшиеся до пенсии годы в кресле члена коллегии, в кабинете с ворсистым ковром на полу и картинами признанных живописцев на стенах.
Правда, теперь этот риск свелся к минимуму: боссы в ЦПУ пришли к выводу, что с этим сумасшедшим — ну, почти сумасшедшим — невозможно сотрудничать.
И Мартин Бек по-прежнему занимал пост руководителя группы расследования убийств, на котором ему явно суждено было оставаться, пока сие престарелое, но весьма эффективное учреждение не ликвидируют.
Поговаривали даже, что у группы чересчур высок процент расследованных дел. И, дескать, это потому, что в группе сосредоточены сильные кадры, а работы сравнительно мало, сотрудники могут позволить себе долго копаться.
Сверх того, как уже говорилось, кое-кто из высоких начальников лично недолюбливал Мартина Бека. Один из них даже намекал, будто Мартин Бек не совсем честными способами вынудил Леннарта Колльберга, одного из лучших следователей страны, покинуть уголовный розыск и стать смотрителем зала ручного огнестрельного оружия в Музее вооруженных сил, так что все бремя содержания семейства легло на плечи его несчастной супруги.
Мартин Бек редко приходил в ярость, но когда до него дошла эта сплетня, он еле удержался от того, чтобы пойти и дать автору по морде.
На самом деле все только выиграли от ухода Колльберга. Он сам, поскольку избавился от опостылевшей ему работы и мог больше времени проводить с семьей. Жена и дети, которые скучали без него. Бенни Скакке, который занял место Колльберга и получил возможность копить новые заслуги на пути к своей желанной цели — стать полицеймейстером. И, наконец, выиграли те деятели из ЦПУ, которые, признавая заслуги Колльберга как следователя, тем не менее не уставали жаловаться, что «с ним трудно иметь дело» и «он любитель создавать осложнения».
Если уж на то пошло, только один человек сожалел, что группа расследования убийств, влачившая относительно мирное существование в доме на Вестберга-алле, лишилась Колльберга. И этим человеком был Мартин Бек.
Когда он два с лишним года назад вышел из больницы, его ожидали также проблемы более личного характера. Он почувствовал себя, как никогда ранее, одиноким и неприкаянным. Дело, которое ему поручили для терапии, было уникальным, оно казалось прямо-таки заимствованным из арсенала детективных романов. Это и было то самое дело о запертой комнате. Расследование подвигалось со скрипом, и разгадка не принесла ему удовлетворения. Много раз у Мартина Бека возникало ощущение, будто он сам, а не труп какого-то ничем не примечательного и никому не нужного старика, очутился в запертой комнате.
И вдруг ему опять повезло. Нет, не с расследованием, хотя он нашел убийцу; при последующем судебном разбирательстве Бульдозер Ульссон предпочел повернуть дело так, что обвиняемого осудили за убийство в связи с ограблением банка, к которому он был совсем непричастен. Кстати, именно об этом случае Рокотун вспомнил в этот день в суде. С той поры Мартин Бек испытывал неприязнь к Бульдозеру, уж очень грубо он подтасовывал факты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Рокотун проковылял к своему столику, полистал бумаги и, стоя спиной к судье и присяжным, заключил:
— Я требую, чтобы Ребекка Линд была оправдана и обвинение отвергнуто. О каких-либо альтернативных предложениях не может быть речи, поскольку всякому разумному человеку должно быть ясно, что она ни в чем не виновна и, следовательно, ни о каком наказании говорить не приходится.
Суд совещался недолго, меньше получаса. Затем было зачитано постановление.
Ребекка Линд была оправдана, с освобождением из-под стражи в зале суда. Однако обвинение не было отвергнуто. Пятеро присяжных голосовали за оправдание, двое — против. Судья требовал осуждения обвиняемой.
В коридоре Бульдозер Ульссон подошел к Мартину Беку:
— Вот видишь. Зря ты растерялся, выиграл бы бутылку виски.
— Думаешь обжаловать приговор?
— Нет. Неужели у меня не найдется других дел, кроме как сидеть целый день в апелляционном суде и препираться с Рокотуном? Да еще по такому поводу?
И он заспешил к выходу.
Подошел Рокотун. Его хромота еще больше усилилась.
— Спасибо, что поддержал, — сказал он. — Не каждый на это способен.
— Мне показалось, что я уловил суть твоих мыслей.
— В том-то и вся беда, — отозвался Рокотун, — многие улавливают суть, да мало кто готов за нее постоять.
Рокотун задумчиво поглядел на Рею, откусывая кончик сигары.
— В перерыве у меня состоялась интересная и полезная беседа с этой девушкой, женщиной, дамой.
— Ее фамилия Нильсен, — сообщил Мартин Бек. — Рея Нильсен.
— Благодарю, — тепло произнес Роксен. — Иногда мне сдается, что я проигрываю некоторые дела из-за фамилий. Как бы то ни было, госпоже Нильссон следовало бы пойти в юристы. В десять минут она проанализировала все дело и сделала резюме, на которое прокурору понадобилось бы несколько месяцев, будь он вообще на это способен.
— Гм-м, — произнес Мартин Бек. — Обжалуй он приговор, в апелляционном суде вряд ли проиграл бы.
— Что ж, — ответил Рокотун, — надо учитывать психологию противника. Он не станет обжаловать приговор после проигрыша в первой инстанции.
— Почему это? — спросила Рея.
— Ему важнее, чтобы о нем думали как о человеке, который настолько занят, что у него ни на что не хватает времени. Будь все прокуроры такими, как Бульдозер, скоро половина населения страны очутилась бы в тюрьме.
Рея сделала гримасу.
— В общем, спасибо, — заключил Рокотун и заковылял восвояси.
В подъезде он остановился и закурил свою сигару. И так как он одновременно рыгнул, то покинул дворец правосудия окутанный огромным облаком дыма.
Мартин Бек проводил адвоката задумчивым взглядом. Потом спросил:
— Куда пойдешь?
— Домой.
— К себе или ко мне?
— К тебе. Давно уже не была у тебя.
В данном случае это «давно» измерялось четырьмя днями.
IV
Мартин Бек жил в Старом городе на улице Чёпмангатан, в самом центре Стокгольма. Дом был вполне приличный, даже с лифтом; любой, кроме закоренелых снобов, владеющих виллами, парками и плавательными бассейнами в аристократических пригородах — Сальтшёбаден, Юрсхольм, — сказал бы, что у него не квартира, а мечта. Ему и впрямь здорово повезло, и самое поразительное, что он получил эту квартиру без жульничества, взяток и закулисных махинаций, с помощью которых работники полицейского ведомства обычно добивались всяких благ. После чего он даже собрался с духом и разорвал длившийся восемнадцать лет весьма неудачный брак.
Потом ему опять не повезло, один психопат прострелил ему грудь, он год пролежал в больнице, и когда выписался, то чувствовал себя не в своей тарелке. Служба ему осточертела, и он с ужасом думал о перспективе провести оставшиеся до пенсии годы в кресле члена коллегии, в кабинете с ворсистым ковром на полу и картинами признанных живописцев на стенах.
Правда, теперь этот риск свелся к минимуму: боссы в ЦПУ пришли к выводу, что с этим сумасшедшим — ну, почти сумасшедшим — невозможно сотрудничать.
И Мартин Бек по-прежнему занимал пост руководителя группы расследования убийств, на котором ему явно суждено было оставаться, пока сие престарелое, но весьма эффективное учреждение не ликвидируют.
Поговаривали даже, что у группы чересчур высок процент расследованных дел. И, дескать, это потому, что в группе сосредоточены сильные кадры, а работы сравнительно мало, сотрудники могут позволить себе долго копаться.
Сверх того, как уже говорилось, кое-кто из высоких начальников лично недолюбливал Мартина Бека. Один из них даже намекал, будто Мартин Бек не совсем честными способами вынудил Леннарта Колльберга, одного из лучших следователей страны, покинуть уголовный розыск и стать смотрителем зала ручного огнестрельного оружия в Музее вооруженных сил, так что все бремя содержания семейства легло на плечи его несчастной супруги.
Мартин Бек редко приходил в ярость, но когда до него дошла эта сплетня, он еле удержался от того, чтобы пойти и дать автору по морде.
На самом деле все только выиграли от ухода Колльберга. Он сам, поскольку избавился от опостылевшей ему работы и мог больше времени проводить с семьей. Жена и дети, которые скучали без него. Бенни Скакке, который занял место Колльберга и получил возможность копить новые заслуги на пути к своей желанной цели — стать полицеймейстером. И, наконец, выиграли те деятели из ЦПУ, которые, признавая заслуги Колльберга как следователя, тем не менее не уставали жаловаться, что «с ним трудно иметь дело» и «он любитель создавать осложнения».
Если уж на то пошло, только один человек сожалел, что группа расследования убийств, влачившая относительно мирное существование в доме на Вестберга-алле, лишилась Колльберга. И этим человеком был Мартин Бек.
Когда он два с лишним года назад вышел из больницы, его ожидали также проблемы более личного характера. Он почувствовал себя, как никогда ранее, одиноким и неприкаянным. Дело, которое ему поручили для терапии, было уникальным, оно казалось прямо-таки заимствованным из арсенала детективных романов. Это и было то самое дело о запертой комнате. Расследование подвигалось со скрипом, и разгадка не принесла ему удовлетворения. Много раз у Мартина Бека возникало ощущение, будто он сам, а не труп какого-то ничем не примечательного и никому не нужного старика, очутился в запертой комнате.
И вдруг ему опять повезло. Нет, не с расследованием, хотя он нашел убийцу; при последующем судебном разбирательстве Бульдозер Ульссон предпочел повернуть дело так, что обвиняемого осудили за убийство в связи с ограблением банка, к которому он был совсем непричастен. Кстати, именно об этом случае Рокотун вспомнил в этот день в суде. С той поры Мартин Бек испытывал неприязнь к Бульдозеру, уж очень грубо он подтасовывал факты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96