Сама природа сделала их ведьмами. Они – дочери моря и иллюзии. Они плавают, как рыбы, играют, как рыбы, в волнах. Их прирожденным господином является князь воздуха, король ветров и грез, тот, кто вселялся в Сивиллу и нашептывал ей будущее. Даже их судья очарован ими. «Когда они проходят,– заявляет он,– с волосами, развевающимися на ветру и по плечам, то солнце, пронизывая их, как тучу, играет на них яркими бликами и горячими искрами». «Глаза их ослепляют и одинаково опасны в любви и колдовстве».
Этот уроженец Бордо, человек любезный, первый тип тех светских судей, которые в XVII в. лишили судейскую мантию ее суровости, играет в промежутках на лютне и даже заставляет ведьм плясать, прежде чем их сжечь. Он пишет недурно. Он выражается гораздо понятнее других. И однако в нем есть новая темная черта, присущая духу времени. Большинство ведьм, число которых так велико, что судья не может сжечь всех, очень хорошо понимает, что он будет снисходителен к тем, которые лучше других сумеют приспособиться к его мыслям, к его страстям. Какие же это страсти? Это прежде всего чисто народная страсть, любовь к чудесам и ужасам, удовольствие испытывать жуть и – будем откровенны – также любовь к непристойностям. Прибавим сюда еще тщеславие: чем более ужасным и страшным изображают эти ловкие женщины дьявола, тем более лестно для судьи покорить такого противника. Судья облекается в мантию победителя, царит в своей глупости, торжествует среди глупой болтовни.
Самый интересный документ в этом роде – это испанский протокол аутодафе в Логроньо (9 ноября), который можно прочесть у Льоренте. Ланкр, ссылающийся на него с завистью и явно стремящийся принизить его значение, все же признается, что праздник был очарователен, что зрелище было блестящее, а музыка произвела большое впечатление. На одном эшафоте находились присужденные к костру; их было немного. На другом – масса оправданных. Кающаяся героиня, исповедь которой прочли, откровенно все рассказала... Трудно представить себе нечто более безумное. На шабаше, оказывается, едят рубленое мясо детей, а на второе блюдо подаются вырытые из могилы трупы колдунов. Жабы пляшут, говорят, жалуются на своих любовниц, просят дьявола побранить их. Последний галантно провожает ведьм, освещая им дорогу зажженной рукой умершего некрещеного ребенка и т. д.
У французских басков колдовство имело менее фантастический характер. Кажется, шабаш был здесь не чем иным, как большим праздником, посещаемым ради развлечения всеми, даже знатью. В первых рядах здесь фигурировали люди с закрытыми, замаскированными лицами, которых кое-кто принимал за князей. «Когда-то,– говорит Ланкр,– сюда приходили только пастухи. Ныне вы там встретите людей с положением». Чтобы почтить эту местную знать, Сатана иногда назначал епископа шабаша. Такой титул получил от него молодой сеньор Лансинена, с которым дьявол соизволил открыть бал.
Пользуясь такой поддержкой, ведьмы царили. Они держали всю страну в состоянии невыразимого иллюзорного страха. Многие люди считали себя их жертвами и серьезно заболевали. Многие были поражены эпилепсией и лаяли, как собаки. В одном только небольшом городке Ак насчитывалось до сорока таких несчастных лающих. Чувство страшной зависимости связывало их с ведьмами, так что одна дама, вызванная в качестве свидетельницы, при одном только приближении ведьмы – не видя ее – принялась страшно лаять и не могла остановиться.
Те, кому приписывали такую страшную власть, были господами положения. Никто не посмел бы закрыть перед ними двери. Один чиновник, заседатель по уголовным делам в Байоне, устраивал шабаш даже у себя дома. Сеньор Сен-Пе Уртюби был вынужден праздновать этот праздник в своем замке. Однако его голова настолько пострадала от этого, что он вообразил, будто ведьма высасывает из него кровь. Страх внушил ему мужество, и он отправился с другим сеньором в Бордо, обратился к парламенту, и последний добился от короля назначения двух его членов, д'Эспанье и Ланкра, судьями по делам баскских колдунов. Судьи были облечены абсолютной, безапелляционной властью и действовали с неслыханной жестокостью, осудив в четыре месяца 60 или 80 ведьм, призвав к ответственности пятьсот других, также отмеченных печатью дьявола, но фигурировавших в процессе лишь в качестве свидетельниц (май – август 1609).
***
Действовать так среди бурного населения, состоявшего из экзальтированных голов, среди толпы смелых и диких жен рыбаков было для двух судей и горсти солдат делом далеко не безопасным. Другую опасность представляли священники, многие из которых были сами колдунами и которых комиссия должна была судить, несмотря на резкую оппозицию духовенства.
Когда судьи прибыли, то немало народа спаслось, убежав в горы. Другие смело оставались, заявляя, что сожжению будут преданы не они, а судьи. Ведьмы так мало боялись, что во время допроса засыпали сном шабаша и, просыпаясь, заявляли, что наслаждались блаженством Сатаны. Многие говорили: «Мы страдаем только от того, что не можем засвидетельствовать ему, как жаждем пострадать во имя его».
Те, которых допрашивали, заявляли, что не могут говорить: Сатана становился им поперек горла.
Более молодой из комиссаров, Ланкр, описавший историю процесса, был человек светский. Ведьмы скоро поняли, что с таким человеком опасность для них не так уж велика. И вот нашлись изменницы. Семнадцатилетняя нищенка Мюрпои (Маргарита), из корысти ставшая ведьмой, приводившая детей на шабаш, сама почти ребенок, принялась вместе со своей товаркой – сверстницей Лизальдой доносить на всех других. Она рассказала, описала все с живостью, страстностью и напыщенностью, свойственными испанцам, с сотней бесстыдных, правдивых или лживых подробностей. Она запугивала, забавляла, подчиняла себе судей, водила их за нос. Этой извращенной, пустой, озлобленной девушке они доверили страшную обязанность найти на теле местных парней и девушек печать Сатаны. Это место распознавалось по тому, что было нечувствительно, что его можно было безболезненно колоть булавками. Хирург пытал старух, она – молодых, вызванных в качестве свидетельниц. Но стоило только ей объявить их меченными, и они могли превратиться в обвиняемых. Какая гнусность: став полновластной госпожой над судьбой этих несчастных, наглая девушка колола иглами их тело и могла по желанию предать смерти эти окровавленные тела.
Она настолько подчинила себе Ланкра, что внушает ему уверенность, будто в то время, как он спал в Сен-Пе, в своем доме, окруженный слугами и стражей, ночью к нему в комнату вошел дьявол, отслужил черную мессу, будто ведьмы уже подходили к его постели, чтобы его соблазнить, но увидели, что Бог крепко хранит его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71