Хобби-бобби! Га-га!
Но Шурочка Горобенко, самая рассудительная и положительная в классе, на Гонобобеля сразу шикнула:
- Молчи! Ты в жизни, наверное, ложки за собой не вымыл. Чего зубы скалишь? Нечего смеяться... Но факт интересный. Я сама хоть и мою всегда посуду, но чтобы увлекаться... Надо с ним поговорить.
Ромка Лещенко не был такой крикливый, как Гришка Гонобобель, но и не был такой тихоня, как Антоша Дудкин.
Ромка был обыкновенный себе, нормальный хлопец. Среднестатистический, как сказал бы отец Шурочки, доктор экономических наук Иван Семёнович Горобенко. Когда в классе был шум, Ромка шумел. Когда в классе была тишина, Ромка сидел тихо. Были у него и пятёрки, но были и тройки, а иногда даже двойки (хотя и редко). Мог Ромка дёрнуть какую-нибудь девчонку за косу или "конский хвост", но мог и угостить ее конфетой. Одним словом, был Ромка обыкновенный среднестатистический хлопец. И потому такое необычное, прямо скажем, исключительное увлечение всех удивило.
- Однако надо быть деликатным, - сказала Шурочка. - Я сама с ним поговорю. Вы все даже не подходите близко. Ясно? Всем было ясно. Кроме Гонобобеля.
- А я пойду. Хи-хи! - хихикнул он. Пришлось стукнуть его портфелем по голове. Действие происходило перед уроками, до зарядки. Ромка, ничего не подозревая, наспех листал учебник (что-то не успел доучить).
Шурочка застигла его врасплох.
- Слушай, - сказала она, решительно подойдя к нему. - Ты только скажи правду. Не выкручивайся. Ты же знаешь, я не люблю, когда выкручиваются. Ты это... в самом деле любишь мыть посуду?
Ромка покраснел:
- А что? Нельзя?
- Нет. Почему? Наоборот. Можно. Даже нужно. Я сама часто мою. Но чтобы любить...
Ромка покраснел ещё больше:
- А я люблю! И... и - всё! Кому какое дело! Не мешай мне, потому что я не успею. Извини...
Ромка резко отвернулся от Шурочки и снова уткнулся в учебник. Шурочка передёрнула плечами и возвратилась к обществу, которое стояло невдалеке. Обществу не надо было ничего объяснять. Общество всё слышало.
- А может, он псих? Хи-хи! - осклабился Гонобобель.
- Сам ты псих! - сказала Шурочка.
Но в голосе её не было уверенности.
Так Ромка Лещенко перестал быть обыкновенным среднестатистическим хлопцем. Человек, любящий мыть посуду, по мнению четвёртого "А", не мог быть обыкновенным.
А через несколько дней... На сей раз уже Гришка Гонобобель сделал ещё одно ошеломляющее открытие. Открытие, которое заставило весь класс серьёзно, по-настоящему заволноваться.
Гришка даже не мог вспомнить, зачем он пошёл на тот пустырь, отгороженный забором, где уже второй год собираются возводить новый дом, а покамест сваливают разный мусор. Но факт остаётся фактом - на пустырь Гришка пошёл. Отодвинул доску, залез и вдруг увидел Ромку. Ромка был один и возился в овраге, что-то делал. Что именно, Гонобобель не видел - мешали бурьяны.
"Сейчас я его испугаю!" - злорадно подумал Гришка и стал подкрадываться к Ромке. Чем ближе он подкрадывался, тем больше его удивляло то, что Ромка делал. Ромка, пыхтя от натуги, перетаскивал здоровенный камень. Гришка сперва подумал, что он чего-то строит, играет во что-то.
Но вот Ромка положил камень на землю, отдышался, прошептал:
"А теперь назад!" - схватил и потащил его на то место, где он раньше лежал.
Это была глупая, бессмысленная, ненужная работа. И делал её Ромка с трудом, через силу. Зачем? Для чего?
У Гонобобеля вдруг взмокли ладони. Мысль напугать Ромку вмиг выветрилась из головы. Гришка сам испугался.
Чьи-то непостижимые действия, которым ты не можешь дать объяснения, всегда почему-то пугают.
Осторожно, чтобы не привлечь к себе Ромкиного внимания, Гонобобель стал пятиться, потом пошел боком, потом повернулся и бросился бежать...
- А что я говорил! Что я говорил! Он псих! Точно! Псих! Ненормальный! Точно! - размахивал на следующий день в классе руками Гонобобель.
Все стояли молчаливые, угнетённые.
- А ты не выдумываешь? Не врёшь? - внимательно взглянула прямо в глаза Гонобобелю Шурочка.
- О! - черкнул себя рукой по шее Гонобобель.
- Может... может, и в самом деле... - тихо и перепуганно промолвила Люська Заречняк.
- Считаю, надо сказать его маме, - неуверенно посмотрел на Шурочку Антоша Дудкин.
- Ага! - уже решительно сказала Шурочка. - В таких случаях всегда надо обращаться к докторам. И чем раньше, тем лучше. Но сказать Ромкиной маме они не успели... Это было как раз накануне Дня Победы.
И в тот день у них была встреча с Героем Советского Союза гвардии капитаном в отставке Юрием Сергеевичем Гавриленко.
Когда он появился в коридоре, сопровождаемый взволнованной и непривычно подкрашенной Глафирой Павловной, Люська Заречняк ойкнула:
- Ой! Так это же наш сосед! Ром! - Она обернулась к Ромке. Ромка лишь нахмурил брови и ничего не сказал. Он был сам не свой. Впрочем, он всегда хмурил брови, когда Люська болтала.
Но Люська была Люська. Недаром она произносила в день пятьдесят тысяч слов.
И не успел Герой дойти до дверей четвёртого "А", как весь класс уже знал, что он работает обыкновенным инженером на каком-то киевском заводе, что живёт в их доме почти год, а Люська даже понятия не имела, что он Герой Советского Союза, потому как ведёт себя очень скромно, со всеми первый здоровается и даже детям в дверях уступает дорогу, что машины у него нет и на работу он ездит на велосипеде.
Юрий Сергеевич Гавриленко был невысокого роста, худощавый, седоватый, сероглазый, .весьма из себя невидный. Только правая щека возле уха была покрыта красными рубцами. И хоть был он в белом свитере, который закрывал всю шею, можно было догадаться, что и шея покрыта рубцами тоже.
Он заметно волновался, смущался, краснел, и Глафире Павловне пришлось буквально по слову вытягивать из него рассказ о его подвигах. Откровенно говоря, рассказывал не столько он, сколько Глафира Павловна (как потом выяснилось, она его давно знала и еле уговорила выступить в классе на День Победы - он был очень стеснительный и не любил рассказывать о себе).
Однако он был-таки настоящий Герой. И то, что он совершил, мог сделать только Герой. Обыкновенному человеку это было не под силу.
Во время войны он был танкистом, командиром танка. Как-то ранней весной сорок третьего года в жестоком танковом бою он подбил два танка гитлеровцев. Но подбили и его. Машина загорелась. Он вытащил из пылающего танка сперва раненного в обе ноги башенного стрелка. Потом, несмотря на то что сам был раненый и обгорелый, снова полез в танк и вытащил контуженного водителя, который был без сознания. А потом под пулями, под взрывами снарядов от воронки к воронке он два километра по очереди перетаскивал их обоих по мокрому снегу, перемешанному с землёй, к реке. Наши огневые рубежи были на том берегу. И Юрий Сергеевич, вскинув себе на спину раненого башенного стрелка, пополз по льду через речку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Но Шурочка Горобенко, самая рассудительная и положительная в классе, на Гонобобеля сразу шикнула:
- Молчи! Ты в жизни, наверное, ложки за собой не вымыл. Чего зубы скалишь? Нечего смеяться... Но факт интересный. Я сама хоть и мою всегда посуду, но чтобы увлекаться... Надо с ним поговорить.
Ромка Лещенко не был такой крикливый, как Гришка Гонобобель, но и не был такой тихоня, как Антоша Дудкин.
Ромка был обыкновенный себе, нормальный хлопец. Среднестатистический, как сказал бы отец Шурочки, доктор экономических наук Иван Семёнович Горобенко. Когда в классе был шум, Ромка шумел. Когда в классе была тишина, Ромка сидел тихо. Были у него и пятёрки, но были и тройки, а иногда даже двойки (хотя и редко). Мог Ромка дёрнуть какую-нибудь девчонку за косу или "конский хвост", но мог и угостить ее конфетой. Одним словом, был Ромка обыкновенный среднестатистический хлопец. И потому такое необычное, прямо скажем, исключительное увлечение всех удивило.
- Однако надо быть деликатным, - сказала Шурочка. - Я сама с ним поговорю. Вы все даже не подходите близко. Ясно? Всем было ясно. Кроме Гонобобеля.
- А я пойду. Хи-хи! - хихикнул он. Пришлось стукнуть его портфелем по голове. Действие происходило перед уроками, до зарядки. Ромка, ничего не подозревая, наспех листал учебник (что-то не успел доучить).
Шурочка застигла его врасплох.
- Слушай, - сказала она, решительно подойдя к нему. - Ты только скажи правду. Не выкручивайся. Ты же знаешь, я не люблю, когда выкручиваются. Ты это... в самом деле любишь мыть посуду?
Ромка покраснел:
- А что? Нельзя?
- Нет. Почему? Наоборот. Можно. Даже нужно. Я сама часто мою. Но чтобы любить...
Ромка покраснел ещё больше:
- А я люблю! И... и - всё! Кому какое дело! Не мешай мне, потому что я не успею. Извини...
Ромка резко отвернулся от Шурочки и снова уткнулся в учебник. Шурочка передёрнула плечами и возвратилась к обществу, которое стояло невдалеке. Обществу не надо было ничего объяснять. Общество всё слышало.
- А может, он псих? Хи-хи! - осклабился Гонобобель.
- Сам ты псих! - сказала Шурочка.
Но в голосе её не было уверенности.
Так Ромка Лещенко перестал быть обыкновенным среднестатистическим хлопцем. Человек, любящий мыть посуду, по мнению четвёртого "А", не мог быть обыкновенным.
А через несколько дней... На сей раз уже Гришка Гонобобель сделал ещё одно ошеломляющее открытие. Открытие, которое заставило весь класс серьёзно, по-настоящему заволноваться.
Гришка даже не мог вспомнить, зачем он пошёл на тот пустырь, отгороженный забором, где уже второй год собираются возводить новый дом, а покамест сваливают разный мусор. Но факт остаётся фактом - на пустырь Гришка пошёл. Отодвинул доску, залез и вдруг увидел Ромку. Ромка был один и возился в овраге, что-то делал. Что именно, Гонобобель не видел - мешали бурьяны.
"Сейчас я его испугаю!" - злорадно подумал Гришка и стал подкрадываться к Ромке. Чем ближе он подкрадывался, тем больше его удивляло то, что Ромка делал. Ромка, пыхтя от натуги, перетаскивал здоровенный камень. Гришка сперва подумал, что он чего-то строит, играет во что-то.
Но вот Ромка положил камень на землю, отдышался, прошептал:
"А теперь назад!" - схватил и потащил его на то место, где он раньше лежал.
Это была глупая, бессмысленная, ненужная работа. И делал её Ромка с трудом, через силу. Зачем? Для чего?
У Гонобобеля вдруг взмокли ладони. Мысль напугать Ромку вмиг выветрилась из головы. Гришка сам испугался.
Чьи-то непостижимые действия, которым ты не можешь дать объяснения, всегда почему-то пугают.
Осторожно, чтобы не привлечь к себе Ромкиного внимания, Гонобобель стал пятиться, потом пошел боком, потом повернулся и бросился бежать...
- А что я говорил! Что я говорил! Он псих! Точно! Псих! Ненормальный! Точно! - размахивал на следующий день в классе руками Гонобобель.
Все стояли молчаливые, угнетённые.
- А ты не выдумываешь? Не врёшь? - внимательно взглянула прямо в глаза Гонобобелю Шурочка.
- О! - черкнул себя рукой по шее Гонобобель.
- Может... может, и в самом деле... - тихо и перепуганно промолвила Люська Заречняк.
- Считаю, надо сказать его маме, - неуверенно посмотрел на Шурочку Антоша Дудкин.
- Ага! - уже решительно сказала Шурочка. - В таких случаях всегда надо обращаться к докторам. И чем раньше, тем лучше. Но сказать Ромкиной маме они не успели... Это было как раз накануне Дня Победы.
И в тот день у них была встреча с Героем Советского Союза гвардии капитаном в отставке Юрием Сергеевичем Гавриленко.
Когда он появился в коридоре, сопровождаемый взволнованной и непривычно подкрашенной Глафирой Павловной, Люська Заречняк ойкнула:
- Ой! Так это же наш сосед! Ром! - Она обернулась к Ромке. Ромка лишь нахмурил брови и ничего не сказал. Он был сам не свой. Впрочем, он всегда хмурил брови, когда Люська болтала.
Но Люська была Люська. Недаром она произносила в день пятьдесят тысяч слов.
И не успел Герой дойти до дверей четвёртого "А", как весь класс уже знал, что он работает обыкновенным инженером на каком-то киевском заводе, что живёт в их доме почти год, а Люська даже понятия не имела, что он Герой Советского Союза, потому как ведёт себя очень скромно, со всеми первый здоровается и даже детям в дверях уступает дорогу, что машины у него нет и на работу он ездит на велосипеде.
Юрий Сергеевич Гавриленко был невысокого роста, худощавый, седоватый, сероглазый, .весьма из себя невидный. Только правая щека возле уха была покрыта красными рубцами. И хоть был он в белом свитере, который закрывал всю шею, можно было догадаться, что и шея покрыта рубцами тоже.
Он заметно волновался, смущался, краснел, и Глафире Павловне пришлось буквально по слову вытягивать из него рассказ о его подвигах. Откровенно говоря, рассказывал не столько он, сколько Глафира Павловна (как потом выяснилось, она его давно знала и еле уговорила выступить в классе на День Победы - он был очень стеснительный и не любил рассказывать о себе).
Однако он был-таки настоящий Герой. И то, что он совершил, мог сделать только Герой. Обыкновенному человеку это было не под силу.
Во время войны он был танкистом, командиром танка. Как-то ранней весной сорок третьего года в жестоком танковом бою он подбил два танка гитлеровцев. Но подбили и его. Машина загорелась. Он вытащил из пылающего танка сперва раненного в обе ноги башенного стрелка. Потом, несмотря на то что сам был раненый и обгорелый, снова полез в танк и вытащил контуженного водителя, который был без сознания. А потом под пулями, под взрывами снарядов от воронки к воронке он два километра по очереди перетаскивал их обоих по мокрому снегу, перемешанному с землёй, к реке. Наши огневые рубежи были на том берегу. И Юрий Сергеевич, вскинув себе на спину раненого башенного стрелка, пополз по льду через речку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26