Шквалы теперь налетали редко, ветер дул ровнее, все больше склоняясь к югу.
На пятнадцатый день дрейфа старшине показалось, что на востоке под низкой облачностью проглядывает берег. Он приказал включить моторы. Через час облака поднялись, открыв все тот же пустынный океан.
— Мираж! — сказал, оправдываясь, Асхатов. — Ведь все видели, что берег, и на тебе. Вот что значит не смотреть в корень вещей. Петрас, сколько там у тебя осталось горючий?
— На полтора часа ходу, не больше.
— Вот видите, как нас миражи подводят. Теперь — только дрейф. Моторы включать лишь в чрезвычайных обстоятельствах. Понял, товарищ Авижус?
— Как не понять… Да ты не огорчайся, старшой, с кем не бывает, тем более когда так хочется до берега догрести.
— И то правда. — Асхатов благодарно улыбнулся.
Больше всего старшина беспокоился, когда члены его экипажа молчали, уходили в себя, мрачнели и не поддерживали начатый им разговор, потому он искренне обрадовался, когда долго молчавший Горшков проронил:
— Погода устанавливается как будто.
— Очень верное наблюдение, Алеша. Устала буря — и вот теперь успокаивается. Еще будто виду не подает. Волна пока держится. Но уже чувствуешь — сила не та. Видишь, как вон у той волны гребень завалился, будто на камнях растекся? Это от усталости.
— Разве он устанет, океан? Всю душу вымотал!
Старшина усмехнулся:
— То ли было, Алексей! Забыл? Но и сейчас действительно зыбь что надо. Смотри, брат, и запоминай. — Катер взметнуло на вершину волны и стремительно повлекло вниз. — Это ли не красота! — продолжал старшина. — Расходился старик. Это он из гордости не унимается. И то сказать, Алексей, хоть нас и потрепало порядком, да все равно штормяга нас захватил не из самых сильных. Вот раз, когда я служил на «Нептуне», на спасателе то есть, то у Филиппин мы однажды влипли в тайфун. Спасатель не наш рейдовый катерок, машины могучие, и то еле выгребли. Казалось, что небо и море смешались. Видимость ноль. Я рулевым стоял. Весь бак волна залила. Дождь как завеса. Струи, не вру, в руку толщиной! Спасательные шлюпки в щепы разнесло и за борт смыло, в одном месте фальшборт согнуло, будто паровым молотом припечатало к палубе. И как видишь — ничего. Кончилась буря, и я вот здесь с тобой покачиваюсь.
— Что, если мы попадем в такой тайфун?
Асхатов принужденно улыбнулся и сказал с укоризной:
— Эх, Алексей, ты что думаешь, что тайфуны круглый год в океане? На все свое время. Тайфуны, брат, чаще в летние месяцы возникают. В самую жару в Южно-Китайском море да возле Филиппинских островов — там котел, где они варятся, а сейчас еще зима. На нас из Якутии дунуло. Там скопились холодные массы воздуха и ринулись в сторону океана.
— Понимаю.
— А раз понимаешь, то и отлично. Как там горизонт?
— Как поперечная пила — весь в зазубринах.
Старшина засмеялся, довольный, что Горшков шутит.
— Ну, ну, — сказал он, — смотри зорче за этой пилой, может, где между зубьев что и замаячит.
— Все глаза проглядел, уже мерещиться начинает.
— А что?
— Да так, какие-то предметы. Недавно даже что-то вроде судна показалось. Пригляделся — облако.
— Это от усталости глаз. Ты взгляд переводи то на небо, то на море, то зажмуривай на минутку.
— Тем и занимаюсь, да вот опять слева по носу будто парус замелькал.
— Пена, наверное?
— Видимо.
Они замолчали. Асхатов зевнул, ему нестерпимо хотелось курить, да он экономил: осталось всего две пачки сигарет да пачка махорки. Заядлый курильщик, он с тоской ждал тот день, когда завернет последнюю папироску. Курил он теперь раз днем и два раза ночью — на вахте. Горшков, словно прочитав его мысли, спросил:
— Что же вы, товарищ старшина, не закурите? От вашего дымка как-то уютней делается.
— Не хочется, Алеха. — Асхатов вздохнул. — Хорошо, что ты не куришь. Табак, ведь он яд из ядов. Своими главами видел его действие.
— Где это?
— Да в нашем селе. Я еще мальчиком был, и вот мы в лесу поймали гадюку. Ловко так мой дружок Славка Кожин прижал ее рогулькой. Потом защепку такую сделали, зажали ей шею, несем. Только вошли в деревню, навстречу Славкин дед Иван Данилыч. Колхозный сторож. Вечно трубкой дымил. «Ага, — говорит,
— гадючку изловили? Сейчас мы ее угостим». Вытащил мундштук из трубки, поширял в нем травинкой, вся она коричневая стала от никотина, и сунул в пасть змее. Ту словно током ударило: дернулась — и готова. Говорят, одна капля даже быка убивает.
— А вы курите! Надо все, что осталось, за борт списывать.
Старшина привстал:
— Да ты что, Алексей? Во-первых, табак денег стоит, а во-вторых, вот так сразу врачи тоже бросать не рекомендуют. Немного осталось, выкурю — и пошабашу. Одерживай! Вот так. Лихой из тебя рулевой получился, Алеша. Ты чем думаешь заняться после службы? — увел старшина разговор от неприятной темы.
— Пойду учиться на инженера.
— Какой специальности?
— Мосты строить. И стану по-настоящему заниматься боксом.
— Бокс — это забава, а вот мосты — дело стоящее.
— Железные дороги буду прокладывать. Меня к этому еще с детства тянуло. В кружке юных техников премии получал.
— Что ж, и это дело. Сколько надо железных дорог, особенно здесь, на Дальнем Востоке, а к ним — мосты. Вот БАМ строят. Какая дорога без моста? Все же мне думается, Алеша, что ты на море останешься. Морская у тебя кость. Ты чувствуешь море. Тебя не укачивает. Что, если пойти в мореходку?
— И об этом думал, Ришат Ахметович, да пока мосты перетягивают.
— Подумай, парень. Я вот окончательно выбрал направление. Пойду на штурманское отделение. Только подучиться мне надо для сдачи экзаменов, да я нажимаю. Правда, в основном в зимнее время, когда находимся в экипаже, а в навигацию, сам знаешь, много не позанимаешься. Летом я в основном английский штудирую. Английский для моряка, особенно для штурмана, необходим. Остальное на зиму откладываю.
— Надо и летом учебники не забывать. Вот я…
— Ты — другое дело. Отстоял вахту — и горюшка тебе мало! А тут одни заботы: и за вами надо присмотреть, и за катером — где подкрасить, отремонтировать, чтобы флот не позорить. Катерок наш хоть и небольшой, а все под советским флагом ходит и должен быть в отличном состоянии.
— У вас любое дело спорится.
— Не учись льстить, — почему-то обиделся старшина. — Лесть говорит о низменности души. Так что ты, друг мой Алеха, не поддавайся на соблазн угодить начальству.
— Да я и не собираюсь угождать…
— И вот опять перебарщиваешь. Ну не собираешься — и помалкивай. Тут такая, брат, хитрая штука: начальству не угождать, его уважать надо, да так, чтобы оно этого не замечало. Ишь как положило, большой корабль давно бы оверкиль сделал. Мы же только встряхнулись и дальше мчимся.
— Действительно, и у меня такое ощущение, что мы больно быстро идем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97