— Она протянула мне тетрадку. — Я думаю, когда-нибудь ты обязательно станешь писательницей, Эмили. Мне было очень приятно познакомиться с тобой. И с Витой, и с Максиком. И с тобой тоже, Балерина.
Балерина помахала ей лапкой, а я тем временем свободной рукой кое-как затолкала подписанные книжки в рюкзак.
Бабушка взяла меня за плечи и повела к выходу.
— Ну что, твоя душенька довольна? — спросила бабушка. — И стоило ради этого ждать так долго!
— Все-таки очень приятно, что Дженна считает, что Эмили тоже станет писательницей, — сказал папа Молли.
— Спасибо вам за все, — сказала бабушка. — Скажи спасибо Моллиному папе, Эм, за то, что он купил для тебя книжку, хотя мы непременно отдадим ему деньги.
— Нет-нет, это тебе маленький подарок за то, что не давала Молли скучать, пока мы стояли в очереди. А ты сама довольна, Эмили? Все твои желания сбылись?
— Почти, — ответила я, нащупала сквозь мохнатую шубку Балерины свое колечко и снова повернула его на пальце.
— Не надо, Эм, щекотно! — проворчала Балерина. — Не трать зря время на все эти загадывания. Неужели ты никогда не сдаешься?
— Никогда! — шепнула я в ее маленькое плюшевое ушко. — И вообще, помолчи хоть минуту! Надоело смотреть, как ты выпендриваешься на публике. Ты всего лишь перчаточная кукла, понятно?
Я зажмурилась и снова загадала желание.
— Смотри, куда идешь, Эмили, здесь такая толпа, — сказала бабушка, направляя меня через переполненный магазин. — Вита! Максик! Господи ты боже мой, что это вы все зажмурились?
— Ш-ш-ш, бабушка, мы загадываем желание, — сказала Вита.
— Загадываем, загадываем, загадываем, — подтвердил Максик.
— Сил моих больше нет! — воскликнула бабушка. — Давайте открывайте глаза сию же минуту, попрощайтесь с Молли и ее семьей.
Я так сильно зажмурилась, что, когда открыла глаза, в первое мгновение все перед ними расплылось. Я заморгала, стараясь сфокусировать взгляд. Мы выбрались на улицу, на яркий солнечный свет. Вита, хлопая длинными ресницами, бурно обнимала Молли. Максик протирал глаза. Потом широко раскрыл их.
Лучше бы не раскрывал! Человек с воздушными шариками в виде животных устроил представление для людей, стоявших в очереди. У него были мешковатые белые штаны, громадные башмаки и красный круглый нос.
— Клоун! — завизжал Максик и кинулся бежать.
— Господи, — застонала бабушка. — Максик! Вернись, дурачок! Эм, догони его скорее!
Я побежала за ним через площадь. Ножки у Максика были маленькие, тоненькие, как палочки, но страх подгонял его, и он летел как ветер.
— Стой, Максик! Вернись! Заблудишься! — кричала я.
Петляя в толпе, Максик выскочил к жонглеру на велосипеде, шарахнулся от него в сторону и вдруг застыл, уставившись на серебряную девушку.
Я подбежала к нему.
— Максик, ты с ума сошел, нельзя так убегать! — набросилась я на него.
Он меня не слушал. Он стоял, не моргая, и как зачарованный смотрел огромными глазами на серебряную танцовщицу, показывая на нее пальцем.
— Это просто тетенька изображает статую, Максик, — сказала я. — Пойдем к бабушке.
Максик оцепенел. Я не могла сдвинуть его с места. Он дико мотал головой и все показывал пальцем. Я посмотрела на серебряную девушку. Какой-то человек высыпал в ее тарелочку целую горсть монет, и теперь танцовщица все кружилась и кружилась, а этот человек восхищенно смотрел на нее и хлопал в ладоши.
Шея у него была обмотана шарфом. Вязаным разноцветным шарфом. Точно таким, какой я связала папе в прошлом году на Рождество.
Почему этот чужой человек надел папин шарф? Он и сам был похож на папу, только более худой, какой-то обыкновенный, со скучной короткой стрижкой ежиком.
Человек что-то сказал девушке. Она как раз собиралась снова замереть на месте в позе статуи, но от его слов не удержалась и захихикала. Это было очень похоже на папу.
Он наклонил голову набок, усмехнулся.
Это был папа!
— Папа! крикнула я. — Папа, папа, папа!
Я дернула Максика за руку, и мы оба кинулись к нему.
— Папа! — завопил Максик.
Папа вздрогнул, оглянулся, но нас не увидел. Он еще что-то сказал серебряной танцовщице и пошел прочь.
— Ой, папа, папа, подожди! — орала я, расталкивая прохожих.
Я ничего не видела, кроме папы, я страшно боялась, что он сейчас исчезнет.
Я начисто забыла про жонглера на одноколесном велосипеде. Я его даже не заметила. Просто врезалась в него на полном ходу, так что он чуть не улетел в мировое пространство. Максик с криком упал на колени. Я тоже покачнулась, не удержала равновесие с грузом книг за спиной, рванулась вперед, протягивая руки к папе и едва не сбив его с ног. Не дотянулась до него и упала носом вниз, машинально подставив руку.
Я подняла голову и позвала:
— Папа!
— Эм! Господи, Эм!
Он стоял рядом со мной на коленях, прижимал меня к себе, баюкая мою голову.
— Ой, папа, ой, папа, это правда ты? — всхлипывала я. — А где твоя коса?
— Солнышко, да ну ее, мою злосчастную косу. Что ты делаешь в Лондоне? Ты что, здесь одна?
— Я здесь, папа! — Максик, хромая и прыгая на одной ноге, налетел на папу.
— Максик, маленький мой! И тоже как из-под бомбежки. А где Вита?
— Я здесь! Папа, ах, папочка!
Вита с визгом подбежала к нам, за ней еле поспевала бабушка с босоножками в руке, подобрав юбку выше колен.
— Боже, это ты, Фрэнки! Я так и знала. Господи ты боже мой, что ты сделал с детьми? Максик, ты ушибся?
— Да! — ответил Максик, вцепившись в папу мертвой хваткой.
— Бедный малыш, — сказал папа. — А ты как, Эм? Ты так шлепнулась…
— Руку больно, — сказала я и расплакалась.
— Я тоже упал, а не реву! — похвастался Максик.
— Что с Балериной случилось? — завопила Вита.
Я посмотрела на Балерину, которая болталась у меня на руке. Ее рожки погнулись, нежный розовый носик вообще оборвался.
— Мы починим Балерину, не волнуйся, Вита, но сначала нужно починить Эм. Покажи-ка руку.
Папа осторожно потащил с моей руки Балерину. Я не сдержалась, заплакала сильнее.
— Прекрати, видишь ведь, ей больно! — Бабушка опустилась рядом с нами на колени. — Дай, я погляжу, Эм. Не плачь так.
— Да все нормально папа делал. Мне совсем не больно, — прорыдала я.
Папа тихонько покачивал меня, рассматривая мою руку. Она была согнута под каким-то странным углом и не хотела снова выпрямляться.
— По-моему, ты ее сломала, бедненькая моя, — сказал папа. — Не волнуйся, сходишь в больницу, тебе наложат гипс.
— Пап, а ты проводишь меня в больницу?
Папа замялся.
— Я тебя отведу, Эм, — сказка бабушка, отталкивая папу.
— Я хочу с папой! — закричала я.
Вита сказала:
— Это не твой папа, а мой.
— Мой папа, мой папа! — подал голос Максик.
У папы были слезы на глазах.
— Да, все вы — мои замечательные детишки, и я, конечно, отведу тебя в больницу, принцесса Эсмеральда. Я поговорю с врачами и медсестрами, чтобы они получше тебя лечили, и мы потребуем, чтобы тебе сделали изумрудно-зеленый гипс, хорошо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Балерина помахала ей лапкой, а я тем временем свободной рукой кое-как затолкала подписанные книжки в рюкзак.
Бабушка взяла меня за плечи и повела к выходу.
— Ну что, твоя душенька довольна? — спросила бабушка. — И стоило ради этого ждать так долго!
— Все-таки очень приятно, что Дженна считает, что Эмили тоже станет писательницей, — сказал папа Молли.
— Спасибо вам за все, — сказала бабушка. — Скажи спасибо Моллиному папе, Эм, за то, что он купил для тебя книжку, хотя мы непременно отдадим ему деньги.
— Нет-нет, это тебе маленький подарок за то, что не давала Молли скучать, пока мы стояли в очереди. А ты сама довольна, Эмили? Все твои желания сбылись?
— Почти, — ответила я, нащупала сквозь мохнатую шубку Балерины свое колечко и снова повернула его на пальце.
— Не надо, Эм, щекотно! — проворчала Балерина. — Не трать зря время на все эти загадывания. Неужели ты никогда не сдаешься?
— Никогда! — шепнула я в ее маленькое плюшевое ушко. — И вообще, помолчи хоть минуту! Надоело смотреть, как ты выпендриваешься на публике. Ты всего лишь перчаточная кукла, понятно?
Я зажмурилась и снова загадала желание.
— Смотри, куда идешь, Эмили, здесь такая толпа, — сказала бабушка, направляя меня через переполненный магазин. — Вита! Максик! Господи ты боже мой, что это вы все зажмурились?
— Ш-ш-ш, бабушка, мы загадываем желание, — сказала Вита.
— Загадываем, загадываем, загадываем, — подтвердил Максик.
— Сил моих больше нет! — воскликнула бабушка. — Давайте открывайте глаза сию же минуту, попрощайтесь с Молли и ее семьей.
Я так сильно зажмурилась, что, когда открыла глаза, в первое мгновение все перед ними расплылось. Я заморгала, стараясь сфокусировать взгляд. Мы выбрались на улицу, на яркий солнечный свет. Вита, хлопая длинными ресницами, бурно обнимала Молли. Максик протирал глаза. Потом широко раскрыл их.
Лучше бы не раскрывал! Человек с воздушными шариками в виде животных устроил представление для людей, стоявших в очереди. У него были мешковатые белые штаны, громадные башмаки и красный круглый нос.
— Клоун! — завизжал Максик и кинулся бежать.
— Господи, — застонала бабушка. — Максик! Вернись, дурачок! Эм, догони его скорее!
Я побежала за ним через площадь. Ножки у Максика были маленькие, тоненькие, как палочки, но страх подгонял его, и он летел как ветер.
— Стой, Максик! Вернись! Заблудишься! — кричала я.
Петляя в толпе, Максик выскочил к жонглеру на велосипеде, шарахнулся от него в сторону и вдруг застыл, уставившись на серебряную девушку.
Я подбежала к нему.
— Максик, ты с ума сошел, нельзя так убегать! — набросилась я на него.
Он меня не слушал. Он стоял, не моргая, и как зачарованный смотрел огромными глазами на серебряную танцовщицу, показывая на нее пальцем.
— Это просто тетенька изображает статую, Максик, — сказала я. — Пойдем к бабушке.
Максик оцепенел. Я не могла сдвинуть его с места. Он дико мотал головой и все показывал пальцем. Я посмотрела на серебряную девушку. Какой-то человек высыпал в ее тарелочку целую горсть монет, и теперь танцовщица все кружилась и кружилась, а этот человек восхищенно смотрел на нее и хлопал в ладоши.
Шея у него была обмотана шарфом. Вязаным разноцветным шарфом. Точно таким, какой я связала папе в прошлом году на Рождество.
Почему этот чужой человек надел папин шарф? Он и сам был похож на папу, только более худой, какой-то обыкновенный, со скучной короткой стрижкой ежиком.
Человек что-то сказал девушке. Она как раз собиралась снова замереть на месте в позе статуи, но от его слов не удержалась и захихикала. Это было очень похоже на папу.
Он наклонил голову набок, усмехнулся.
Это был папа!
— Папа! крикнула я. — Папа, папа, папа!
Я дернула Максика за руку, и мы оба кинулись к нему.
— Папа! — завопил Максик.
Папа вздрогнул, оглянулся, но нас не увидел. Он еще что-то сказал серебряной танцовщице и пошел прочь.
— Ой, папа, папа, подожди! — орала я, расталкивая прохожих.
Я ничего не видела, кроме папы, я страшно боялась, что он сейчас исчезнет.
Я начисто забыла про жонглера на одноколесном велосипеде. Я его даже не заметила. Просто врезалась в него на полном ходу, так что он чуть не улетел в мировое пространство. Максик с криком упал на колени. Я тоже покачнулась, не удержала равновесие с грузом книг за спиной, рванулась вперед, протягивая руки к папе и едва не сбив его с ног. Не дотянулась до него и упала носом вниз, машинально подставив руку.
Я подняла голову и позвала:
— Папа!
— Эм! Господи, Эм!
Он стоял рядом со мной на коленях, прижимал меня к себе, баюкая мою голову.
— Ой, папа, ой, папа, это правда ты? — всхлипывала я. — А где твоя коса?
— Солнышко, да ну ее, мою злосчастную косу. Что ты делаешь в Лондоне? Ты что, здесь одна?
— Я здесь, папа! — Максик, хромая и прыгая на одной ноге, налетел на папу.
— Максик, маленький мой! И тоже как из-под бомбежки. А где Вита?
— Я здесь! Папа, ах, папочка!
Вита с визгом подбежала к нам, за ней еле поспевала бабушка с босоножками в руке, подобрав юбку выше колен.
— Боже, это ты, Фрэнки! Я так и знала. Господи ты боже мой, что ты сделал с детьми? Максик, ты ушибся?
— Да! — ответил Максик, вцепившись в папу мертвой хваткой.
— Бедный малыш, — сказал папа. — А ты как, Эм? Ты так шлепнулась…
— Руку больно, — сказала я и расплакалась.
— Я тоже упал, а не реву! — похвастался Максик.
— Что с Балериной случилось? — завопила Вита.
Я посмотрела на Балерину, которая болталась у меня на руке. Ее рожки погнулись, нежный розовый носик вообще оборвался.
— Мы починим Балерину, не волнуйся, Вита, но сначала нужно починить Эм. Покажи-ка руку.
Папа осторожно потащил с моей руки Балерину. Я не сдержалась, заплакала сильнее.
— Прекрати, видишь ведь, ей больно! — Бабушка опустилась рядом с нами на колени. — Дай, я погляжу, Эм. Не плачь так.
— Да все нормально папа делал. Мне совсем не больно, — прорыдала я.
Папа тихонько покачивал меня, рассматривая мою руку. Она была согнута под каким-то странным углом и не хотела снова выпрямляться.
— По-моему, ты ее сломала, бедненькая моя, — сказал папа. — Не волнуйся, сходишь в больницу, тебе наложат гипс.
— Пап, а ты проводишь меня в больницу?
Папа замялся.
— Я тебя отведу, Эм, — сказка бабушка, отталкивая папу.
— Я хочу с папой! — закричала я.
Вита сказала:
— Это не твой папа, а мой.
— Мой папа, мой папа! — подал голос Максик.
У папы были слезы на глазах.
— Да, все вы — мои замечательные детишки, и я, конечно, отведу тебя в больницу, принцесса Эсмеральда. Я поговорю с врачами и медсестрами, чтобы они получше тебя лечили, и мы потребуем, чтобы тебе сделали изумрудно-зеленый гипс, хорошо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52