— Совершенно верно.
— А вот эта дверь, выходящая на лестничную клетку, была открыта?
— Кажется, она была открыта, но я в этом не уверена, точно я не помню...
— Выходит, человек, напавший на вас, мог находиться только в этом месте? Инспектор указал на угол, образованный стеклянной дверью, ведущей в гостиную, и дверью на лестничную клетку.
— Возможно...
— Не возможно, а именно так оно и было! — уверенно сказал месье Ванс и, задумчиво посмотрев на кровать, добавил, обращаясь к Сантеру: — Думаю, что к этой старинной кровати полагается еще и парчевое одеяло из шелка, украшенное золотой вышивкой или же что-нибудь в таком духе?
Этот вопрос, казалось, был неожиданностью для Сантера и прежде, чем ответить на него, он растерянно посмотрел сперва на Асунсьон, а затем перевел взгляд на кровать.
— Совершенно верно. Однако... я не понимаю, куда оно могло подеваться это одеяло...
— Так вы хотите сказать, что оно исчезло? Должно быть, одеяло было испачкано кровью и следователь решил...
— Но следователь ничего не сказал мне об этом. А я совершенно забыл об этой детали и, если бы вы об этом не заговорили...
— Вероятно, человек, похитивший тело вашего друга, завернул его в это одеяло...
Когда Асунсьон подала коктейли, месье Ванс обратился к Сантеру с очередным вопросом:
— Возвращаясь домой вместе с доктором, вы, вероятно, решили подняться лифтом, полагая, что так будет быстрее?
— Да, мы действительно вначале сделали попытку подняться лифтом, но поскольку он не работал, нам пришлось подниматься пешком.
— То, что он не работает, вы обнаружили только по возвращении или же он был испорчен еще с утра?
— Я обнаружил это лишь по возвращении, однако, не исключено, что он не работал весь день. Об этом можно справиться у консьержа.
— Вы правы, — сказал месье Ванс.
С коктейлем в руке он подошел к окну и заметил:
— А этот бородач — меткий стрелок... Лихой и меткий. Не могли бы вы, месье Сантер, предоставить мне образец вашего почерка, равно как и образцы почерков ваших друзей? А у вас, мадам, не найдется ли пары строчек, написанных вашей рукой?..
Без лишних вопросов Асунсьон протянула ему визитную карточку, на которой было написано несколько слов благодарности в чей-то адрес и которую она не успела отослать. Сантер же, роясь в ящиках секретера, не смог удержаться от вопроса:
— Вы что, коллекционируете автографы месье Ванс?
— Да, и уже успел собрать с полдюжины, автографов знаменитых преступников, — ловко парировал инспектор. — А это вещи господ Намотта и Жернико?
— Это вещи только месье Намотта, потому что вещи месье Жернико забрал с собой месье Воглер. Кажется, для тщательного досмотра.
— Если вы не против, мне бы хотелось как-нибудь вместе с вами осмотреть вещи месье Намотта.
— Я не против, только предупредите меня заранее, когда захотите это сделать, потому что я на несколько дней перееду в гостиницу «Титаник».
— Вот как! — ответил Воробейчик, который, казалось, думал о чем-то постороннем.
И, действительно, через некоторое время он спросил:
— Очевидно, связаться с вашими друзьями Тиньолем и Гриббом сейчас не представляется возможным?
— В данный момент это совершенно исключено. У меня не было от них никаких известий с того самого дня, когда... Да что я говорю! Вот уже пять лет, как я о них ровным счетом ничего не слышал! Мне неизвестно, где они находятся в данный момент и когда прибудут сюда.
Месье Ване погасил сигарету.
— Да! Вот в чем вся загвоздка! Они не смогут защититься...
И даже не пытаясь продолжить свои объяснения, он лишь кивнул на прощание головой и закрыл за собой дверь.
— Мадре миа! — воскликнула Асунсьон. — Он даже не притронулся к своему коктейлю. — Она посчитала это плохим предзнаменованием.
Глава IX
Двое мужчин и одна женщина
Перед ними простиралась спокойная гладь озера. Они сидели одни на террасе ресторана за маленьким столиком накрытым бело-голубой скатертью. На середине стола в хрустальном фужере стояла ярко-красная, полностью распустившаяся гвоздика. Для того, чтобы посетители, сидящие на террасе, лучше чувствовали близость к природе, метрдотель приглушил радио, связывающее это место с внешним миром. Парк открывался во всем своем величии, а плавающие по озеру лебеди друг за дружкой направлялись к своему пристанищу, оставляя на воде изумрудные и цвета слоновой кости борозды.
— Это первое воскресенье сентября, — произнес Сантер.
Осторожно взяв фужер с цветком, он переставил его на другой столик, поскольку гвоздика мешала ему хорошо видеть Асунсьон.
Молодая женщина была одета в платье свободного покроя темно-фиолетового цвета с большим кружевным жабо. На левой стороне платья сверкала бриллиантовая брошь. На безымянном пальце было кольцо с миндального цвета ониксом, вправленным в платину. Черные густые волосы, ниспадающие на плечи из-под белой шляпы, почти по-монашески аскетичное строгое платье, кожа цвета охры, жабо из тонких кружев, ее украшения — все это выглядело столь гармонично, что глядя на нее, именно на нее, а не на озеро, над которым стояла дымка, и не на, парк, окрасившийся в пастельные тона лучами заходящего солнца, Сантер произнес:
— Это первое воскресенье сентября...
«Что за странное создание эта женщина, — подумал он. — Эта уроженка Сеговии, со спокойным, несколько уставшим голосом, суеверие которой не имело себе равных, которая два года прождала человека, с которым и знакома-то была всего каких-нибудь два часа или что-то вроде этого и которая при его исчезновении не проронила ни слезинки! Какие мысли прятались за этим гладким, словно отполированным несколько низким лбом, придающим ее лицу столько энергии и силы? На какие поступки могла толкнуть ее та решительность, которая читалась в изгибе бровей и складке губ? На что могла пойти эта женщина, испытывая любовь или ненависть?...»
— «Я люблю ее! Я люблю ее!» — в сотый раз за сегодняшний вечер повторил про себя Сантер. Он все отдал бы за возможность сказать ей об этом. Однако, перед ее загадочным взглядом он тушевался и терял себя. Один неуместный вопрос, одно признание — и Асунсьон может прервать эти столь дорогие ему минуты их встреч, во время которых Сантер мог надеяться, что их сердца бьются в такт, и во время которых он мог утешать себя важнейшей, горячей надеждой. И вот, всякий раз, порываясь сказать ей о своей любви, он начинал сперва колебаться, а затем и вовсе раздумывал.
Но при словах: «Это первое воскресенье сентября» Асунсьон обратила к нему свой красивый серьезный взгляд и отрешенно, словно из глубины своих мыслей, которые он не потревожил, а напротив, сделал более определенными, улыбнулась. Вот тогда-то, осмелев, Сантер взял Асунсьон за руку.
— Посмотрите... — сказал он, — сделав жест рукой в сторону уснувшего парка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35