– «Двин» мягче, с него хорошо начинать застолье, а я вижу, вас клонит в сон, на этот случай «Ахтамар» надежнее, сейчас вы сразу почувствуете, проверено.
Выпили. И впрямь коньяк подействовал бодряще, чему гость обрадовался, ведь дела он все-таки не решил, а уже давно наступило воскресенье.
Но разговор как-то не клеился, уходил в сторону, прокурору хотелось, чтобы после беседы с Шубариным хозяин дома сам вернулся к основной теме, но тот не то чтобы юлил, но ни о деньгах, ни об архиве не говорил. Все больше о лошадях, о женщинах, о Шурике, но когда он уже сам собрался спросить, как же все-таки насчет дела, по которому он приехал, хан неожиданно сказал:
– Я вижу, вы устали, к ночным застольям не приучены, но если вы всерьез намерены заняться политикой, и это должны одолеть, все пригодится. Иногда какую-то уступку, подпись я вырываю на рассвете, днем вы ее не заполучите. Что касается вашего визита, а я вижу по глазам – вам не терпится узнать результат, считайте, что я вам помогу. Хотя я сожалею, что о вашей затее не знал Артур Александрович. За ним всегда стоят солидные люди, игнорировать их грех, несерьезно. Сейчас уже утро, идите отдыхайте. Зульфия проводит вас, пообедаем после трех часов пополудни, к этому времени я приготовлю то, что представляет для вас интерес, и продумаю, как вас отправить незаметно, Артур очень беспокоился, чтобы вы не опоздали на работу. Он сразу понял, какому риску вы себя подвергaете, связь со мной афишировать ныне не модно. Зульфия! – громко крикнул он в темноту, и из-за кустов можжевельника, окружавших айван, выпорхнула улыбающаяся подружка Мавлюды. – Пожалуйста, отведи гостя в дом, а то он заплутает, если не в саду, то в коридорах. И не забудь поставить у кровати столик с минеральной водой или холодным чаем, после таких застолий жажда мучает.
Зульфия выслушала молча и также молча глазами дала понять, чтобы гость следовал за ней. Едва они отошли подальше, Сухроб Ахмедович взял ее руку и сказал:
– Весь вечер мучился, придумывая тебе имя, а оказывается, тебя зовут Зульфия – красивое имя, и оно тебе очень идет. Зульфия, – проговорил он шепотом и нараспев.
Она повернулась к нему и озорно ответила:
– Зачем же мучились, Сухроб-ака, спросили бы, вам бы я не соврала.
Он хотел сказать ей еще что-нибудь ласковое, нежное, но на пороге дома их уже поджидал золотозубый Исмат, увидев его, и Зульфия как-то сразу посерьезнела, прибавила шаг, образовав заметную дистанцию. Как только они вошли в комнату, он попытался ее обнять, но она, шурша хан-атласным платьем, ловко выскользнула из его рук и, улыбаясь, сказала:
– А как же насчет минеральной воды, яхна-чая, вас ведь жажда до смерти может замучить?
– О, это уже вторая моя смерть за сегодняшнюю ночь будет, Ибрагим собирался меня живьем зажарить на вертеле в тандыре, без чая и минеральной я не умру, меня другое будет мучить – тоска по тебе, – попытался отшутиться гость.
Выглянув на секунду в коридор, она неожиданно заговорщически прошептала:
– Потерпите немного, сейчас Акмаль-ака с Исматом уедут, я сама слышала, как они договаривались, и тогда я к вам загляну…
Зульфия ушла от него, когда уже совсем рассвело.
Поднялся он в два часа дня сам и сразу, уже по привычке, отправился в бассейн. В доме стояла тишина, словно он вымер, слышалось лишь щебетанье птиц в саду, пернатые со всей округи, даже с гор, облюбовали владения аксайского хана. Дверь сауны распахнута настежь, но банщика не видно, наверное, парилка сегодня отменялась. На секунду мелькнула тревога, не задумал ли хан еще какую пакость, от него все можно ожидать, но опять успокоил состоявшийся разговор с Шубариным, его страховали. Теперь уже другая мысль мучила, какую сумму отвалит Иллюзионист в счет будущего государства с исламским знаменем или новой партийной власти сталинско-брежневского образца с твердой рукой, где хан Акмаль вновь будет почитаться за образец верного ленинца.
Плавал он долго, часы на стене из красного обожженного кирпича успели отбить три пополудни, и только тогда он услышал, как у зеленых ворот раздался сигнал черной «Волги» хана Акмаля, его музыкальный итальянский клаксон узнавался издали.
«Наконец-то», – подумал Сенатор, но выходить из бассейна не спешил, пусть хозяин дома думает, что гость не волнуется. Услышав за спиной скрип знакомых сапог, прокурор вынужден был оглянуться, прежде чем его окликнут и поздороваются. К бассейну шел не директор, как он рассчитывал, а Исмат.
– Салам алейкум, Сухроб-ака, – приветствовал он гостя довольно-таки сухо, – как отдыхали в нашем доме, как настроение? – Традиционный восточный ритуал, когда обмениваются ничего не значащими фразами.
– Спасибо, все нормально, отдохнул прекрасно. А где же Акмаль-хан, он обещал пообедать вместе со мной после трех, в доме, как мне кажется, ни одного человека, кроме вас.
– Да, все верно, обед уже почти готов, но Акмаль-хан забыл сказать, что он состоится в другом месте, там вас и ждут, я за вами.
Прокурору пришлось прервать купание и идти спешно переодеваться. Шагая коридорами просторного дома, он то и дело озирался по сторонам, хотел увидеть Зульфию, попрощаться с ней, а может, выведать, отчего изменились планы у хана.
«Волга», выехав из яблоневого сада, не повернула в сторону грязной снежной шапки вдали. Миновали шлагбаум, где охранник, вчера ранним утром приметив вертолет, бросился в сторожку предупреждать по телефону то ли Ибрагима, то ли Исмата. Сегодня дежурил другой, толстый, в мятой киргизской шляпе из белого войлока. Через полчаса одолели еще один охраняемый пост, хотя дорога вела только в горы и ни одной машины не попадалось навстречу.
«Как в строго охраняемом заповеднике», – подумал прокурор и стал оглядываться по сторонам. Пологие склоны гор из-за обилия водопадов, мелких речушек зеленели густой сочной травой, многие годы не знавшие косы. Ореховые сады и дикие яблони, росшие вперемежку с арчой и кустарником, спускались к буйно цветущим альпийским лугам, нигде ни обрывка газеты, целлофана, ни стекла, блеснувшего на солнце, много лет народу сюда ходу нет, только доверенным пасечникам, егерям, охотоведам. Хан Акмаль собственной волей объявил горы заповедной территорией, везде расставил предупредительные щиты, обещающие крупный штраф, суровое наказание за нарушение владений, а кое-где даже обнес высокой колючей проволокой. Почувствовав тишину, покой и безлюдье, сюда потянулся отовсюду зверь, налетела и птица, и горы стали богатым охотничьим угодьем хана. И на зайца, и на лисицу, и на оленя, и на кабана, и на джейрана, и на косулю, волка и росомаху, и даже на медведя можно было охотиться в ханских владениях.
В горных речках плескалась форель, а в озерах обжились бобры и ондатра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124