Дверь в кабинет заперта на ключ. Вы, наверное, сами знаете, но я вам еще раз докажу, что для меня подобные преграды - как кучка кала на асфальте.
Толстяк ласкает псину, здоровую охотничью собаку с рыжими и белыми пятнами, с ушами, как орхидеи, и длинной мордой.
Пес добродушно лает, видя в нас еще больших животных, чем он сам.
- Эй! Сиамские близнецы, не разбудите весь квартал спозаранку! Обнюхивайтесь потише, пожалуйста.
Они, не расцепляя объятий, спускаются на площадку, которая раньше, еще во времена, когда баварский князь был избираемой должностью, служила, очевидно, пивным залом. Берю пробует на вкус остатки собачьей жратвы из миски и в благодарность за разрешение достает псу из своего замусленного бумажника кусочек колбасы настолько сухой, что ее можно сравнить разве что с засушенным на память тараканом. Махнув на них рукой, я принимаюсь за дело.
Открыв дверь и бросив взгляд внутрь, я ощущаю охватившую меня тоску. То, что я вижу перед собой, порядком назвать нельзя! "Архив" посредника имеет тот вид, когда не знаешь, с какой стороны хвататься. Стопки бумаг валяются на полу. Папки торчат из многочисленных ящиков. Огромный шкаф без дверок набит под завязку всякими документами с готическими надписями по корешку, что для меня, теплокровного латинянина, похоже на сосульки с крыши.
Бог мой, лавина бумаг! Целой бригаде дипломированных архивариусов и бухгалтеров-экспертов понадобится тридцать два года и два месяца, чтобы разобрать и сложить по порядку это желтеющее бумажное море. Нечего надеяться раскопать что-то в этих Гималаях. Отец Карла Штайгера и его дед, вероятно, были нотариусами или вроде того, и все они сохраняли свои архивы. Добавьте сюда еще свитки с древними надписями о наследстве доисторических предков. Скопление бумаг началось, похоже, еще во времена царствования Генриха Льва. Могу поспорить, что если начать снизу, то можно обнаружить памятники кельтской письменности! Меня охватывает страх. Нечего и думать... Что можно найти в этом Карфагене?
Моя угрюмая задумчивость достигает критической точки (когда мозги отказываются работать), как вдруг в прихожей слышу трехкратный крик (или, как говорит Берю, трехкаратный).
Я бросаюсь наверх.
И очень хорошо делаю, потому что спектакль, разыгрывающийся у меня на глазах, заслуживает того, чтобы его описали.
Представьте себе экземпляр женского, очевидно, пола, появившийся в дверях дома. Нужно видеть с разных точек, чтобы оценить по достоинству, о чем идет речь. Ярмарка человеческого величия, ни много ни мало! Всем рекордам назло! Если поймать и водрузить на пьедестал у площади Инвалидов в Париже, то через неделю вы будете спать на мешках денег.
Я не мог себе даже представить, что такое возможно!
И все еще сомневаюсь, хотя вижу прямо перед собой.
Два метра в высоту! Двести килограммов веса - не меньше! Голова похожа на пивной котел... Каскад щек, брылей, подбородков, переходящих в огромный бюст, который, в свою очередь, испытывает на прочность колоссальный мешок, обозначающий ночную рубашку, надетую поверх чудовищного колыхающегося живота.
Статуя Командора, отражающаяся в кривом зеркале. Живой кошмар! За гранью человеческих представлений! Колосс! Нечто невероятное!
Грандиозное! Гротескное! Франкенштейн, надутый воздухом! Такого не бывает! И тем не менее - вот оно! И движется! Дви-жет-ся! Движет себя! Это что же, кит, дегенерирующий в человека? Плод дурной любви слона и мамонта? Мы в ужасе, в панике отступаем. Поскольку эта гора идет прямо на нас! Более того, она, если это все-таки женщина, потрясает в воздухе мечом! Мечом ревнивого Роланда, унаследованным от предков! И поливает нас на чем свет стоит, обзывая ворами, жуликами, хулиганами и прочим. И вот эта громада нависает над нами.
- Нет, мадам! Стойте, мадам! - сотрясаясь всем телом, умоляет Берю, который оказался буквально в нескольких сантиметрах от нее. - У тебя есть оружие, Сан-А?
Но оружия нет, дети мои.
- Фрау, дорогая фрау! - кричу я. - Мы друзья Карла!
Но вместо того чтобы остыть, бизониха закипает еще больше. Она выдавливает из своих глубин рокочущие звуки, как раскаты грома, и продолжает наступление с поднятым вверх карающим мечом. Мы отступаем за дверь. И тут она натыкается на раму двери. Если она попытается пролезть, то заблокирует проход. Ей нужно немного сдуть воздух, но в гневе она не догадывается. Рассуждая чисто по-мужски, мы должны ей помочь, но мы в полном онемении наблюдаем, как она протекает в дверь. Так проникает в крохотное отверстие осьминог. Фантастика!
Великанша в двух метрах от нас. Свет отражается в лезвии ее обоюдоострого меча. Еще чуть-чуть - и она проткнет Берю, использует его живот как ножны.
Он сейчас умрет от страха, мой Александрович-Бенито. Быть проткнутым насквозь - я вас умоляю! Это не входит в наши планы! Что делать, что говорить? Мы уже видим смерть в глазах чудовища. Муза гестапо! Прощай, бедный Берю! Я следом...
Сейчас из моего помощника сделают две полутуши...
Страшилище примеривается. Заносит меч над головой...
- Эй, мадам! Не станете же вы убивать самца с такими достоинствами! выкрикивает от полной безнадежности Берю, приводя в действие замок молнии.
Ах, эта молния! Сколько признательности мы должны выразить человеку, придумавшему такой замечательный запор! Конечно, она немножко надоела в кинематографе, но, с другой стороны, из компетентных источников мы знаем достоверную статистику, согласно которой множество людей в мире, страдающих простатитом и недержанием мочи, успевают выпустить золотую рыбку из аквариума в рекордные сроки!
Шлеп!
Подавать в разогретом виде!
Богиня Воительница останавливается как парализованная при виде такой игрушки. Движением, ставшим уже рутиной, находчивый Берю подбрасывает на руке свой царственный скипетр.
- Бог мой! Бог мой! - восклицает говорящее чудовище, выпуская из рук меч.
- Представляете, что бы вы могли сейчас натворить, мое сокровище? начинает рекламный текст Берюрье. - Зарубить на корню человека с таким уникальным экземпляром, это ли не кощунство, мадам? Хватит дуться, моя птичка! Пройдите в спальню, мы объяснимся, и все наши недомолвки как рукой снимет, рыбка моя крупнокалиберная.
И с открытой улыбкой, как дирижер оркестра, Берю ласково берет за руку живую гору и уводит. (Так и хочется сказать: занавес!)
Я смотрю, как они исчезают, с незабываемым чувством, что только что пережил чудо.
Все-таки как прекрасно - не терять присутствия духа!
Не будь его у Толстяка, мы бы сейчас оказались наколоты, как бабочки на булавку. Попробуй тогда и дальше описывать всякие глупости с двадцатью или даже тридцатью килограммами железа в организме! А, Сан-Антонио? Алее! Полный капут!
Получился бы прокол в прямом и переносном смысле!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56