Прощайте, моя дорогая! — и Фосетт молча проводил ее до машины.
Глава 5
Вечером накануне казни Кэтрин без всякой цели бродила по набережной Челси. Все ее усилия спасти Чарльза окончились неудачей; она была на пределе. Физически и морально опустошенная, она утратила способность даже остро переживать, отупев от отчаяния. Она находилась на набережной с самого рассвета, голова у нее была свинцовая. Она с трудом переставляла ноги и теперь хотела лишь одного — умереть.
Кэтрин вышагивала из стороны в сторону, не зная, что с собой делать, не в силах оставаться на месте и ждать, чувствуя необходимость движения. В эти последние часы перед казнью она нарочно пыталась избегать общения с кем-либо из знакомых, не желая ни слушать, ни говорить, а только забиться в нору, как смертельно раненное животное.
Медленно продвигаясь вдоль набережной мимо закусочной «Кингз Хед», где они с Чарльзом частенько посиживали за пивом, она внезапно почувствовала такую слабость, что ей пришлось присесть на скамейку и немного передохнуть. Она не помнила, когда в последний раз ела, будучи давно уже не в состоянии проглотить ни куска. Хотела зайти в закусочную и выпить бренди, но передумала, решив, что и на это ей не хватит сил.
Кэтрин взглянула на часы. Сейчас ровно семь. До казни осталось тринадцать часов!
Позади в кустах послышался громкий хохот. Кто-то беззаботно болтал, сидя на низком каменном парапете напротив пивной, любуясь закатом и поставив рядом с собой кружки с пивом. До Кэтрин долетали обрывки разговора. Девушка восхищалась новыми моделями одежды, молодой человек рассуждал о «Кон-Тики», а два болельщика обсуждали последнюю игру в гольф.
Если я сейчас же не выпью бренди, подумала Кэтрин, я просто вырублюсь. Но если я встану, то упаду. Как же я смогла довести себя до такого состояния? Почему я не выпила целую горсть аспирина и не улеглась в постель, чтобы проснуться уже после казни?
Радостное возбуждение, царившее вокруг, только раздражало ее. Разве не те же самые люди обрекли ее Чарльза на смерть, не ведая, что казнят невиновного? Представил ли себе хоть один из них хотя бы однажды, что испытывает осужденный на казнь, сидя в камере? Что испытывают близкие ему люди? Кэтрин дошла до предела, думая обо всем этом. Она еще отдохнет немного, а затем отправится дальше.
За спиной продолжали трещать…
— Этот Мэнкэд — просто прелесть! Индийцы, несомненно, побьют англичан. Я видела его на стадионе «Лордз» во время последнего матча. Он был просто великолепен!
— Жаль, что я не пошла. В «Овале» он играл гораздо слабее…
Кэтрин прислушалась. Что там они говорили?
— Я никогда туда не хожу. Никогда не увидишь, что происходит на поле.
— Я тоже. Да я и не ходила. Смотрела по телевизору. Чертовски удобно — никуда не тащиться, да и видно все замечательно!
— Возможно, ты и права; но, мне кажется, дома не хватает толпы.
— В тот день там было не так интересно, поверь мне. Когда я переключилась на матч, на табло загорелось 104:4, а когда через полтора часа завалилась калитка, они добавили только тридцать. Представь! Тридцать очков за Девяносто минут! Чертовски…
Мертвое лицо Кэтрин неожиданно оживилось, когда знакомая фраза вызвала ворох воспоминаний. Табло? А что Чарльз говорил про табло? В ее мозгу вырисовалась странная, путаная картина, состоявшая из обрывков воспоминаний и случайно брошенных фраз. Чарльз в полном отчаянии у нее на квартире после встречи с Луизой… затемненная комната… Малышка Мо — просто гигант!… Люди… и эта знакомая фраза… тридцать очков за девяносто минут. Девяносто минут и тридцать забегов… В голове затикали часики, отстукивая секунды.
Кэтрин вскочила, забыв об усталости. Один шанс из тысячи, но все же — возможность… Боже, почему же она не вспомнила раньше?! Она, она, и никто другой!!!
Навстречу медленно приближалось такси, и она побежала вперед, размахивая руками как сумасшедшая.
Вахтер вскинул голову, когда мимо поста проскочила маленькая фигурка.
— Минуточку, мисс!… — крикнул он, узнав Кэтрин. Но прежде чем он успел позвать ее еще раз, она уже скрылась из виду, и он лишь услышал, как щелкнули дверцы лифта.
Задыхаясь, он неслась по знакомому коридору, ведущему к фильмотеке. Боб Сандерсон на месте. Он сидел, задрав ноги на стол, совсем как в тот день, когда она вернулась со встречи с Фосеттом.
— Кэтрин! — громко воскликнул он, немедленно вскочив на ноги и уставившись на нее, как на привидение. Как все остальные работники телевидения в эти дни, он думал о ней постоянно. — Каким ветром?…
— Боб! — выпалила она. — Есть ли у тебя пленка с записью последнего международного матча в «Овале»?
— Да, конечно, думаю, есть, — запинаясь, произнес он, все еще не сводя с нее глаз. Он заметил, что она едва стоит на ногах, и немедленно подхватил ее под руку. — Вот, сядь на стул. Ты совсем дошла!
— Нет, я в порядке! Быстрей! Боб, покажи все, что есть.
— Что именно тебе нужно?
— Лицо! Крупный план Чарльза Хилари.
По тому, как он тихонько присвистнул, посмотрев на нее с понимающим видом, она решила, что объяснять ничего не нужно. Боб знал об этом деле столько же, сколько и она. Через секунду он уже умчался, покопался на полках и через несколько секунд уже вернулся обратно с двумя плоскими коробками в руках.
— Вот репортаж, — сказал он, — а это запись всего матча, из которого выкраивалась передача. Сначала я прогоню репортаж.
Кэтрин повернулась лицом к экрану, а Боб вставил пленку в проектор и приглушил свет. Сначала играла музыка, затем зазвучал ровный голос спортивного комментатора и появилась картинка с игроками, входящими в павильон в «Овале», улыбающиеся зрители и рукоплещущие трибуны.
Другая картинка. Бэтсмен крупным планом, бегущие игроки, боулер в действии. Зрители на заднем плане — лица нельзя различить. Еще удар, мяч, летящий к границе поля. Снова зрители, снова смазано. Хороший бросок… Газетные заголовки, сжатые до минуты экранного времени. Конец репортажа — экран засветился белым.
— Ничего, — сухо сказала Кэтрин.
— Там еще полно… Сейчас посмотрим.
Проектор опять зажужжал, и Кэтрин вцепилась негнущимися пальцами в подлокотники кресла. Второй бэтсмен, второй боулер… Еще удары, еще беготня. Судья в белом пиджаке. Удар мячом и взлетевший в воздух столбик калитки. Восторженный рев трибун и бэтсмен, покидающий поле. А дальше — то, чего она так ждала! Крупный план светового табло со счетом, заполнивший собой весь экран, совсем как на Уимблдонском турнире, когда она вот так же сидела в кресле.
— Боб! Останови кадр!
Картинка застыла. В самом нижнем углу экрана под световым табло множество лиц, улыбавшихся, равнодушных, вспотевших, не ведающих того, что их снимают на пленку. Но ни одно из них не было лицом Чарльза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Глава 5
Вечером накануне казни Кэтрин без всякой цели бродила по набережной Челси. Все ее усилия спасти Чарльза окончились неудачей; она была на пределе. Физически и морально опустошенная, она утратила способность даже остро переживать, отупев от отчаяния. Она находилась на набережной с самого рассвета, голова у нее была свинцовая. Она с трудом переставляла ноги и теперь хотела лишь одного — умереть.
Кэтрин вышагивала из стороны в сторону, не зная, что с собой делать, не в силах оставаться на месте и ждать, чувствуя необходимость движения. В эти последние часы перед казнью она нарочно пыталась избегать общения с кем-либо из знакомых, не желая ни слушать, ни говорить, а только забиться в нору, как смертельно раненное животное.
Медленно продвигаясь вдоль набережной мимо закусочной «Кингз Хед», где они с Чарльзом частенько посиживали за пивом, она внезапно почувствовала такую слабость, что ей пришлось присесть на скамейку и немного передохнуть. Она не помнила, когда в последний раз ела, будучи давно уже не в состоянии проглотить ни куска. Хотела зайти в закусочную и выпить бренди, но передумала, решив, что и на это ей не хватит сил.
Кэтрин взглянула на часы. Сейчас ровно семь. До казни осталось тринадцать часов!
Позади в кустах послышался громкий хохот. Кто-то беззаботно болтал, сидя на низком каменном парапете напротив пивной, любуясь закатом и поставив рядом с собой кружки с пивом. До Кэтрин долетали обрывки разговора. Девушка восхищалась новыми моделями одежды, молодой человек рассуждал о «Кон-Тики», а два болельщика обсуждали последнюю игру в гольф.
Если я сейчас же не выпью бренди, подумала Кэтрин, я просто вырублюсь. Но если я встану, то упаду. Как же я смогла довести себя до такого состояния? Почему я не выпила целую горсть аспирина и не улеглась в постель, чтобы проснуться уже после казни?
Радостное возбуждение, царившее вокруг, только раздражало ее. Разве не те же самые люди обрекли ее Чарльза на смерть, не ведая, что казнят невиновного? Представил ли себе хоть один из них хотя бы однажды, что испытывает осужденный на казнь, сидя в камере? Что испытывают близкие ему люди? Кэтрин дошла до предела, думая обо всем этом. Она еще отдохнет немного, а затем отправится дальше.
За спиной продолжали трещать…
— Этот Мэнкэд — просто прелесть! Индийцы, несомненно, побьют англичан. Я видела его на стадионе «Лордз» во время последнего матча. Он был просто великолепен!
— Жаль, что я не пошла. В «Овале» он играл гораздо слабее…
Кэтрин прислушалась. Что там они говорили?
— Я никогда туда не хожу. Никогда не увидишь, что происходит на поле.
— Я тоже. Да я и не ходила. Смотрела по телевизору. Чертовски удобно — никуда не тащиться, да и видно все замечательно!
— Возможно, ты и права; но, мне кажется, дома не хватает толпы.
— В тот день там было не так интересно, поверь мне. Когда я переключилась на матч, на табло загорелось 104:4, а когда через полтора часа завалилась калитка, они добавили только тридцать. Представь! Тридцать очков за Девяносто минут! Чертовски…
Мертвое лицо Кэтрин неожиданно оживилось, когда знакомая фраза вызвала ворох воспоминаний. Табло? А что Чарльз говорил про табло? В ее мозгу вырисовалась странная, путаная картина, состоявшая из обрывков воспоминаний и случайно брошенных фраз. Чарльз в полном отчаянии у нее на квартире после встречи с Луизой… затемненная комната… Малышка Мо — просто гигант!… Люди… и эта знакомая фраза… тридцать очков за девяносто минут. Девяносто минут и тридцать забегов… В голове затикали часики, отстукивая секунды.
Кэтрин вскочила, забыв об усталости. Один шанс из тысячи, но все же — возможность… Боже, почему же она не вспомнила раньше?! Она, она, и никто другой!!!
Навстречу медленно приближалось такси, и она побежала вперед, размахивая руками как сумасшедшая.
Вахтер вскинул голову, когда мимо поста проскочила маленькая фигурка.
— Минуточку, мисс!… — крикнул он, узнав Кэтрин. Но прежде чем он успел позвать ее еще раз, она уже скрылась из виду, и он лишь услышал, как щелкнули дверцы лифта.
Задыхаясь, он неслась по знакомому коридору, ведущему к фильмотеке. Боб Сандерсон на месте. Он сидел, задрав ноги на стол, совсем как в тот день, когда она вернулась со встречи с Фосеттом.
— Кэтрин! — громко воскликнул он, немедленно вскочив на ноги и уставившись на нее, как на привидение. Как все остальные работники телевидения в эти дни, он думал о ней постоянно. — Каким ветром?…
— Боб! — выпалила она. — Есть ли у тебя пленка с записью последнего международного матча в «Овале»?
— Да, конечно, думаю, есть, — запинаясь, произнес он, все еще не сводя с нее глаз. Он заметил, что она едва стоит на ногах, и немедленно подхватил ее под руку. — Вот, сядь на стул. Ты совсем дошла!
— Нет, я в порядке! Быстрей! Боб, покажи все, что есть.
— Что именно тебе нужно?
— Лицо! Крупный план Чарльза Хилари.
По тому, как он тихонько присвистнул, посмотрев на нее с понимающим видом, она решила, что объяснять ничего не нужно. Боб знал об этом деле столько же, сколько и она. Через секунду он уже умчался, покопался на полках и через несколько секунд уже вернулся обратно с двумя плоскими коробками в руках.
— Вот репортаж, — сказал он, — а это запись всего матча, из которого выкраивалась передача. Сначала я прогоню репортаж.
Кэтрин повернулась лицом к экрану, а Боб вставил пленку в проектор и приглушил свет. Сначала играла музыка, затем зазвучал ровный голос спортивного комментатора и появилась картинка с игроками, входящими в павильон в «Овале», улыбающиеся зрители и рукоплещущие трибуны.
Другая картинка. Бэтсмен крупным планом, бегущие игроки, боулер в действии. Зрители на заднем плане — лица нельзя различить. Еще удар, мяч, летящий к границе поля. Снова зрители, снова смазано. Хороший бросок… Газетные заголовки, сжатые до минуты экранного времени. Конец репортажа — экран засветился белым.
— Ничего, — сухо сказала Кэтрин.
— Там еще полно… Сейчас посмотрим.
Проектор опять зажужжал, и Кэтрин вцепилась негнущимися пальцами в подлокотники кресла. Второй бэтсмен, второй боулер… Еще удары, еще беготня. Судья в белом пиджаке. Удар мячом и взлетевший в воздух столбик калитки. Восторженный рев трибун и бэтсмен, покидающий поле. А дальше — то, чего она так ждала! Крупный план светового табло со счетом, заполнивший собой весь экран, совсем как на Уимблдонском турнире, когда она вот так же сидела в кресле.
— Боб! Останови кадр!
Картинка застыла. В самом нижнем углу экрана под световым табло множество лиц, улыбавшихся, равнодушных, вспотевших, не ведающих того, что их снимают на пленку. Но ни одно из них не было лицом Чарльза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56