— Что еще, добивайте сразу.
— По тем сведениям, которые ко мне поступили, некий полковник Блинов дал показания против Давида Иосифовича.
— Это плохо. — Бергман небрежно бросил авторучку на стол. — Что за говно эти люди!
Он нажал кнопку интерфона.
— Лия Григорьевна, пригласите Резника.
Юрисконсульт банка Герман Резник, массивный седовласый мужчина с громовым голосом народного трибуна, появился мгновенно, словно ждал вызова под дверью. Вошел скользящим шагом, остановился у входа.
— Садись, есть дело.
Резник опустился на стул — в кресла он не садился, поскольку потом не мог встать из-за радикулита. Разложил на коленях электронный ноутбук.
— Слушаю.
— Погибли Зайденшнер и Якунин. Надо подготовить текст нашего соболезнования.
— Сделаю.
— Второе. При допросе в военной прокуратуре некий полковник Блинов перемазал грязью моего брата. Что можно сделать?
— Скажите, то, что вылито на Давида Иосифовича, — правда или неправда?
— Герман, дорогой, в этом ли дело? Главное — брошена тень на фамилию. Ты понимаешь?
— Вот скотина! — Резник возмутился со всей искренностью. — Я бы предпочел, чтобы умер не Зайденшнер, а этот полковник.
— Я тоже, но полковник пока жив. Подумай, что надо сделать по юридической линии для восстановления справедливости.
Когда юрист ушел, Бергман долго молчал. Потом спросил:
— А по практической линии что-то можно сделать?
— Трудно, не трудно, но, если надо, сделаем, шеф.
***
Снайпера называли Парикмахер. Невысокий некрасивый мужчина с невыразительным взглядом и серым неприметным лицом, он никогда не был биатлонистом, не принимал участия в стрелковых соревнованиях. Велика ли честь продырявить черный кружок на листе бумаги?
Свой опыт стричь и брить людей на расстоянии Парикмахер приобрел в Афганистане и теперь сохранял форму, стреляя мышей на заброшенном стрельбище саперного полка. Он выходил туда утром с винтовкой-мелкашкой, садился на камень и ждал. Полевые мыши то там, то здесь вылезали из норок. Те, которые появлялись в десятке метров от Парикмахера, получали право на жизнь: слишком близко была цель, и стрелять не имело смысла. Он брал на мушку только то, что с трудом схватывал глаз. Щелкал выстрел, и мышке приходил конец.
Выполнял Парикмахер только модельные стрижки по индивидуальным заказам. К каждой он готовился очень серьезно, неторопливо и потому на срочные заявки не соглашался: поспешишь, можешь и сам порезаться.
Военная прокуратура и отдел контрразведки располагались на тихой улочке неподалеку от железнодорожной товарной станции. Трехэтажное здание из красного кирпича изрядно облупилось — на ремонт, хотя бы и косметический, у военных не было денег.
Вдоль фасада с узорными решетками на окнах стоянка машин запрещалась. Вход в здание выглядел так, словно в доме не было ничего серьезного. Два прапорщика-охранника располагались внутри помещения у входа в вестибюль.
Прогулочный дворик для арестованных отделяла от улицы высокая кирпичная стена с колючкой, натянутой поверху. Дворик небольшой, асфальтированный. На прогулки выводили дважды в день. С высоты заключенных прекрасно видно.
После внимательного изучения обстановки Парикмахер выбрал позицию на водонапорной башне. Она располагалась в полосе отвода товарной станции. Башня была построена в первые годы советской власти и предназначалась для заправки паровозов. С уходом локомотивов в историю башню ломать не стали и оставили «на всякий случай». Нижнюю дверь закрыли на висячий «амбарный» замок.
Парикмахеру не составило большого труда с помощью отмычки проникнуть внутрь. Башня стояла возле тупика, забитого старыми товарными вагонами. Они ожидали очереди для мелкого ремонта. На этом участке путей, заросшем бурьяном, люди появлялись редко.
Парикмахер поднимался вверх осторожно. Ступени винтовой лестницы угрожающе скрипели под ногами: ржавое железо уже забыло, когда на него ступали люди. В свете фонарика то и дело возникали космы серой паутины, свисавшей со стен. Пахло прелью и машинным маслом.
Парикмахер взобрался на верхнюю площадку, открыл портфель, достал веник и старательно вымел металлический пол. Пыль он сбрасывал внутрь лестничного пролета. После этого подошел к смотровому окну и отодрал прикрывавшие его доски.
Достал бинокль и внимательно, с дотошностью артиллерийского наблюдателя осмотрел территорию станции и прилегавшую к ней улицу.
Пространство перед зданием прокуратуры и контрразведки, внутренний дворик просматривались с высоты прекрасно.
Парикмахер дождался выхода заключенных на прогулку. Их было трое. Лица людей, приближенные оптикой, оказались вполне узнаваемы.
Увиденное удовлетворило Парикмахера. Он уложил бинокль в портфель, прикрыл амбразуру фанеркой и двинулся вниз, сметая со ступенек лестницы пыль. Оставлять следов не хотелось.
Два дня подряд, не ленясь, продолжал наблюдать. Установил, что полковника Блинова выводят на прогулку в одиночестве и разрешают оставаться во дворике дольше, чем другим.
Перед тем как отправиться в засаду, Парикмахер зашел в кафе на Приморском бульваре. Заказал чашечку кофе с двумя пирожными безе. Пока официантка ходила за заказом, Парикмахер вынул из кармана полиэтиленовый пакет и высыпал в него сигаретные окурки, доверху заполнявшие керамическую пепельницу. Пакет убрал, чтобы унести с собой.
Полчаса спустя Парикмахер был на водонапорной башне. Он не любил перчаток и при работе надевал на пальцы медицинские напальчники.
Перед тем как подняться наверх, он натянул поверх ботинок старые носки.
Блинов вышел во дворик в обычное для прогулок время и на мгновение задержался у двери. Достал из кармана носовой платок, вытер лоб. Огляделся.
Парикмахер закусил нижнюю губу, затаил дыхание и потянул спусковой крючок.
Легкий толчок в плечо. Характерное бульканье воды в смывном бачке…
Пуля вошла Блинову в ложбинку шеи ниже кадыка…
Полковник почувствовал тупой удар в грудь. В горле хрустнуло. Из рваной раны со свистом вырвался воздух, пузырясь кровавой пеной.
Отразившись от позвоночника, пуля ворвалась в грудь, пробила легкое и разорвала коронарную артерию.
Машинально вскинув правую руку к горлу, Блинов опрокинулся навзничь, со стуком ударился затылком о дверь.
Этот глухой удар насторожил дежурного прапорщика Собко, который сопровождал арестованных на прогулку. Он машинально положил руку на кобуру и взглянул через смотровой глазок наружу. В прогулочном дворике никого не было.
Прапорщик толкнул дверь, но что-то мешало её открыть. Тогда он нажал посильнее. Дверь приоткрылась, сдвинув препятствие, и Собко увидел ноги человека, лежавшего на асфальте. И лужу крови…
Собко нажал кнопку сигнала тревоги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— По тем сведениям, которые ко мне поступили, некий полковник Блинов дал показания против Давида Иосифовича.
— Это плохо. — Бергман небрежно бросил авторучку на стол. — Что за говно эти люди!
Он нажал кнопку интерфона.
— Лия Григорьевна, пригласите Резника.
Юрисконсульт банка Герман Резник, массивный седовласый мужчина с громовым голосом народного трибуна, появился мгновенно, словно ждал вызова под дверью. Вошел скользящим шагом, остановился у входа.
— Садись, есть дело.
Резник опустился на стул — в кресла он не садился, поскольку потом не мог встать из-за радикулита. Разложил на коленях электронный ноутбук.
— Слушаю.
— Погибли Зайденшнер и Якунин. Надо подготовить текст нашего соболезнования.
— Сделаю.
— Второе. При допросе в военной прокуратуре некий полковник Блинов перемазал грязью моего брата. Что можно сделать?
— Скажите, то, что вылито на Давида Иосифовича, — правда или неправда?
— Герман, дорогой, в этом ли дело? Главное — брошена тень на фамилию. Ты понимаешь?
— Вот скотина! — Резник возмутился со всей искренностью. — Я бы предпочел, чтобы умер не Зайденшнер, а этот полковник.
— Я тоже, но полковник пока жив. Подумай, что надо сделать по юридической линии для восстановления справедливости.
Когда юрист ушел, Бергман долго молчал. Потом спросил:
— А по практической линии что-то можно сделать?
— Трудно, не трудно, но, если надо, сделаем, шеф.
***
Снайпера называли Парикмахер. Невысокий некрасивый мужчина с невыразительным взглядом и серым неприметным лицом, он никогда не был биатлонистом, не принимал участия в стрелковых соревнованиях. Велика ли честь продырявить черный кружок на листе бумаги?
Свой опыт стричь и брить людей на расстоянии Парикмахер приобрел в Афганистане и теперь сохранял форму, стреляя мышей на заброшенном стрельбище саперного полка. Он выходил туда утром с винтовкой-мелкашкой, садился на камень и ждал. Полевые мыши то там, то здесь вылезали из норок. Те, которые появлялись в десятке метров от Парикмахера, получали право на жизнь: слишком близко была цель, и стрелять не имело смысла. Он брал на мушку только то, что с трудом схватывал глаз. Щелкал выстрел, и мышке приходил конец.
Выполнял Парикмахер только модельные стрижки по индивидуальным заказам. К каждой он готовился очень серьезно, неторопливо и потому на срочные заявки не соглашался: поспешишь, можешь и сам порезаться.
Военная прокуратура и отдел контрразведки располагались на тихой улочке неподалеку от железнодорожной товарной станции. Трехэтажное здание из красного кирпича изрядно облупилось — на ремонт, хотя бы и косметический, у военных не было денег.
Вдоль фасада с узорными решетками на окнах стоянка машин запрещалась. Вход в здание выглядел так, словно в доме не было ничего серьезного. Два прапорщика-охранника располагались внутри помещения у входа в вестибюль.
Прогулочный дворик для арестованных отделяла от улицы высокая кирпичная стена с колючкой, натянутой поверху. Дворик небольшой, асфальтированный. На прогулки выводили дважды в день. С высоты заключенных прекрасно видно.
После внимательного изучения обстановки Парикмахер выбрал позицию на водонапорной башне. Она располагалась в полосе отвода товарной станции. Башня была построена в первые годы советской власти и предназначалась для заправки паровозов. С уходом локомотивов в историю башню ломать не стали и оставили «на всякий случай». Нижнюю дверь закрыли на висячий «амбарный» замок.
Парикмахеру не составило большого труда с помощью отмычки проникнуть внутрь. Башня стояла возле тупика, забитого старыми товарными вагонами. Они ожидали очереди для мелкого ремонта. На этом участке путей, заросшем бурьяном, люди появлялись редко.
Парикмахер поднимался вверх осторожно. Ступени винтовой лестницы угрожающе скрипели под ногами: ржавое железо уже забыло, когда на него ступали люди. В свете фонарика то и дело возникали космы серой паутины, свисавшей со стен. Пахло прелью и машинным маслом.
Парикмахер взобрался на верхнюю площадку, открыл портфель, достал веник и старательно вымел металлический пол. Пыль он сбрасывал внутрь лестничного пролета. После этого подошел к смотровому окну и отодрал прикрывавшие его доски.
Достал бинокль и внимательно, с дотошностью артиллерийского наблюдателя осмотрел территорию станции и прилегавшую к ней улицу.
Пространство перед зданием прокуратуры и контрразведки, внутренний дворик просматривались с высоты прекрасно.
Парикмахер дождался выхода заключенных на прогулку. Их было трое. Лица людей, приближенные оптикой, оказались вполне узнаваемы.
Увиденное удовлетворило Парикмахера. Он уложил бинокль в портфель, прикрыл амбразуру фанеркой и двинулся вниз, сметая со ступенек лестницы пыль. Оставлять следов не хотелось.
Два дня подряд, не ленясь, продолжал наблюдать. Установил, что полковника Блинова выводят на прогулку в одиночестве и разрешают оставаться во дворике дольше, чем другим.
Перед тем как отправиться в засаду, Парикмахер зашел в кафе на Приморском бульваре. Заказал чашечку кофе с двумя пирожными безе. Пока официантка ходила за заказом, Парикмахер вынул из кармана полиэтиленовый пакет и высыпал в него сигаретные окурки, доверху заполнявшие керамическую пепельницу. Пакет убрал, чтобы унести с собой.
Полчаса спустя Парикмахер был на водонапорной башне. Он не любил перчаток и при работе надевал на пальцы медицинские напальчники.
Перед тем как подняться наверх, он натянул поверх ботинок старые носки.
Блинов вышел во дворик в обычное для прогулок время и на мгновение задержался у двери. Достал из кармана носовой платок, вытер лоб. Огляделся.
Парикмахер закусил нижнюю губу, затаил дыхание и потянул спусковой крючок.
Легкий толчок в плечо. Характерное бульканье воды в смывном бачке…
Пуля вошла Блинову в ложбинку шеи ниже кадыка…
Полковник почувствовал тупой удар в грудь. В горле хрустнуло. Из рваной раны со свистом вырвался воздух, пузырясь кровавой пеной.
Отразившись от позвоночника, пуля ворвалась в грудь, пробила легкое и разорвала коронарную артерию.
Машинально вскинув правую руку к горлу, Блинов опрокинулся навзничь, со стуком ударился затылком о дверь.
Этот глухой удар насторожил дежурного прапорщика Собко, который сопровождал арестованных на прогулку. Он машинально положил руку на кобуру и взглянул через смотровой глазок наружу. В прогулочном дворике никого не было.
Прапорщик толкнул дверь, но что-то мешало её открыть. Тогда он нажал посильнее. Дверь приоткрылась, сдвинув препятствие, и Собко увидел ноги человека, лежавшего на асфальте. И лужу крови…
Собко нажал кнопку сигнала тревоги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78