В такое время только и сидеть в номере гостиницы, отдыхая у кондиционера, но дело есть дело, и ехать в такую даль на такую жару не стоило, если бы поездка не сулила больших барышей.
Чена Зяма увидел издалека. Приветственно вскинул руку.
— Коннитива, сансей! Здравствуйте, уважаемый господин!
С китайцем Зяма общался на классическом японском, который оба знали в разной степени совершенства. Чен Дусин послабее, Зяма — значительно лучше — в свое время с отличием окончив военный институт иностранных языков, он в совершенстве овладел японским и говорил на нем с четкими интонациями коренного токийца. «Твой, — делился с ним по-русски один из знакомых японцев, — сиди другой комната и говори, моя подумай — ты японса». Выше оценку вряд ли возможно получить от самых строгих экзаменаторов.
Как ни странно, английский давался Зяме хуже. На первом курсе он прославился тем, что, переводя учебный текст, слова «паблик билдинг» — общественное здание — перевел как «публичный дом». А на протяжении целого семестра в слове «импотент» — важный — делал ударение не на втором, а на третьем слоге, приводя в восторг милейшую Анну Яковлевну, ставившую курсантам произношение. «Ой, — всякий раз восклицала она, — не рано ли вам, товарищ курсант, знать такое слово?!»
Настоящий интерес к языку возникает в момент, когда начинаешь понимать его внутреннюю музыку и гармонию. Зяму в японском пленило обилие вежливых слов и выражений. Даже обычное «спасибо» в японском имело несколько разных форм. По-разному граждане страны Восходящего солнца благодарят за проявленное внимание, за подарок, за труд, за угощение… Казалось, в перенаселенных городах, где люди по улицам вынуждены двигаться плотной толпой, язык обеспечивал возможность вежливо извиняться за причиненные неудобства и беспокойство.
Поначалу трудно было понять и казалось смешным, как в разговоре можно обходиться без некоторых звуков. Например, звук «л» японцы в иностранных словах заменяют на «р»; «ч» — на «т». Так, фраза «Любимая Ляля» прозвучит в японском произношении как «Рюбимая Ряря», а город Чита неминуемо превращается в Титу.
Окунувшись в стихию японского разговорного языка, Зяма стал находить в нем массу интересного. Особенно восхищало, как ловко удается жителям страны Восходящего солнца приспосабливать для удобного произношения названия чужих городов, иностранных блюд, приборов, техники, чужеземных имен. Город Владивосток в устах японца становится Урадзиосутоком, Хабаровск — Хабарофусуком, Турий Рог — Турирогом. Бифштекс именуется бифутеки, водка — уоцуку, коньяк — конняку. Радиолокационная антенна называется рэда-антенна…
Известно, что успех в учении приходит к тем, кого природа наделила либо светлой головой, либо чугунной задницей. Зяма поражал всех чудовищной усидчивостью и к последнему курсу уже обошел все светлые головы, которые чаще всего чугунными задами бывают не обременены.
После окончания института Зяма надеялся попасть в кадры военной разведки, но его не взяли.
Некий полковник Иванов (во всяком случае, он так представился) беседовал с кандидатом более часа. Зяма бойко отвечал на заковыристые вопросы, блистал памятью и эрудицией, куда большей, чем у самого ловкого артиста телешоу «Что? Где? Когда?». Полковник улыбался, кивал, и все шло отлично.
Они расстались, довольные друг другом. Полковник крепко пожал Зяме руку и обнадежил: «Наше решение вам сообщат».
Когда Зяма вышел, полковник на карточке-»объективке», заполнявшейся на каждого претендента, написал одно слово. Оно не укладывалось в рамки норм казенного делопроизводства, тем не менее с исчерпывающей полнотой определило сущность Зямы: «Хитрожопый».
Сообщить Зяме свое решение кадровики разведывательного управления почему-то забыли, и вопрос отпал сам собой.
Зяма переживал неудачу, но его дядя — Корнелий Бергман, президент крупного банка, успокоил племянника.
— Зямочка, в политику не лезь. Заруби это себе на носу. Он у тебя не маленький, и зарубку ты будешь видеть постоянно…
— Почему не лезть? Надо уметь играть во всех зонах.
— Зяма, заткнись. Жизнь далеко не волейбол. И уж кем-кем, а стать шпионом тебе нужно как зайцу триппер. Другое дело, если у тебя будут деньги, то ты и в говне всегда останешься красивым. Во всяком случае, тебе об этом станут говорить окружающие. Политика — иное. Войдешь в белоснежных перышках, а при любом исходе уйдешь в говне. Политика не для белых лебедей.
— Ха! — Зяма развеселился. — Это намек на нечто современное?
— Нет, майне либер, это истина. Поэт Михаил Дудин много лет назад написал четверостишие. Совет тем, кто лезет не в ту компанию, в какую надо. Я этот совет запомнил: «Переход из лебедей в категорию блядей не сулит приятного, потому что из блядей в стаю белых лебедей нет пути обратного…»
Зяма принял совет дяди и успокоился.
Впервые он прибыл в Японию по приглашению судоходной компании «Осака сёсэн кайся» в качестве переводчика. Работник фирмы, подбиравший штат, высоко оценил знания Зямы.
На островах Зяму встретили приветливо. Предложили на выбор гостиницу европейского или традиционно японского типа. Зяма выбрал последнее.
Его поселили в домике с раздвижными стенами, с большим ухоженным садом и бассейном.
Помимо официальной работы в фирме, Зяма стал преподавать русский на коммерческих курсах. Там он познакомился с японской журналисткой Сашико, решившей освоить язык Пушкина и Чехова. Ей нравилась русская литература, музыка, живопись. Она хотела читать книги в оригинале.
Сашико первая на курсе выучила строки «Сижу за решеткой в темнице сырой». Она с очаровательной улыбкой произносила:
— Вскормренный на воре орер мородой…
Вскоре Зяма и Сашико сблизились. Это произошло удивительно просто.
Уже после второго занятия Сашико подошла к нему, легкая, сияющая.
— Сяма-сансей, вам не одиноко в этом городе?
Вопрос прозвучал искренне и заинтересованно.
Зяма посмотрел в глаза Сашико, лучившиеся улыбкой.
— Пока не знаю. У меня не было времени в этом разобраться. Работа утром, работа вечером… — и тут же, следуя генетически заложенной привычке, спросил: — А что?
— Извините, сансей, я думала, что могу быть для вас полезной. — Сашико придерживалась правил вежливости. — Мне показалось, вам может быть интересно в свободное время познакомиться с нашим городом.
Так уж устроен мужчина, что в каждом слове женщины угадывает намеки определенного рода. Сразу их уловил и Зяма. Будь он жеребчиком, непременно ковырнул бы землю копытом правой передней ноги, но человеку приходится выражать настроение иначе. Потому только ноздри его раздулись, глаза блеснули.
— Со нан дэс, Сашико-сан. Это так, Сашико. Я думаю, с вашим предложением мне удивительно повезло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Чена Зяма увидел издалека. Приветственно вскинул руку.
— Коннитива, сансей! Здравствуйте, уважаемый господин!
С китайцем Зяма общался на классическом японском, который оба знали в разной степени совершенства. Чен Дусин послабее, Зяма — значительно лучше — в свое время с отличием окончив военный институт иностранных языков, он в совершенстве овладел японским и говорил на нем с четкими интонациями коренного токийца. «Твой, — делился с ним по-русски один из знакомых японцев, — сиди другой комната и говори, моя подумай — ты японса». Выше оценку вряд ли возможно получить от самых строгих экзаменаторов.
Как ни странно, английский давался Зяме хуже. На первом курсе он прославился тем, что, переводя учебный текст, слова «паблик билдинг» — общественное здание — перевел как «публичный дом». А на протяжении целого семестра в слове «импотент» — важный — делал ударение не на втором, а на третьем слоге, приводя в восторг милейшую Анну Яковлевну, ставившую курсантам произношение. «Ой, — всякий раз восклицала она, — не рано ли вам, товарищ курсант, знать такое слово?!»
Настоящий интерес к языку возникает в момент, когда начинаешь понимать его внутреннюю музыку и гармонию. Зяму в японском пленило обилие вежливых слов и выражений. Даже обычное «спасибо» в японском имело несколько разных форм. По-разному граждане страны Восходящего солнца благодарят за проявленное внимание, за подарок, за труд, за угощение… Казалось, в перенаселенных городах, где люди по улицам вынуждены двигаться плотной толпой, язык обеспечивал возможность вежливо извиняться за причиненные неудобства и беспокойство.
Поначалу трудно было понять и казалось смешным, как в разговоре можно обходиться без некоторых звуков. Например, звук «л» японцы в иностранных словах заменяют на «р»; «ч» — на «т». Так, фраза «Любимая Ляля» прозвучит в японском произношении как «Рюбимая Ряря», а город Чита неминуемо превращается в Титу.
Окунувшись в стихию японского разговорного языка, Зяма стал находить в нем массу интересного. Особенно восхищало, как ловко удается жителям страны Восходящего солнца приспосабливать для удобного произношения названия чужих городов, иностранных блюд, приборов, техники, чужеземных имен. Город Владивосток в устах японца становится Урадзиосутоком, Хабаровск — Хабарофусуком, Турий Рог — Турирогом. Бифштекс именуется бифутеки, водка — уоцуку, коньяк — конняку. Радиолокационная антенна называется рэда-антенна…
Известно, что успех в учении приходит к тем, кого природа наделила либо светлой головой, либо чугунной задницей. Зяма поражал всех чудовищной усидчивостью и к последнему курсу уже обошел все светлые головы, которые чаще всего чугунными задами бывают не обременены.
После окончания института Зяма надеялся попасть в кадры военной разведки, но его не взяли.
Некий полковник Иванов (во всяком случае, он так представился) беседовал с кандидатом более часа. Зяма бойко отвечал на заковыристые вопросы, блистал памятью и эрудицией, куда большей, чем у самого ловкого артиста телешоу «Что? Где? Когда?». Полковник улыбался, кивал, и все шло отлично.
Они расстались, довольные друг другом. Полковник крепко пожал Зяме руку и обнадежил: «Наше решение вам сообщат».
Когда Зяма вышел, полковник на карточке-»объективке», заполнявшейся на каждого претендента, написал одно слово. Оно не укладывалось в рамки норм казенного делопроизводства, тем не менее с исчерпывающей полнотой определило сущность Зямы: «Хитрожопый».
Сообщить Зяме свое решение кадровики разведывательного управления почему-то забыли, и вопрос отпал сам собой.
Зяма переживал неудачу, но его дядя — Корнелий Бергман, президент крупного банка, успокоил племянника.
— Зямочка, в политику не лезь. Заруби это себе на носу. Он у тебя не маленький, и зарубку ты будешь видеть постоянно…
— Почему не лезть? Надо уметь играть во всех зонах.
— Зяма, заткнись. Жизнь далеко не волейбол. И уж кем-кем, а стать шпионом тебе нужно как зайцу триппер. Другое дело, если у тебя будут деньги, то ты и в говне всегда останешься красивым. Во всяком случае, тебе об этом станут говорить окружающие. Политика — иное. Войдешь в белоснежных перышках, а при любом исходе уйдешь в говне. Политика не для белых лебедей.
— Ха! — Зяма развеселился. — Это намек на нечто современное?
— Нет, майне либер, это истина. Поэт Михаил Дудин много лет назад написал четверостишие. Совет тем, кто лезет не в ту компанию, в какую надо. Я этот совет запомнил: «Переход из лебедей в категорию блядей не сулит приятного, потому что из блядей в стаю белых лебедей нет пути обратного…»
Зяма принял совет дяди и успокоился.
Впервые он прибыл в Японию по приглашению судоходной компании «Осака сёсэн кайся» в качестве переводчика. Работник фирмы, подбиравший штат, высоко оценил знания Зямы.
На островах Зяму встретили приветливо. Предложили на выбор гостиницу европейского или традиционно японского типа. Зяма выбрал последнее.
Его поселили в домике с раздвижными стенами, с большим ухоженным садом и бассейном.
Помимо официальной работы в фирме, Зяма стал преподавать русский на коммерческих курсах. Там он познакомился с японской журналисткой Сашико, решившей освоить язык Пушкина и Чехова. Ей нравилась русская литература, музыка, живопись. Она хотела читать книги в оригинале.
Сашико первая на курсе выучила строки «Сижу за решеткой в темнице сырой». Она с очаровательной улыбкой произносила:
— Вскормренный на воре орер мородой…
Вскоре Зяма и Сашико сблизились. Это произошло удивительно просто.
Уже после второго занятия Сашико подошла к нему, легкая, сияющая.
— Сяма-сансей, вам не одиноко в этом городе?
Вопрос прозвучал искренне и заинтересованно.
Зяма посмотрел в глаза Сашико, лучившиеся улыбкой.
— Пока не знаю. У меня не было времени в этом разобраться. Работа утром, работа вечером… — и тут же, следуя генетически заложенной привычке, спросил: — А что?
— Извините, сансей, я думала, что могу быть для вас полезной. — Сашико придерживалась правил вежливости. — Мне показалось, вам может быть интересно в свободное время познакомиться с нашим городом.
Так уж устроен мужчина, что в каждом слове женщины угадывает намеки определенного рода. Сразу их уловил и Зяма. Будь он жеребчиком, непременно ковырнул бы землю копытом правой передней ноги, но человеку приходится выражать настроение иначе. Потому только ноздри его раздулись, глаза блеснули.
— Со нан дэс, Сашико-сан. Это так, Сашико. Я думаю, с вашим предложением мне удивительно повезло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78