— За этого, — Шамиль показал на труп под ногами. — Такой обычай… Если сам не успел, можно своего «кровника» у других людей выкупить. Понимаешь?
Майор догадался, что лежащий сейчас на камнях человек являлся или главарем банды «похитителей», или одним из тех, кто пытал и убил брата его собеседника:
— Поздравляю. Но… не дороговато ли получилось?
— Честь дороже! — Почти без акцента ответил Шамиль.
Спорить было глупо. В таких вопросах порядочные люди денег не считают — тем более, если они не свои.
— Все. Поехали.
— Подожди, — Виноградов снова присел рядом с трупом.
— Поехали!
— Сейчас, — руки Владимира Александровича начали торопливо обшаривать карманы лежащего. — Сейчас…
— Чего ищешь? Бумажку?
Майор поднял глаза и увидел листок, переправленный когда-то от него «заложникам»-журналистам:
— Отдай.
Шамиль сунул записку обратно за пазуху:
— Нет. Она мне ещё понадобится.
— Тебе? — Пожал плечами, вставая, Владимир Александрович. — Думаешь, таким компроматом можно меня шантажировать?
— Шантажировать? — Удивился собеседник.
— Записке этой всегда найдется тысяча обьяснений.
Но Шамиль уже сообразил, о чем идет речь, и покачал отрицательно бородой:
— Не волнуйся, майор! Просто я хочу показать её тому парню. Еще разок, последний… Понял?
Виноградов посмотрел в лицо собеседнику — туда, где за темными стеклами очков прятался единственный глаз:
— Чего же непонятного… А потом?
— Потом я её разорву. Или пришлю тебе на память, хочешь?
— Куда?
— Домой! — Видимо, такая озорная мысль Шамилю понравилась. — Точно домой прямо, слушай!
Владимир Александрович поморщился — спрашивать, откуда местной контрразведке известен его адрес было наивно и глупо.
— Поехали теперь?
— Поехали. Итак опаздываем, скоро темнеть начнет.

* * *
Следующий вечер застал Виноградова в гостиничном номере, рядом с военным аэропортом.
— Замотался? Смотрю, засыпаешь…
— Есть немного. — Сказывались долгие часы горной дороги, ночная равнина, встреча на блок-посту и ещё несколько десятков километров по своей территории. — — Ладно. Наливай по последней.
— А больше и нет!
В здоровяке, сидящем напротив, трудно было сейчас узнать того самого «прапорщика внутренних войск», который встречал и провожал Владимира Александровича у границы.
Чистенькая полевая форма, два ряда орденских планок над левым карманом, погоны с большими звездами… Чувствовалось, что и в костюме от Валентино он чувствует себя так же естественно и вольготно.
— Давай, Женя! — Поднял стакан Виноградов.
— Будь здоров.
Бутылку на двоих собеседники уже усидели, но водка забирала слабо. Впрочем, задача напиться до неприличия и не ставилась.
— Хорошая штука… — Человек, которого Владимир Александрович назвал Женей, в очередной раз повертел перед носом ТТ и положил пистолет на стол. — Уважаю! Давай меняться?
— Подарок… — Майору вспомнилось прощание с Шамилем — на трассе, уже перед проволочным заграждением, отделявшим республику «в составе России» от самой России.
— Понимаю, — кивнул Женя. — Святое дело.
Но Виноградов уже махнул рукой:
— Забирай! Все равно ведь пришлось бы сдавать.
— Саныч… Спасибо! Сочтемся.
— Ладно, брось. Ерунда.
— Нет, Саныч, — собеседник сгреб со скатерти пистолет. — Я тебе завтра к самолету такую вещь принесу… Такую! Не пожалеешь, честное слово.
— Брось, а? — Взгляд Владимира Александровича упал на остатки прозрачной влаги в стакане:
— Слушай, что там по поводу Гвоздюка? Говоришь, подтвердилось?
— Абсолютно! Гексафортин, лошадиная доза… Тут и здоровое-то сердце никакое не выдержит.
— И что теперь?
— А ничего. Наверху решили шума не поднимать, все работаем по официальной версии.
— Во, бля… политики!
— Не то слово, — согласился Женя.
— Кстати, а здесь московскую программу показывают? — Виноградов сначала посмотрел на циферблат «ориента», потом на убогий гостиничный телевизор.
— Конечно. В общем-то, только её ретранслируют…
Владимир Александрович потянулся и с трудом достал кнопку.
— В сеть надо воткнуть, — напомнил собеседник.
— Точно!
Они ещё продолжали смеяться, когда экран нехотя осветился изнутри. Информационный выпуск уже начался, и голос за кадром вел официальный репортаж:
«…ском зале Кремля Президент России принял представителей средств массовой информации.»
Камера дала крупный план, затем продемонстрировала стайку хорошо одетых мужчин и женщин. После короткого комментария опять показали Ельцина, читающего речь:
«В это непростое для страны время…»
Зрителям дали возможность немного полюбоваться на Президента и выслушать из его уст пару общих тягучих фраз.
А потом снова пошел закадровый комментарий:
«Борис Ельцин вручил ряду журналистов высокие награды за личное мужество, проявленное при выполнении профессионального долга…»
— Вон, гляди! — Впился глазами в экран Владимир Александрович.
— Вижу… Вылез, сволочь.
Алексей Самошин действительно стоял одним из первых, между директором крупнейшей российской телекомпании и какой-то старушкой в черном кружевном платке.
«Медаль ордена „За заслуги перед Отечеством“, которой посмертно награжден оператор Виктор Гвоздюк, получает его мать…»
Старушка вышла вперед и заплакала.
— Сейчас нашего покажут.
Точно. Камера с чувством запечатлела трогательное рукопожатие Бориса Николаевича и улыбающегося счастливца:
«За выдержку и стойкость, которые помогли достойно вынести тяготы и ужасы бандитского беспредела, тележурналисту Алексею Самошину вручаются именные золотые часы от Президента Российской Федерации!»
Крупно: коробочка, белый атлас, циферблат и пластинки браслета. Комментатор чуть не захлебнулся от восторга, но на экране уже показывали следующего героя…
— «Ролекс», наверное. Или «Омега».
Голос сидящего напротив здоровяка вывел Владимира Александровича из оцепенения:
— Что? Прости, не расслышал.
— Думаю, дорогая вещь эти часики.
— Дорогая… Выпить нету больше?
— Сейчас принесу, — подполковник по имени Женя уже поднимал свое крупное, тренированное тело из-за стола.
— Ладно, сиди. Не стоит, — вздохнул Виноградов…
ЭПИЛОГ
Машина плавно сбавила ход и прижалась к поребрику.
— Выходим?
— Да, здесь. — Молодой человек в светлом, почти до пят, плаще оказался на тротуаре раньше Самошина и даже успел помочь журналисту открыть дверь:
— Прошу!
— Спасибо, — «девятка» с неприметным номером сразу исчезла в направлении Артиллерийского музея, и мужчины остались вдвоем на набережной:
— Место красивое. Одно из моих любимых в городе…
Справа была Стрелка Васильевского острова, а за серой и неподвижной рекой таял в дымке Зимний дворец. Бурые от времени бастионы Петропавловки, шпиль, дебаркадер…
Самошин вдохнул прохладный запах Невы и поинтересовался:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29