Над собравшимися сгустилось почти физически, до вибрации ощутимое напряжение. Люди Шамиля, гости и хозяин замерли в ожидании.
— Он напоминает, что речь идет о восьми русских солдатах и одном старшем лейтенанте.
— Да, — кивнул Виноградов. — Но я тоже всего лишь простой офицер. И должен выполнять приказ.
— Ты боишься наказания там, у себя? Когда вернешься?
Владимир Александрович помедлил, ощупывая коленями зажатый под столом дипломат:
— Нет, пожалуй.
— Тогда, почему не хочешь? Девять против двух… А за тех корреспондентов потом ещё дадут денег, раз уж согласились.
— Мне очень жаль.
Помолчали. Неожиданно, что-то сказал старик в чалме:
— Он спрашивает: тебе действительно очень жаль?
— Да. Конечно.
Старик поднялся, вслед за ним встали остальные.
И каждый при этом старался не делать резких движений.
— Они зовут выйти во двор.
— Зачем? — Владимира Александровича прошибло холодным потом — от волос на голове, до ладони, стиснувшей ручку дипломата.
Кто их знает, может, по местным обычаям не принято убивать друг друга прямо в чужом доме? Чтобы хозяина не обидеть.
Шамиль понизил голос:
— Спокойно ты, слушай. Если что…
Он опять не успел закончить — мужчины один за другим прошли через коридор и спустились с крыльца.
Дворик перед калиткой при свете оказался Виноградову ухоженным, под стать дому. Никакого огорода — только «европейский» газон, деревья и увитая зеленью беседка. Прямо на камнях, у самого забора, в кампании бородачей из гвардии расположились двое незнакомых Владимиру Александровичу автоматчиков.
Обстановка здесь казалась куда более мирной, чем в комнате.
При появлении начальства увешанный оружием народ встал и вдоль дорожки образовалось некое подобие строя.
— Дальше что?
— Тихо. Стой.
Послышалась команда, и незнакомцы выволокли на всеобщее обозрение два продолговатых тюка.
— Смотри! — Велено было Виноградову.
Содрали мешковину, и Владимир Александрович увидел, что это не тюки вовсе, а двое мужчин со связанными за спиной руками.
Худые, стрижены почти наголо, с нездоровой кожей и мутными от удушья глазами: очевидно, обоих довольно долго продержали без свежего воздуха. У старшего на подбородке пробилась щетина, второй же — совсем мальчишка, лет восемнадцати.
Русские… Наши.
— Можешь поговорить.
— Зачем? — Сглотнул слюну Владимир Александрович чувствуя, как намертво впились в него взглядами пленные.
— Не хочешь? — Удивился Шамиль.
— Зачем? — Повторил вопрос Виноградов. Костяшки пальцев его побелели от фантастического желания с маху врезать ближайшему из спутников чемоданом в висок.
Тем временем, бородач с орденом спустился по ступеням. Подошел к замершему на коленях мужчине постарше:
— Видишь? Офицер! Иди сюда… — Это прозвучало по-русски, почти без акцента.
Виноградов подчинился.
— Здравствуй, брат. — Разговаривать сверху вниз со связанным человеком было неловко и стыдно, поэтому он присел.
— Здравствуйте.
— Малинин? Старший лейтенант? — Припомнил Владимир Александрович первую строку списка.
— Так точно, — голос у офицера оказался чуть хрипловатым. — Командир разведроты.
— Про тебя знают наши?
— Знают. Вроде бы…
— А почему до сих пор не выкупили?
Вопрос был идиотский, но пленный этого не заметил:
— Некому… Родных нет, а остальным плевать.
— Давно у них?
— С первой зимы.
Виноградов не знал, о чем ещё спрашивать. Поэтому он тронул собеседника за плечо и встал:
— Держись! Что-нибудь придумаем.
В это же время бородач нагнулся над вторым пленным и пятерней ухватил его за ухо:
— А твой как фамилия?
Нижняя губа мальчишки задрожала:
— Левченко…
— Домой хочешь? Скажи!
— Хочу.
— Вон, ему скажи… громко!
— Хочу! — Закричал от боли и страха солдат.
Бородач обернулся к Виноградову:
— Слышал?
Потом отпустил покрасневшее ухо и почти ласково выдохнул:
— А вот он не хочет, чтобы ты домой поехал, к маме… Попроси?
Мальчишка поднял на Владимира Александровича мокрое, неживое лицо:
— Пожалуйста… Пожалуйста.
Не зная, куда отвести взгляд, Виноградов посмотрел на крыльцо. Хозяин дома, Шамиль, охрана — все стояли молча, не шевелясь. И только старик в зеленой чалме покачивал головой.
— Ну? Что скажешь?
— Зря вы это все. Зря! Я сделаю все возможное, чтобы ускорить… чтобы привлечь внимание… Но сейчас — не могу.
— Не можешь?
— Мне очень жаль.
— Очень? — Собеседник положил растопыренную пятерню на макушку солдата. Затем молниеносным движением выхватил из-под куртки пистолет.
Никто не успел среагировать — ни Шамиль, ни его бойцы. Поэтому Владимир Александрович в полной неподвижности вынужден был наблюдать за тем, как ствол описывает дугу и упирается в затылок стоящему на коленях мальчишке:
— Смотри! — Хлопнул выстрел, и бледно-розовый фонтанчик обрызгал качнувшегося назад бородача.
Убитый обмяк и уткнулся окровавленным лицом в траву.
Больше выстрелов не последовало, и люди вокруг облегченно зашевелились.
Заговорил хозяин — сердито и возмущенно. Орденоносный командир пожал плечами и что-то ответил, пряча пистолет.
Очевидно, на этот раз все.
Долгих прощаний и проводов не было, но гости во главе со стариком уже направились по дорожке к выходу.
Гвардейцы тоже начали переговариваться нарочито громкими, радостными голосами, похлопывали друг друга по плечам, смеялись.
Шамиль снова замер между Виноградовым и собеседником.
— Эта смерть на тебе, ты понял? — перевел он, показывая на чемоданчик:
— И на этих деньгах.
Владимир Александрович промолчал.
Мимо провели пленного офицера в накинутом на голову мешке.
— Они будут убивать их по одному… Каждую неделю, по пятницам. Снимать на видео — и отдавать в программы новостей, иностранцам. Пока у России не найдется денег, понял?
Шамиль переступил через лежащее на земле тело, и от себя добавил:
— Они это сделают, да…
Пока оттаскивали за калитку труп, Виноградов вместе со всеми стоял во дворе. Потом беспрепятственно прошел в дом, поднялся наверх и в одиночестве сел на кровать.
За окном возник и удалился рев автомобильных двигателей.
Некоторое время Владимир Александрович тупо разглядывал прилипший к ладони чемоданчик — и в конце концов просто закрыл глаза.
Вряд ли Шамиль теперь вернет майору оружие…
Очень хотелось заплакать, но слез не было.
Не было вообще ничего, кроме чужой предсмертной боли.
* * *
Минуты ожидания тянулись долго и тяжело, но к тому времени, когда Владимира Александровича позвали вниз, он уже вполне справился с собой.
Виноградов взял портфель с деньгами и вышел на улицу.
Чтобы спуститься с крыльца, надо было миновать хозяина:
— Э, постой…
Владимир Александрович обернулся. Голос хозяина звучал тревожно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29